В этот день тридцать лет назад, ув. друзья, автору этих взволнованных строк дали в ухо. С тех пор он им почти не слышит. Специально нанятый ув. сверстниками взрослый жлоб явился в школу и поколотил дерзкого 15-летнего юнца.
Данное событие интересно тем, что с точки зрения передового гуманизма оно представляет собой чистое злодейство, буллинг и школьное насилие, подлежащее искоренению.
Однако сама жертва (то есть ув. я), доверь мне кто-нибудь пульт от прошлого и позволь прошлое отредактировать, ни за что не стал бы отменять — и не только это событие, но и вообще ни одного из болезненных эпизодов биографии.
По одной банальной причине: дело не в том, что с нами случается, а в том, какие мы делаем из этого выводы.
Лично я доволен теми выводами, что сделал, и мне нравится результат в виде текущей жизни.
Тенденция на тотальное убережение детей/подростков/юношества от неприятностей по факту не приводит к тому, что они расцветают могуче и разнообразно.
Она чаще приводит к тому, что в ухо жизнь даёт не гибким, амбициозным и легко восстанавливающимся подросткам, а биологически взрослым и накопившим кучу заносчивой хрупкости инфантилам, для которых любая неприятность становится невыносимостью, а всякое испытание на прочность заканчивается сломом.
А жизнь рано или поздно даёт в ухо всем, и не по одному разу.
Разумеется, подростковая жестокость тоже ломает множество людей — но само милосердное время оставляет им куда больше шансов прийти в себя.
Если же запретить школьникам получать в ухо вообще — то мы получим целые миллионы взрослых, неспособных дать сдачи.
Баланс тот же, что между ветрянкой в детстве и ветрянкой в 40: в первом случае вы просто добавите бессонницы родителям на неделю-полторы.
Из второго вы можете выползти инвалидом.
Схожие мысли есть у Фёдора Достоевского:
Жаль, что детям теперь так всё облегчают - не только всякое изучение, всякое приобретение знаний, но даже игру и игрушки. Чуть только ребенок станет лепетать первые слова, и уже тотчас же начинают его облегчать.
Вся педагогика ушла теперь в заботу об облегчении.
Иногда облегчение вовсе не есть развитие, а, даже напротив, есть отупление.
Две-три мысли, два-три впечатления поглубже выжитые в детстве, собственным усилием (а если хотите, так и страданием), проведут ребенка гораздо глубже в жизнь, чем самая облегченная школа, из которой сплошь да рядом выходит ни то ни сё, ни доброе ни злое, даже и в разврате не развратное, и в добродетели не добродетельное.
Прошедший через тюрьму, инсценировку смертной казни, каторгу, ссылку - Фёдор Михайлович знал цену страданию. В те времена не принято было жаловаться на "детские травмы", но судя по некоторым глубоко личным письмам к брату Михаилу, отец у Достоевских суров.
Исследователи отмечают некоторые черты родителя в образе старшего Карамазова, как мы помним, не самого положительного персонажа.
Всё пережитое безусловно повлияло на писателя.
Но не помешало ему стать тем, кем он стал.
Выведем из этого формулу:
Произойти с нами может всё, что угодно - травмы физические и душевные.
Не всегда человек волен выбирать обстоятельства своей жизни.
Но вот выбор нашего отношения к нашему горю - всегда в нашей власти.
Можно носиться со своей пострадатостью, как с писаной торбой.
Но лучше жить дальше, не ощущая себя жертвой.
Так будет правильнее.
--------------------------------------------
"Великая Отечественная Спецоперация"
Автору важна обратная связь, комментарии приветствуются
--------------------------------------------
