— Ты всегда такая гордячка была! — снова упрекала меня мать.
— Мама, прекрати! Сколько можно помогать здоровенному лбу? Ему уже тридцать, трое детей и жена. А ты предлагаешь нам всю жизнь ему как птенцу в клюв закидывать? — раздражение закипало внутри.
Такие разговоры в нашей семье периодически случались. Особенно, когда не стало Насти. Старшая сестра всегда была самой разумной из нас. Как-то так сложилось, что я вышла замуж, Сергей женился, а вот Настя так и осталась одна. Ее не тяготило одиночество. Она была увлечена этой жизнью, легка на подъем, и очень любила меня. Как и я ее.
Трое детей от одной матери – и такие разные. Отца тоже не стало довольно рано – Сережка только родился, Насте исполнилось десять, мне пять. Мама тянула троих мал-мала одна, работала дни и ночи, так как накопления, оставленные отцом, стремительно кончились. Благо, тогда очень помогала свекровь, мать мужа. Именно она сидела с маленьким Сергеем, чтобы мама смогла выйти на работу.
Поскольку Настя была старшей, то за старшую она оставалась в нашем доме, когда мамы не было. Бабушка занималась только Сергеем, а Настя всегда умела обставить игру со мной так, что я полы научилась мыть, и посуду, и даже печь нехитрые блинчики на скорую руку. Была в моей сестре какая-то особенная женская и житейская мудрость и ответственность.
За меня она стояла горой, а я обожала ее в детстве, считая идеальной. Обожание прошло с годами, как и идеализация, а вот любовь и доверие остались между нами навсегда. Даже когда я вышла замуж, мы как минимум раз в неделю встречались, чтобы провести время вместе.
Моему мужу Олегу спокойная рассудительная Анастасия всегда нравилась. Сестра не спешила лезть в наши ссоры, но всегда призывала меня подумать и все хорошенько взвесить. Мы с Олегом пережили немало сложных моментов, но именно Настя во многом своим разумным и вовремя сказанным словом спасала наш брак.
А вот с Сергеем все было иначе. Младший брат стал для мамы светом в окошке. Он был похож на отца, которого мама очень любила. Светловолосый, голубоглазый, умеющий приластиться, как котенок, когда ему что-то требовалось. Когда жизнь немного выровнялась, и мама смогла уделять время семье, то всю свою любовь и внимание она обрушила именно на младшего сына. Мы с сестрой оказались словно бы по другую сторону баррикад от ее души, потрясенной потерей папы.
Брата никогда не ругали, хотя рос он тем еще проказником. Бабушка, в силу того, что он был младший, тоже больше всего привязалась именно к Сережке. Потом мама устроилась на хорошую должность, в доме появились деньги.
Для брата были лучшие игрушки, лучшие вещи, мороженное ему покупали первому, а нас с Настей могли и вовсе оставить без сладостей. В доме всегда и всеми подчеркивалась важность именно Сережи. Мы у мамы были помощницы, «подай-принеси» и «не мешай!», а Сережа был мамина радость. Ее подруги приходили в наш дом с пустыми руками для нас с сестрой и непременным гостинцем для Сережи.
Мальчик быстро смекнул, что он тут какой-то совершенно особенный человечек, научился ловко крутить взрослыми, хлопая своими очаровательными голубыми глазищами, а нам с сестрой частенько строил пакости. Если он дергал Настю за косы, которые были у нее очень красивыми, пушистыми, темно-каштановыми, защитить сестру было некому. Правда, пока он был совсем малыш, у сестры и в голову не пришло бы его пожурить. Но с возрастом характер избалованного брата становился все хуже.
Маме и нам он все чаще грубил, подростком даже несколько раз убегал из дома. Мы с Настей особых хлопот матери не доставляли. Наоборот, именно благодаря старшей дочери я рано поняла, как тяжело маме одной, и что мы единственная помощь и опора для нее в этом огромном негостеприимном мире. Сергею же он представлялся радужным, в нем росли на деревьях конфеты, а новые джинсы появлялись под новогодней елкой, конечно, по волшебству.
В школе брат особо учиться не хотел. Его тянуло бегать по улицам с чумазыми мальчишками, поджигать кучки тополиного пуха летом, весело хохоча, а потом играть в компьютерные игры, с которыми тщетно пыталась сражаться мама. Мы с Настей учились хорошо. Старшая сестра была лотковой, все быстро схватывала, и терпеливо по вечерам помогала выполнять домашнее задание и мне.
Без единого репетитора, она закончила школу с золотой медалью, а я всего с тремя четверками. Сестра поступила в ВУЗ, на математика, и вся ее дальнейшая жизнь была связана с наукой и преподаванием – научные статьи, диссертация, лекции у студентов, международные конференции. У меня жизнь сложилась куда более прозаично. Я встретила Олега сразу после окончания университета, влюбилась и вышла замуж. Детей мы так и не завели – не срослось. Брать чужих и растить как своих Олег не хотел, и я поняла и приняла его решение.
А вот Сережа, когда вырос, прям-таки ворвался в семейную жизнь в свои двадцать пять, и даром времени не терял – за пятилетку наделав со своей супругой Олесей троих ребятишек. Мама была счастлива внукам. От нас непутевых, не дождалась, так хоть сынок любимый осчастливил. Правда, за помощью родительница по-прежнему ходила именно к нам с Настей, ведь брату-то при такой ораве самому требовалась постоянная поддержка – с детьми посидеть, денег дать, с садика забрать малых.
Мы с братом особенно во взрослом возрасте с Настей сближаться не спешили. Заносчивый, вечно горящий какими-то сомнительными мечтами о приваловских миллионах, Сергей был нам с сестрой совсем чужим. Маму это огорчало.
— Надо поехать к Сергею с Олесей.
— Мам, у Насти поездка в Европу с докладом, а мы с Олегом на море запланировали. В другой раз.
— Вот всегда у вас так! Ведь это ваш родной брат, Аня! Нужно быть ближе. Нужно помогать ему с детьми.
Детей мама вечно поднимала как щит во всем, что касалось Сергея. Из-за них надо перевести ему три тысячи на карту, из-за них надо бросить все и мчаться куда семье требуется, из-за них стоит Сергея привечать и чуть не в ноги ему кланяться. Нам с Настей было это совершенно не интересно. Мы обе считали, что дети тридцатилетнего дяденьки – его забота и его ответственность. У Насти была работа, у меня свой муж, и в наши планы не входило посвятить себя троим маленьким племянникам.
Насти не стало внезапно. Никто не ожидал, что недуг сожжет ее за считанные недели. Потеря сестры была для меня тяжелым ударом. Брат не пришел даже проводить, а мама плакала только для порядка. И ровно до тех пор, пока не узнала, что свою просторную трешку сестра завещала одной мне. Ни брату, ни маме она не оставила ничего. Это был прощальный подарок для меня, которую она любила в этой жизни больше всех прочих людей. Я искренне горевала по Насте, не представляя без нее этого мира.
Номер в сотовом телефоне не раз как-то сам собой всплывал на дисплее телефона, и я нажимала на него, слушая гудки в пустоту. Спохватывалась, что ответа уже никогда не услышу. Не услышу ее тихого мягкого света, не увижу внимательного взгляда темно-шоколадных чуть раскосых глаз. Тоска не отпускала неделями, разрастаясь. Сестра снилась мне по ночам, по утрам немного отпускала. Я спасалась разговорами и прогулками с мужем, работой.
Жили мы с Олегом хорошо, душа в душу. Брат, когда Насти не стало, не постеснялся упрекнуть меня, что это я своими уловками завладела жилплощадью, которая ему куда нужнее. На самом деле, я никогда даже не помышляла о квартире сестры и подумать не могла, что она отпишет ее на меня. Но раз так случилось, то в память о сестре я буду радоваться такому горькому подарку.
Последнее время я чувствовала себя не лучшим образом. По утрам накатывала дурнота, потому что после ухода Насти я не могла толком нормально есть. Ничего не хотелось. Все напоминало о ней, и от этого где-то внутри словно была не заполняемая никем и ничем пустота. С мамой встречаться не хотелось, с братом тем более. Единственным утешением стал Олег и вещи сестры, которые я почти каждый день разбирала, раздумывая, что с ними делать.
Мама последнее время звонила мне часто под предлогом заботы. Ее дежурные вопросы утомляли, вызывали желание не отвечать на звонки. Как-то она пришла ко мне, когда Олег еще был на работе.
— Ну что, дочь, как ты?
— Пусто, мама. Насти нет и мне очень горько.
— Это пройдет. Я хотела с тобой поговорить о Настиной квартире.
— А что о ней говорить? Она теперь моя, вот и все. Так пожелала Настя.
— Ты должна отдать свою квартиру младшему брату — Сказала мне мама
— С чего это я должна? Он сам детей наделал, пусть растит. Это моя забота, что они от зарплаты до зарплаты на съемной живут? О чем думали?
— Дочь, если не послушаешься меня, добра не жди. Это вы с Настей пустоцветы, а там дети, мои внуки. Отвернуть от тебя, буду только сыновьими ребятами жить.
— Мама, ты никогда к нам с сестрой и не поворачивалась, ты уж прости! Ты готова весь белый свет своему Сереже отдать. Поступай как знаешь. Настину волю я не нарушу, брату ничего не дам. Все!
Мать ушла, демонстративно хлопнув дверью. Больше она не звонила и не писала. А у меня почему-то даже обиды на нее не было – ожидала я от нее этого требования, хоть и не хотела верить, что мать его решится высказать. Все, наверное, к лучшему. Буду жить с Олегом, а мама пусть любимого сыночка лелеет и его детей.
После я узнала от общей знакомой, что мама отписала свою квартиру на брата. Это было опрометчиво, и я не ждала от Сергея ничего хорошего – с него станется начать родительницу на улицу выселять. Брат всегда полагал, что все ему должны, даже когда он зажил своей семьей и завел собственных детей. Но вот это потребительство в нем так и осталось навсегда.
А потом, спустя столько лет, мы узнали с Олегом, что у нас будет ребенок. Устав маяться дурнотой по утрам, я, сама себе не веря купила тест на беременность. Сидела, стараясь дышать ровно, глядя, как проявляются все ярче две заветные полоски, которые навсегда изменят нашу с мужем жизнь. Поскольку мама не брала трубку, то извещать ее о рождении внука или внучки я не стала.
Мы готовились к радостному событию, обустраивали детскую, покупали малышу вещи. Олег стал нежным и втройне заботливым, хотя я итак всегда знала, что с мужем мне безмерно повезло. Маришка родилась точно в срок, и была копией своей тети. Это стало ясно к году, когда волосы у нее стали точь в точь как у Насти – каштановые, пушистые, мягкие. Те же темные, чуть раскосые глаза, те же ямочки на щеках.
Судьба словно отразила для меня самого любимого потерянного человека в другом самом любимом обретенном человеке. Муж в дочке души не чаял. Мама так и не выходила на связь, но через общую знакомую я знала, что брат тремя детьми и женой, ждущей уже четвертого, перебрались в мамину двушку.
Мы же с Олегом были заняты своей жизнью, своим ребенком. Маришка росла смышлёной, шустрой, напоминающей мне старшую сестру мою. Но главное, именно дочь заполнила во мне эту пустоту от потери. Меня совершенно не смущало, что лет мне уже под сорок, а ребенок совсем мал. Мужа моего тоже это не смущало. Дети – счастье в любом возрасте. Особенно первые и такие долгожданные.
Квартира Насти так и осталась за мной. Когда Маришка подрастет, она достанется ей. Нам с мужем хватит и того, что у нас есть – просторной двухкомнатной на четвертом этаже. Чтобы квартира сестры не простаивала даром, сдали ее хорошим знакомым.
Это была значительная помощь семейному бюджету, особенно пока я сидела с дочкой в декретном отпуске. Квартиру сестры содержали в чистоте и порядке, так что душа моя была спокойна. Настя до сих пор иногда мне снилась, но сны эти теперь были легкие и светлые, полные радостных воспоминаний, теплых разговоров, после которых хотелось улыбнуться.
Еще через некоторое время я узнала, что мама перебралась на съемную квартиру, а ее занял брат со своим еще пополнившимся мальчишкой семейством. Все, как и я ожидала, хоть мать и было жаль. Осознала ли она, кого воспитала? Судя по тому, что до сих пор ни разу не написала и не позвонила мне, нет. Так и осталась ослепленной любовью к сыну, который привык жить для себя единственного. Бывает так, к сожалению. Надеюсь, моя дочь вырастет не такой, и мы всегда будем с ней близки также, как были когда-то с Настей.
