Иван осмотрел кабинет: не забыл ли что-нибудь важное. Вроде бы, всё забрал: спасибо этому сумасшедшему дому, пойдём к другому. Несколько лет он проработал заведующим кардиологическим отделением, на кого-то злился, на что-то надеялся… А теперь ему предстояло покорить новую вершину. Иван был уверен: когда-нибудь он сможет изменить лечебную систему так, чтобы она повернулась лицом к пациенту. И вместе бюрократического оскала показала красивую, аккуратную улыбку.
— Значит, так мы уходим, — услышал он за спиной знакомый голос. — Так мы прощаемся, да? Ну, я ведь не пациент, со мной необязательно вести себя по-человечески и проявлять гуманизм.
Иван обернулся. На пороге стояла Вика: самая талантливая медсестра отделения, а по совместительству — его фаворитка. Невероятно красивая девушка: фигурка точёная, личико очаровательное, но язычок — острый. Последние два года они только и делали вид, что не встречаются и не любят друг друга. Слухи об их отношениях циркулировали в больнице, но молодые и счастливые их опровергали.
— А мы и не прощаемся, — улыбнулся Иван. — Я разве на другую планету переезжаю? Буду от тебя в какой-то сотне километров… Да мы будем видеться, знаешь, как часто? Раз в месяц, не реже.
Вика хохотнула, чтобы выдать очередную колкость — но вдруг заплакала. Кардиолог внутренне был готов к любым претензиям, к ревности, крикам. Но только не к слезам. Это женское оружие моментально заставляло его объявить о капитуляции. Вот и сейчас он, изначально готовый к выяснению отношений, вдруг размяк - моментально. И начал думать, как успокоить фаворитку, а заодно — объяснить ей, что окончательное расставание не входит в его планы.
— Вика, ну перестань, — сказал он. — Я по-английски хотел уйти, не прощаясь.
— Дурак ты, Ванька! — ответила девушка. — Без пяти минут кандидат наук, а дурак! По-английски чтобы уйти, это нужно англичанином быть. А ты, мой космополит, можешь уйти только по-дурацки!
Вике недавно стукнуло двадцать пять лет, и все медсёстры, с которыми она начинала работу после колледжа, либо отправились учиться на врачей, либо выскочили замуж и ушли в декрет. Но кто им доставался? Водители, рабочие, в крайнем случае — менеджеры. Вика же хотела принца. В распоряжении оказался лишь Иван, который больше напоминал короля в изгнании. Вечного скитальца, которому взойти на трон мешают происки недоброжелателей.
— Вика, ну перестань, — снова повторил кардиолог. — Мы с тобой не прощаемся. Я верю в отношения на расстоянии.
— Правда? — спросила девушка. — А я вот — не верю. Знаешь, сколько у меня было предложений?
— Замуж? — удивился Иван. — Мы же вроде встречались.
— Дурак ты, Ванька! — прокричала медсестра. — Предложений по работе. Куда меня только не звали. И старшей медсестрой, и в частную клинику. Я только из-за тебя тут держалась. Всё жду, когда ты меня осчастливишь, горемычную…
С высоты своего жизненного опыта Иван должен был признать её правоту. Ему давно пора остепениться, завести семью, детей… Свои отношения им удавалось скрывать даже от закадычного друга Гришки. Тот, к слову, не сильно расстроился из-за ухода товарища. Ведь не куда-то там идёт, а на повышение!
— Прости, Вика, — выдохнул Иван. — Наверно, я просто не готов. Просто ещё не готов — и всё.
— К чему?
— Ну, к семье… — ответил кардиолог. — Вот заболеет у меня ребёнок, а я знаешь, какой мнительный? Сразу консилиум созову. Будем обсуждать всем составом сопли или, прости господи, расстройство желудка…
— Глупый, глупый Ванечка, — сказала Вика, но уже спокойным голосом. Она взяла своего мужчину за руку. — Нам просто надо попытаться всё сделать, как у людей.
— Это как? — спросил Иван. — Я просил наши отношения не афишировать, чтобы тебя тут не задушили. Знаешь, как трудно мужу и жене в одном коллективе?
— Уж это я бы как-то пережила! — с вызовом ответила Вика. — Или ты не видел, какая я сильная? Я про другое. Познакомил бы меня с родителями, сняли бы вместе квартиру… А то, знаешь ли, в общежитии — так себе романтические встречи. Неужели тебе так жалко денег на меня?
Ивану стало неловко. Даже занимая солидную должность, он продолжал жить в общаге, как лаборант. Разве что комнату дали отдельную, но в ней врач не сделал ровным счётом ничего, чтобы навести уют. Даже штору на окно не повесил. Вика жила этажом выше, и ей приходилось осваивать чудеса шпионской науки, чтобы никто не увидел их встречи.
Да и романтики он никакой ей не обеспечил. Цветы если и дарил, то раз в год, не чаще. На море не свозил. Правда, всегда помогал финансами, но деньги – это всего лишь бумажки. А не ощущения. Для него стало открытием, что у его Вики, которой он беззастенчиво пользовался последние два года, тоже есть душа. И он, кажется, в эту душу плюнул.
— С родителями познакомить, — вздохнул Иван, пытаясь перевести тему разговора и отогнать от себя неприятные чувства. — Увы, это невозможно. Мои родители, знаешь ли — того.
И кардиолог сделал туманный жест, который при желании можно было истолковать двояко. То ли отсутствуют в принципе, то ли улетели на другую планету. Иван был готов поддержать любую версию, лишь бы не говорить правду.
— Но у тебя ведь есть родители! — в нетерпении прокричала Вика. — Я объективку видела! И живут они в том же городе, куда ты на работу уезжаешь. Ты думаешь, я в такие случайности поверю?
— Ты мои документы смотрела? — спросил кардиолог.
— Разумеется! — ответила медсестра. — Надо же мне знать, вдруг ты разведённый, вдруг алименты платишь.
— Ох, ладно тебе… Ты пойми. Мои родители, это… Как тебе так сказать деликатнее? В общем, ты будешь не в восторге.
— У тебя там что, женщина? — злобно прошипела Вика. — Может, ждёт тебя там твоя любовь — настоящая? А я тут — всего лишь подменная бригада, для острой нужды?
— Нет-нет, что ты… — сказал врач. — Вика, я понимаю, как выгляжу со стороны. И что веду себя, как последняя свинья, понимаю. Но мы ведь с тобой взрослые люди. Неужели мы не можем…
— Ванечка, прекрати, — перебила его медсестра в нетерпении. — Верю я тебе, верю, но давай договоримся. Если ты уходишь — то насовсем. И не звони мне, и не пиши, и не проси ни о чём. Никогда больше тебе ничего не подарю, ни одной клеточки своего тела. И клянусь, выйду за первого встречного тракториста или комбайнёра. Кто позовёт.
Иван вздохнул. С Викой ему действительно было хорошо. Она не только знала себе цену, но и обладала ею. А он… Он относился к ней неправильно, свысока. Пользовался её любовью, как будто изюм из булки доставал. Всё, что вкусно — в рот, а остальное — на пол. Так нельзя, но почему нельзя было подумать об этом раньше?
— Вика… — попросил он. — Дай мне неделю. Давай так? Вот пройдёт неделя, и всё встанет на свои места. Или я тебе сделаю предложение, или разойдёмся — как в море корабли. Идёт?
Девушка замолчала, думая, что ответить. На её лице была целая гамма чувств. Должно быть, она пыталась понять, зачем тратит время на этого хорошего, но нерешительного человека. Значит, пока идёт операция и счёт — на секунды, он может быстро принять правильное решение. А если вопрос – в личной жизни, тут ему нужны недели, месяцы, годы. Ответ нерешительному воздыхателю сам сформировался в её устах:
— Знаешь что, Иван Фёдорович…
Полёт в фонтан оказался неприятным, однако подействовал отрезвляюще. Холодный осенний воздух бодрил. Фёдор подумал, что действительно вёл себя неподобающим образом. Но эта мысль в его голове существовала сама по себе, без какого-либо раскаяния и стремления исправиться. Всё уже и так сделано, так чего переживать?
— Спасибо, — сказал он Паше, который подошёл к бомжу. — Действительно, мой гардеробчик давно пора было простирнуть…
— Если ты ещё раз подойдёшь к моей девушке, слышишь? — пригрозил парень. — Я тебя… Я тебя…
— Пойдём, Паша, ты чего, — к нему подбежала Настя. — Фёдор, мне так неловко…
— Ничего-ничего, я заслужил, — улыбнулся художник. Он снова хотел сделать предложение поработать у него натурщицей, но передумал, глядя на юного конкурента. — Очень, очень рад знакомству! Молодые люди, приезжайте в наш город опять!
В кафе воцарился ропот. Второй официант поставил поднос с двумя бутылками вина — и бросился куда-то внутрь, в недра. Наверно, сейчас вызовет Томаса, чтобы Фёдора задержали и доставили в отделение. Но такая перспектива не входила в планы свободного художника. Он подумал, что извлечь выгоду можно из любого положения, даже самого незавидного.
Кроме того, у Фёдора появилась более острая проблема: нужно было срочно высушить одежду, пока не наступила ночь. Конечно, сейчас не так холодно, как в декабре или январе. Но подхватить воспаление лёгких — вполне реально. К счастью, на подобный случай у него уже был план действий. Выбравшись из фонтана, он медленно побрёл в сторону.
И пока внимание всех посетителей было обращено на молодого героя, который отправил его в заплыв, Фёдор проворно украл оставленные официантом две бутылки креплёного вина и спрятал их в пальто. Походкой победителя вышел за пределы кафе, на прощание помахав какой-то женщине за столиком. Отойдя на безопасное расстояние, Фёдор побыстрее, опасаясь не столько разоблачения, сколько замерзания.
План спасения от холодной смерти уже созрел в его голове. Через дорогу от кафе находился парк, который недавно благоустроили. Поставили лавочки, беседки, площадки для детей. А самое главное — мангалы, в которых можно развести огонь, а с его помощью — высушить вещи. Фёдору повезло: кто-то совсем недавно жарил мясо и оставил тёплые угли. Художник набросал хвороста, который насобирал рядом, и принялся раздувать пламя.
В этом было что-то философское, что-то вечное. Правду говорят, что на огонь можно смотреть бесконечно. Когда ветки занялись, он положил к ним пару поленьев, словно оставленных тут для него. Немного согревшись, Фёдор нашёл большой сук, вдавил его в землю и повесил сушиться пальто. Ботинки с носками положил на краю мангала, подальше от пламени. Ноги зарыл в песок, смешанный с пеплом, присел на бревно.
Так он провёл два часа, греясь у пламени и потягивая вино из бутылки. Блаженное тепло распространялось как снаружи, так и изнутри тела. Вскоре все проблемы вновь стали отодвигаться на периферию сознания. А ещё — ему в голову пришла отличная идея. Кто сказал, что ему нельзя в больницу? Когда стемнеет, он заберётся внутрь через окно. Выберет любую палату, ляжет на свободную койку — и скажется больным. Неужели у них там все люди учтены, до единого?
Когда окончательно стемнело, а Фёдор — мертвецки опьянел, он начал свой нелёгкий путь к медицинскому учреждению. Идти мешала не только темнота — её хоть как-то разбавляли уличные фонари, но и родная земля. Она так и норовила подпрыгнуть и ударить его по лицу. Приходилось выставлять руки, чтобы не расквасить нос.
Наконец, показались больничные корпуса. Вольный художник, хотя и не считал себя старым человеком, уже мало подходил для акробатических подвигов. Покорение забора показалось ему восхождением на горную вершину. Ему срочно требовалось открытое окно, чтобы забраться внутрь. Даже второй этаж был непреодолимым препятствием.
Но ему повезло. В пристройке к больнице, прямо возле главного входа, кто-то оставил открытым окно. Как раз там, куда его сегодня отнесли охранник и ещё какой-то персонаж. Именно в этом месте подъём снижался, так что попасть в открытое окно можно было без лишних трудозатрат. Вольный художник ликовал, оказавшись внутри.
В кромешной темноте он ощутил, как сильно пьян. В палате стояла гробовая тишина. Пациенты едва дышали, и Фёдор крался, чтобы не разбудить их. Во тьме он почувствовал кровать — и ощупал её. Маленькая, узкая — на всё экономят эти бюрократы! Одеяла не было, а подушка — маленькая, несуразная. Эта точно не занята.
Фёдор заполз на кроватку, укрылся какой-то простынёй и уснул — мертвецкий сном. Лежать было удобно: мягко, тепло, спокойно. У кровати почему-то оказались мягкие бортики, но опьянённый разум вольного художника не придал этому никакого значения. Приход художника не разбудил никого, хотя шумел он нещадно. Интересно, почему?
Хельга не могла найти себе места от радостной новости: в город возвращается её сын. Да не кем-нибудь, а главврачом местной больницы. Она поверить не могла своему счастью: чтобы у такого непутёвого отца вырос такой замечательный отпрыск! Ванечка визитами не баловал, но звонками — не разочаровывал. Вот и вчера позвонил и так буднично, словно ничего не произошло, сказал: возвращаюсь домой — главврачом.
Что будет писать диссертацию и вообще собирается дотянуться до звёзд. Хельга была на седьмом небе от счастья. Ей бы ещё вернуть домой своего старого дурака, и тогда жизненный путь можно считать успешным. Конечно, она вполне могла бы провести остаток дней и в гордом одиночестве.
Но чувствовала, что теперь воссоединение нужно не ей, а сыну. Ясно, почему Иван на неё злобу затаил. Что не смогла она удержать Фёдора, не захотела мириться с его образом жизни и резкими словами. И хотя художник оставил её уже десять лет как, она всё равно переживала о нём. Беспокоилась. Всё-таки, двоих детей на ноги поставили. Где же его найти, этого недотёпу?
— Ванс, слышишь? — Хельга позвонила человеку, у которого обнаружить Фёдора – проще простого.
— Слышу, чего там, — ответил он. Голос у него был нарочито грубым, но сам Ванс — человек хороший. Правильный.
— Узнал? — спросила женщина.
— А как же, узнал, — сказал собеседник. — Что, с днём рожденья меня звонишь поздравить, подруга? Так был уже, в августе месяце. Но лучше поздно, чем никогда.
— Ох, прости, Вансик, — произнесла Хельга. — Не по этому поводу звоню. Слушай, я тут Фёдора своего ищу… Не видел ты его?
— Как же, видел! — голос Ванса вдруг стал грубее. — Заходил он ко мне, тунеядец, на днях. Всё в любви признавался. Да только слова его, старушка, не стоят воздуха, в который выброшены.
— Я так понимаю, ты его не принял. И словам не поверил.
— Нет! — ответил собеседник. — Слушай, вот я работаю, рук не покладая. Уже глаз ничего не видит, кисть эту еле держу. А он? Спит себе в канавах, пьёт горькую вёдрами — как огурчик! Пять километров ко мне шёл — даже не запыхался.
— Что, хорошо выглядит? — спросила Хельга. Она прекрасно знала ответ на этот вопрос. С таким здоровьем, как у Фёдора, даже уличная жизнь ему не смогла особо навредить.
— Прекрасно! — подтвердил её догадки Ванс. — Ты лучше послушай, мне тут давеча звонил товарищ, из «Моргулиса». Он там отдыхал, на террасе, такое видел!
Хельга на мгновение задумалась, о чём идёт речь? И тут же вспомнила: то самое место, где она ещё совсем юной пробовала свои первые коктейли. Неужели заведение до сих пор пользуется спросом у публики?
— Ах, это кафе? — удивилась женщина. — Ничего себе, работают до сих пор?
— Конечно, — ответил Ванс. — А ты что, из дома не выходишь совсем?
— Ох, выхожу Вансик, выхожу… Так и что там произошло, в этом кафе-то?
— Ой, точно. Этот наш балбес нашёл каких-то детей, разозлил их — и его один детина чуть в фонтане не утопил. Три минуты держал под водой, представляешь! Всё пузырями пошло, хотели полицию вызывать. Но — ушёл, цел и невредим.
— Страхи какие говоришь, — махнула рукой Хельга. Ванс всегда любил приукрасить. — Вот что, Вансик. Если моего увидишь, скажи, что я его искала. Чувствую себя плохо, помирать собралась — так и говори.
— Что, старая, правда что ли? — спросил собеседник. — Ты мне это не смей, поняла?
— Я подумаю, — ответила Хельга и положила трубку.
Всякие перемены — к худшему, думал Иосиф, сидя в своём уютном кабинете. Кожаное кресло идеально облегало его в целом стройную фигуру, в углу стоял дорогой электрочайник со встроенным фильтром, кофеварка, увлажнитель воздуха и другие подарки от благодарных контрагентов. Если бы ему вдруг захотелось отдохнуть, можно полежать на кожаном диване — ещё один сюрприз, который он получил после ремонта входной группы. Но некогда отдыхать Иосифу — некогда.
На двери — гордая табличка с золотым тиснением: заместитель главного врача по хозяйственной части. Настоящее произведение искусства: печать ровная, на поверхности — ни изъяна, ни точечки. Самая красивая табличка в стране: Иосиф был уверен, что даже у самого министра здравоохранения качество печати хуже. Он сделал себя сам, а заодно — отремонтировал больницу, корпуса, прилегающую территорию.
Увы, свободные площади для ремонта и благоустройства в больнице подходили к концу. Вместе с ними заканчивались деньги, а ведь Иосифу ещё нужно было обновить машину и отправить сына на лингвистические курсы за границу. Придётся выкручиваться. Когда его назначили на должность заместителя главврача, злопыхатели смеялись. Шутка ли: у Иосифа даже нет медицинского образования.
— Ты не врач! — говорил один из его недругов, — ты — завхоз. Кто дал тебе право называться заместителем главврача?!
Иосиф на подобные выпады реагировал спокойно, отвечал сдержанно. С недоброжелателями он постепенно разобрался, ведь у завхозов всегда длинные и чистые руки. Действительно, шутка ли, что человек, напрямую с медициной не связанный, стал заместителем главврача? На этот вопрос Иосиф бы отвечал по блокам:
— Во-первых, нужно убедить всех в своей незаменимости. Во-вторых, на всех уровнях создать уверенность, что без должно заместителя главврача в больнице не обойтись. В-третьих, держаться за должность цепко, из последних сил. И тогда все кадровые штормы обойдут стороной…
Предыдущий главврач мало интересовался делами больницы, предпочитая отсиживаться в собственном кабинете. Последний год он вообще не вникал ни в какие вопросы, отдав всё на откуп заместителям. Зато Иосиф всегда шёл в гущу событий, умело извлекая из них пользу. Вот и сегодня, например? Увидел этого бомжа — и блестяще изобразил врача, чтобы избавиться от этого неприятного человека.
Он действовал так, что ни одна монета во всей больнице и в окрестностях не могла упасть беззвучно для зама главврача по хозчасти. Его особая гордость — ритуальный магазин. Помещения, на месте которых он вырос, Иосиф сдал в аренду с невероятной выгодой. Не для больницы, разумеется, а для себя. По документам там должно было быть нечто другое. А что конкретно, он уже и вспомнить не мог.
Каждый день в ритуальный магазин прибывали на прощание безутешные родственники. Торговля венками, лампадками, ленточками и крестами процветала. Конечно, вид на поминальную атрибутику, который открывался с главного входа в больницу, не всегда нравился пациентам и посетителям больницы. Особенно, когда на парковке парковался катафалк. Но недовольным Иосиф всегда отвечал философски:
— Мементо мори! — говорил зам главврача. — Помни о смерти! Ведь все мы вышли из пепла, и в пепел же вернёмся — это вопрос времени.
Кстати, о пепле. Ему удалось добиться закупки в больницу самых дорогих в стране урн. К несчастью, обнаружился изъян. Урны для мусора оказались слишком прочными, и вот уже четвёртый год не требовали списания. Сломать их было просто невозможно! А ведь раньше он обновлял их ежегодно — а то и чаще. Иосиф не исключал, что придётся пойти на диверсию, чтобы списать невероятно прочные урны и приобрести новые.
Раньше всё шло прекрасно, но теперь — новый вызов. В больницу отправляют молодого, совсем зелёного главврача — всего тридцать пять лет! И то, что о нём слышал Иосиф, оптимизма не внушало. Фанатичный, абсолютно преданный своему делу врач. Скорее всего, он не будет терпеть у себя под боком всякие махинации и нарушения. Наоборот, будет совать свой длинный нос в финансы Иосифа, а то ещё, не дай бог, заставит делиться.
Накануне, в четверг, заместитель главврача пришёл в один из лечебных корпусов, где вовсю кипели ремонтные работы. По документам они должны были быть закончены ещё два месяца назад. Но строители, которых нанял ушлый подрядчик, трудились совсем уж медленно. А ведь акты выполненных работ подписаны давным-давно, деньги — перечислены! Предыдущий главврач в такие вопросы вообще не вникал, но едва ли его преемник окажется таким же покладистым.
— Шевелитесь, бестолочи! — кричал Иосиф, наблюдая за работниками. — Шевелитесь, или оставлю без копейки!
Но слова завхоза не имели ровным счётом никакого воздействия. Отделочники лениво слонялись по помещению и выполняли работы черепашьими темпами. С такой безысходностью и обречённостью, должно быть, трудились рабы в Древнем Риме. Увы, Иосиф не был патрицием, а потому не мог воздействовать на рабсилу теми методами, которые просились в его ум.
Завхоз попытался успокоиться и взять себя в руки. В принципе, если трудиться день и ночь, не покладая рук, то к понедельнику вполне реально закончить. В пятницу новый главврач, скорее всего, так глубоко вникать в дела больницы не будет. К тому же, он приготовил ему отличную программу: ресторан, бильярд, сауна.
— Шевелитесь, ну! — кричал Иосиф, набирая подрядчика. Телефон был недоступен.
— Чего орёшь, батя? — спросил его строитель, от которого явственно ощущался запах вина. — Нечего на нас кричать, мы люди опытные. Сказано умным человеком: ежели сделаешь плохо и быстро — скорость забудут, а качество запомнят. А хорошие дела, как водится, быстро не делаются.
— А ты что, хорошо сделать можешь?! — парировал Иосиф с вызовом. — Ты мне просто — сделай, без разницы как.
— С плохими делами тоже лучше не торопиться, батя. А то ведь оно как бывает? Если сделать плохо, но поздно — примут и в таком виде. Это я тебе говорю!
Нет, этих бездарей было не переспорить. Поэтому над ними должен стоять подрядчик: подавать шпателя и кисти, носить краски. А лучше — взять плётку и пороть, пороть, пороть. В тот день Иосиф так и не уехал домой ночевать: до рези в глазах изучал финансовые документы и смотрел, чтобы в них муха не проскочила. Жена к его занятости относилась с пониманием. Ещё бы: не будет у него столь хлебной должности, её безбедная жизнь тоже моментально закончится.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))
