Есть несколько причин, почему человек не хочет возвращаться в родной город. Главная из них — потенциальная встреча с людьми, которых видеть совсем не хочется. Иван полностью посвятил себя медицине, этому благороднейшему занятию, и трудился самоотверженно. Кардиология — одна из сложнейших сфер, но и самая перспективная.
Начиная работу с новым пациентом, Иван будто шагал по минному полю. Но ошибка здесь стоила жизни отнюдь не врачу, а его подопечному. Ведь от проблем с сердцем и давлением на земле умирает куда больше людей, чем от вооружённых конфликтов. Дело было не только в спасении: сердечно-сосудистая система так увлекала врача, что он видел в ней модель вселенной.
Иван мог часами рассказывать о том, как устроен этот орган, почему человек задыхается и как важно следить за здоровьем. Но увлечённость медициной имела оборотную сторону: в свои тридцать пять лет у него, помимо головокружительной карьеры, не было ничего. Ни хобби, ни дома, ни жены, ни детей. Одиночество порой тяготило, зато отбоя в потенциальных поклонницах не было.
Причина одиночества и нежелания возвращаться в родной город – тесно связаны. Всё его детство прошло в постоянных скандалах матери и отца. В конце концов папа ушёл, громко хлопнув дверью, чего мама ему не простила никогда. Да, у отца характер — слишком сложный, но и мама не отличалась покладистостью.
— Ну что, Гриша, — сказал Иван, наполняя небольшие бокалы коньяком. —Много пить не будем, сам понимаешь, для сердца это большая нагрузка.
— Да перестань, — ответил коллега и бывший подчинённый. — Раз в неделю можно.
— Григорий, вы меня расстраиваете, — нарочито серьёзным сказал Иван. — Коньяк можно употреблять исключительно небольшими дозами, смакуя благородный напиток. И — отслеживать давление, а также работу печёночной системы.
— Звучит как тост, — улыбнулся Гриша и отпил из бокала. По случаю перевода Иван распечатал свой неприкосновенный запас — бутылку редкого и дорогого коньяка, который ему подарил благодарный пациент.
— Эх, завидую я тебе, — вздохнул Иван. — Всё у тебя есть. И жена, и сын, и дочь. А самое главное — никаких амбиций. Не хочешь ты быть ни заведующим отделения, ни заместителем главврача. В чём твой секрет?
— Тут всё просто, Ваня! — ответил Григорий. — Ты о себе, о себе подумай. Ну, сделаешь ты показатели министерству. Наладишь работу, снизишь смертность. Справишься ты, Ваня — я ни секундочки не сомневаюсь. А тебе что с этого? Ты что, свои умения вот этим рамкам передашь? Свою фамилию, свои гены?
Григорий показал на стену, увешанную благодарностями и грамотами. Возле неё теснились сертификаты с многочисленных курсов, которые посещал Иван. Если верить им, то в кардиологии просто не существовало области, которая бы не поддалась талантливому врачу.
— Ты не прав, — сказал Иван, наполняя бокалы. — Я это всё делаю не для министерства, а для себя. Вот защищу диссертацию — и заживу. Точно женюсь.
— Не верю, — покачал головой Гриша. — Жена тебе зачем? Ты же всё сам умеешь делать. Мне кажется, ты мог бы и аппендицит самостоятельно вырезать. Как полярники. И даже без анестезии.
— Ну, тут ты перебарщиваешь, — махнул рукой заведующий. — Заведу детей, заведу. Надо жену из педиатрии выбирать. Или из медсестёр.
Они просидели ещё два часа, вспоминая случаи из богатой врачебной практики. Три года пролетели, как один день. Иван нигде не задерживался надолго, ведь перемещения давались ему легко. Если у тебя нет ни дома, ни семьи, переезжать просто. Главное — чтобы движение было вверх и вперёд.
Главное, чему он научился у отца, да и то против его воли — сдерживаться. В жизни было так много ситуаций, когда он хотел высказать всё, что думает про собеседника. Унизить, уязвить, иронизировать. Но медицина учит щадить чужие чувства, каждый день напоминая: ты не вечен. Иван оставил себе на передачу дел и сборы ровно один день: этого должно было хватить, чтобы бережно упаковать свои сертификаты и благодарности в одну коробку, а вещи — в другую.
Уход от физической оболочки затянулся. Лёжа на холодной земле, вольный художник продолжал чувствовать дыхание ветра, а какая-то букашка больно укусила его за палец. Но старик не двигался и упорно ждал, когда состоится переход в новое измерение, которого он так долго ждал. Едва последние силы покинули Фёдора, к нему тут же слетел ангелочек.
— Смотрите, да это же он! Земцов! — раздался девичий голос. — Он самый!
Фёдор открыл глаза шире. Нет, это была не ангел, а девушка. С ней был и парень, который такой же выразительной внешностью похвастаться не мог. Они гуляли вдвоём, в чужом городе, как и положено искателям приключений. И судя по тому, что раньше он никогда не видел эту парочку на улицах — приезжие. Да, любители колорита и самобытности порой забредают в их город.
— Помогите, — попросил Фёдор. — Помогите сесть.
— А вы правда Земцов? — не унималась девушка. — Я писала курсовую работу по вашей живописи.
— Правда, — кивнул художник. Парни усадили и прислонили его к стене. — Пить.
Девушка услужливо протянула бутылку с водой, но Фёдор отрицательно покачал головой. И указал на руку парня, который потягивал пиво. Когда приезжаешь в чужой город, здесь всё кажется вкуснее, даже этот пошлый напиток. Юноша призадумался, но всё же отдал бутылку старику. Тот буквально присосался к горлышку и вылил в себя всё, до последней капли.
— Фёдор, вам плохо? — спросила девушка. Выходит, в их город не просто забрели редкие туристы, а такие, что интересуются искусством. И в безымянном бомже, что лежит возле живописной улицы, опознали художника. — Вызвать врача?
— Нет-нет, душа моя, — ответил Фёдор. Ему было приятно, что его знают и помнят. — Лёжа здесь, в тени улицы, я оценивал перспективу. И искал вдохновения для моих новых полотен.
— Вот видишь! — произнёс юноша, обращаясь к той самой девушке-ангелочку, что не смогла пройти мимо самого Земцова. — Я же тебе говорил, это просто бомж валяется. А ты: плохо художнику, плохо!
— Паша, ну ты что! — зашипела на него девушка. — Ты меня позоришь! Не обращайте внимания, это он так шутит.
Эти слова уже были адресованы новому знакомому, которого она раньше видела лишь на страницах редкого каталога живописи.
— Ничего-ничего, к критике художники быстро привыкают, — сказал Фёдор, хотя слова Паши его задели. — А как ты меня узнала, душа моя?
— В этом городе живёт всего один известный художник, — пожала плечами девушка. — К тому же, я сразу запомнила этот перстень на указательном пальце.
Фёдор посмотрел на руку. Действительно, его талисман, его фирменный знак сопровождал его всю карьеру — и во время быстрого взлёта, и на протяжении бесконечного падения. Красный камушек выглядел, как сапфир, который в свои цепкие лапы поймало серебро. Он бы давным-давно продал эту безделушку, если бы не один нюанс: выручить за перстень хоть сколько-нибудь серьёзную сумму было невозможно.
— Ну что ж, — сказал Павел уже с улыбкой и другим тоном: так обращаются к старику, от которого нужно избавиться, но правила приличия не позволяют. — Мы были рады познакомиться. А сейчас нам нужно идти дальше. Мы собирались перекусить.
— Ох, друзья мои, позвольте быть вашим гидом! — вдруг предложил Фёдор. — Много за свои услуги я не возьму: всего бокал вина и корочку хлеба. Покажу вам все очаровательные места моего родного города.
— А полотна? — спросила девушка-ангелочек. — Полотна тоже покажете?
— Разумеется! — ответил художник без тени смущения. — Полный эксклюзив: взлёт и падение Фёдора Земцова. Интересует?
Невооружённым глазом было заметно, что парню такая идея не очень нравится. Но он приехали издалека, приехал наугад, поэтому в душе был готов к приключениям. Паша понятия не имел, почему этого бомжа в грязной одежде его девушка называет художником. Но, чтобы не ссориться, был готов потерпеть общество странного человека. Тем более, выглядел тот безобидно. Ох уж эта обманчивая внешность!
— Гид бы нам не помешал, — сказал он миролюбиво. — А насчёт бокала вина не беспокойтесь, мы можем позволить вам и бутылку. Правда, Настя?
— Мне кажется, художники не пьют, — сказала ангелоподобная девушка. — Правда, господин Земцов?
— Чистая правда, Анастасия, — кивнул Фёдор. — Терпеть не могу эти спиртосодержащие жидкости. Мне приходится принимать их исключительно для того, чтобы вызывать в душе вдохновения. Ну и хоть как-то мириться с несовершенством окружающего мира.
Вещи — аккуратно сложены и составлены в ящики. Со стен исчезли благодарственные письма и грамоты, будто и не существовали вовсе. Бывший главврач рассеянно смотрел на инвентаризационную опись — и совсем ничего не понимал. Собственно, цифры он созерцал сугубо ради того, чтобы не произвести впечатление некомпетентного человека.
— По бумагам вроде бы всё хорошо… — протянул Игорь.
— Уже уходите? — услужливо спросил Иосиф, автор и исполнитель описи. Чтобы вскрыть все его махинации, не хватило бы даже десятка таких Игорей. — Даже кофе не попьёте?
— Нет-нет, благодарю, — ответил бывший главврач. — И коллектив созывать не будем. Сейчас подпишем документы — и всё.
Заместитель главврача действительно был расстроен. Как же он будет жить без этого милого и совсем бесталанного руководителя? Как будет проворачивать аферы и получать гласную и незримую поддержку? Теперь уже бывший главврач отказался от прощального банкета, хотя имел на это полное право. Его можно понять.
— А почему вас уволили? — невинным голосом спросил Иосиф. Разумеется, причина была ему хорошо известна.
— Ох, Иосиф, тут как в браке, — на полном серьёзе ответил Игорь. — Не сошлись характером. Но не с женой, а с тёщей.
Заместитель подумал, что несмешным шуткам теперь можно не смеяться. Тем более, что Игорь действительно шутил слабо.
— Ладно, ты мне вот что скажи, — попросил бывший главврач. — Что это там за шум сегодня был слышен? Я в открытое окно видел, как ты с охранником какого-то человека тащил…
— Ничего страшно! — полебезил заместитель. — Представляете, опять этот художник пришёл. Как же его? Земцов.
— Земцов? — переспросил главврач. — Знакомая фамилия. И что?
— Требовал отправить его в стационар, представляете? А потом ещё устроил спектакль у главного входа. Ну, мы его…
— Может, стоило хотя бы анализы у него взять? — спросил Игорь. — Если не в стационар, то хотя бы в приёмный покой отвести. Мало ли что.
— Ой, слушайте, — махнул рукой Иосиф. — Не моё это дело. Я же заместитель по какой части? По хозяйственной. А вы уже, будем честны, никто… А куда пойдёте работать, если не секрет?
— Ох, Иосиф, — протянул бывший главврач. Слова заместителя о том, что он теперь никто, несколько задевали. Но, по большому счёту, были справедливыми. — Думаю, отдохну некоторое время. Знаешь, руководить таким учреждением — тяжёлый труд. Что-то ещё надо подписать?
Иосиф думал о том, как было бы замечательно возглавить больницу. Здесь ещё много сфер, где не ступала нога крепкого хозяйственника. Но между ним и должностью главврача был один маленький барьер. Маленький, но непреодолимый — по крайней мере, на нынешнем этапе карьеры Иосифа.
Осмотр города уложился в километровый маршрут: от больницы до кафе «У Моргулиса». Да и что ещё мог показать Фёдор этим юным, малообразованным туристам? Сославшись на то, что им предстоит длительный пеший переход, вольный художник предложил подкрепиться. Только ни в коем случае не употреблять алкоголь: якобы, от этого туризм сразу теряет налёт элитарности.
Кафе «У Моргулиса» располагалось в цокольном этаже старинного здания. Здесь была потрясающая атмосфера, за которую место любили и местные жители, и гости. Хорошая погода лишь усиливала ощущение прекрасного настроения. Рядом журчал очаровательный фонтан с мальчиком и гусем — ещё одна достопримечательность.
— Что, даже по бокалу пива не выпьем? — удивлённо спросил Паша.
— Ни в коем случае! — с жаром возразил Фёдор. — Хотя «У Моргулиса» — собственная пивоварня, это не повод путать алкоголизм с туризмом.
— Настоящая? — с недоверием спросила Настя. — Или там просто разбавляют концентрат и охлаждают?
— Самая настоящая! — сказал художник. — Я посвятил этому чудесному оборудованию городской пейзаж… Хотите проверить?
Фёдор предложил присесть на террасе. Погода была великолепной, к тому же, он надеялся, что его грязная одежда здесь не будет источать неприятный аромат и портить настроение его неожиданным спонсорам. Они заняли большой столик, на который им указал художник. Сам он расположился так, чтобы официант до последнего его не заметил. Когда подошёл Миша, работник кафе, он тут же упёр руки в бока.
— Что, опять себе слушателей нашёл? — спросил он, глядя на Фёдора.
— Да что вы себе позволяете, молодой человек! — возмутился художник. — Мои новые товарищи проделали огромный путь, чтобы насладиться красотами этого города. Я требую, чтобы их заказ был исполнен в приоритетном порядке.
— А кто платит? — бесцеремонно спросил Миша.
— Мы платим, — ответил Паша с улыбкой. Должно быть, он не понял агрессии официанта и посчитал её какой-то изощрённой игрой. — Господин Земцов сказал, что здесь подают отменное пиво. Мы хотели бы попробовать самое свежее.
— Да, несите три бокала тёмного и три светлого, — попросила Настя. — Ой, подождите. Вы ведь тоже выпьете за встречу с нами, Фёдор?
— Ну… — художник забарабанил пальцами по столу. — Только если вы настаиваете. Но я бы тогда попросил ещё крылышек. Тут отличные крылышки.
— Итак, — подытожил официант. — Три бокала светлого, три бокала тёмного — и крылышки?
— Три порции, — сказал Павел. — Мы можем внести депозит.
— В этом нет нужды, — улыбнулся Миша. — Сей момент. Я надеюсь, вы понимаете, что делаете, молодые люди.
Слушателей Фёдор действительно нашёл благодарных. Парень и девушка внимали его рассказам о том, как создаются шедевры. Предвкушая блестящую попойку, он тут же становился златоустом. Горизонт планирования нищего сужается до одного дня, и если будущее в этой перспективе радужное — значит, можно расслабиться.
День незаметно растворялся в лучах заката, а пиво — столь же плавно перешло в креплёное вино. Туристы изрядно захмелели, но и вольный художник не мог похвастаться трезвостью. В такие моменты он забывал, что давным-давно утратил мастерскую, растерял кисти и краски и скатился на самое дно жизни. В нём просыпался тот самый художник, который стараниями неизвестных авторов попал в антологии творчества.
— Так когда мы пойдём, ик, — спрашивала Настя. — Смотреть город? Я уже бы размялась…
— Ты недостаточно размялась, душа моя? — участливо спрашивал художник. — Официант!
— Нет-нет, алкоголя уже достаточно, — замахала руками девушка. — Я даже не уверена, что смогу идти…
— Несравненная Анастасия! — хмель развязал Фёдору не только язык, но и греховные мысли. — А доводилось ли вам когда-нибудь выступать натурщицей?
— Хи-хи, нет, — улыбнулась девушка. — А что, я подхожу?
— Разумеется! — с жаром произнёс художник. — С тебя можно что угодно написать! Хоть ангелочка, хоть роковую женщину. Бывают такие универсальные типажи, что…
И Фёдор пустился в долгий рассказ о том, сколько натурщиц было на его веку. От пикантных подробностей щёки Настя покраснели, а кулаки Паши — налились свинцом. Он со злостью наблюдал, как опустившийся бомж кадрит его девушку — прямо у него на глазах. А та, похоже, не против такого внимания.
— Послушайте, господин Немцов! — наконец, сказал Паша.
— Земцов, — поправил его художник и отвратительно улыбнулся.
— Неважно. Я думаю, вам уже хватит пить. А нам — терпеть ваше пьяное общество. Да и гид из вас, скажу откровенно — так себе!
Дикция парня, несмотря на количество выпитого алкоголя, была чёткой. Он лишь начал тянуть гласные, словно пытался говорить нараспев. То, что художник опьянел, было видно лишь по его лукавым глазам и всё более развязному поведению.
— Так вот, слушай сюда! — говорил Фёдор, допивая третью бутылку креплёного. — Вот ты, вроде бы холёный, вроде бы красивый, а жизни толком и не знаешь.
— Я-то? — переспросил Паша. Он выпил меньше, но и стаж в этом деле тоже имел непродолжительный. А этот старик, который только и норовил его унизить, уже начинал действовать на нервы.
— Вот думаешь, если бы у Настеньки выбор был — стала бы она с тобой, человеком глупым и нетворческим, якшаться? Нет, она бы непременно ушла. Ушла бы к художнику, за эмоциями, за ощущениями. К тому, кто может ей подарить не новый телефон, а бурю непревзойдённых чувств, увековечить её красоту на полотнах, и…
Это была последняя капля. Пока Фёдор продолжал свою обличающую речь, юноша встал, схватил художника и вместе со стулом швырнул его в фонтан. В полёте художник испытал чувство лёгкости и тоски. Словно это происходит не с ним, а с другим человеком, и не наяву, а во сне. После всплеска воды на террасе повисла гробовая тишина. Её нарушили аплодисменты Михаила.
— Блестяще! — сказал официант. — Заведение с удовольствием предоставит вам скидку в размере двадцати процентов итогового чека.
Павлу показалось, что Фёдор ушёл на дно и не выныривает. Несколько посетителей подбежали к фонтану, чтобы помочь несчастному. Настя, кажется, от стыда и неловкости готова была провалиться сквозь землю.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))
