Мне тут сказали, что подобный спор — чисто терминологический. Нет, и я в конце покажу, что он куда более принципиальный. Впрочем, те, кто отмахиваются от марксизма... могут вообще в это не вникать. Им до подобных споров в среде марксистов нет дела. Тем, кто вообще понятия не имеет о марксизме из непосредственного владения методами марксизма-ленинизма, и тем, кто знает марксизм только по пересказам — тоже можно не беспокоиться. Это всё — точно не для них. Это нормальные споры марксистов при полном признании того, что они все — марксисты.
Вот, не ожидал, признаться. Мне казалось, что вопрос вполне ясен, но... нет.
По-прежнему, теперь уже Катерина Кирбирева-Волкова, вслед за профессором М.В. Поповым продолжает твердить, что программисты никак не являются пролетариатом. Ну, то есть, правда, тут уже оговаривается, что программисты являются пролетариатом в широком смысле, но не являются пролетариатом в смысле узком — фабрично-заводского пролетариата. Ну, прекрасно. По крайней мере тут уже не отвергается сходу утверждение, что программисты как наёмные работники являются именно пролетариями.
В сущности к пролетариату относится любой, кто продаёт свою способность к труду, а не результаты труда, и производит продукты, то есть полезные вещи.
Да, верно, что в таком определении к пролетариатам не относятся врачи, например, или учителя, так как нет производимого ими продукта. Замечу, что, например, нет производимого продукта и у транспортников, и у учёных. Но сосредоточимся на программистах, тем более, что именно о них так любят говорить люди, которые не имеют серьёзных сведений о том, что делает программист.
Вообще говоря, я отлично помню наш жаркий спор прямо в поточной аудитории №6 на 300 человек с нашим профессором Б.С. Лейпсоном, который читал нам политэкономию.
Да, я о нём упоминал вот тут:
Дело в том, что вся аудитория состояла из студентов, очень плотно занимавшихся именно программированием. Присутствовал именно поток — все три специальности: прикладная математика (АП) — 0647, автоматизированные системы управления (АС) — 0646 и специальность «Организация машинной обработки экономической информации» (ОМОЭИ) —1738, она же — экономическая кибернетика, а программирование в те времена было вообще-то деятельностью, не вполне понимаемой людьми непосвящёнными; ну, вот как, скажем, работа космонавтов. В то же время профессор, будучи великолепным лектором и отличным политэкономом, ну, скажем так, не вполне понимал тонкости подобной деятельности (помните же как искали программиста в «Понедельник начинается в субботу»: магия — это легко, а программиста ещё и поискать надо). Ну, не он один такой был, поверьте.
И вопрос встал о конкретности труда программиста. Профессору был поставлен вопрос: есть ли конкретный труд программиста по производству некоторого продукта в этом продукте, выработанном роботом, который запрограммирован программистом? Профессор полагал, что... нет. Мы считали, что ... да. Впрочем, в те времена профессор полагал те модели, о которых говорили мы, фантастическими. Мы же, будучи куда как более посвящёнными в кибернетику и программирование, полагали, что ничего фантастичного в том, чтобы стояла производственная линия, которая работала бы вообще без какого-либо вмешательства человека, нет. Скажем, для нас «Луноходы» были просто некоторыми роботами, как и спутники, а для большинства непрограммистов — ужасной экзотикой.
Я это говорю к тому, что вопрос, о котором сейчас всерьёз рассуждают марксисты, не такой уж новый. И то, что было сюжетами фантастических повестей... очень даже становится частью вполне объективной действительности.
Давайте попытаемся разобраться.
Оттолкнёмся вот от чего.
Человек осуществляет производительный труд почти всегда с помощью некоторых орудий — средств производства. Не важно что это — палка-копалка или каменный скребок. В любом случае именно с помощью орудий труда как средств человек, собственно, и осуществляет производительный труд, то есть целевую волевую деятельность, направленную на получение некоторой полезной вещи.
По мере развития производства орудия труда усложняются.
Сначала они усложнялись довольно медленно, затем всё быстрее. Причём и степень усложнения становилась всё более возрастающей. И дело дошло до того, что если ранее сам производитель изготавливал орудия своего труда, то с определённого момента произошло довольно серьёзное расщепление: одни стали только изготавливать орудия труда, а другие — потребляемый продукт. Вероятно, первое такое расщепление трудовой деятельности вкупе со стадным поведением гоминид, что, безусловно противоречило друг другу, и привело вообще к возникновению человека — с одной стороны и коллектива — с другой.
То есть разделение труда в орудийной деятельности, приводившее к индивидуальности орудийной деятельности, противореча стадному поведению гоминид, стало причиной возникновения совершенно новых качеств. И можно в этом смысле точно сказать, что человек вообще возник как индивид, причём индивид коллективный, общественный. Представляете — да, вот таково снятие диалектического противоречия по оптимальному типу. К такому выводу, между прочим, в своей диссертации как раз пришла моя двоюродная сестра — доктор философских наук Т.О. Бажутина, между прочим, именно из диалектических выкладок и сделала при этом тогда вовсе неочевидный вывод: бессмысленно искать так называемое «связующее звено», так как от гоминид к человеку не ведёт никакой чистой филетической линии, они множественные.
Представляете себе — мощь диалектической логики, если можно прогнозировать с её помощью то, что ещё не было в момент прогноза обнаружено?! Скажем, то, что мы совершенно точно является наследниками не только кроманьонцев, но и неандертальцев, а это — совершенно разные виды. Теоретические предсказания, сделанные на бумаге... блестяще подтвердились впоследствии.
Так вот, нам постоянно приходится теперь рассматривать не только производство непосредственно потребляемых продуктов, но и продуктов, полезность которых заключается в изготовлении чего-то, что является орудием для производства... ну дальше легко продолжить цепочку.
В классической политэкономии никто не станет спорить с тем, что ткач, который изготавливает ткань на станке, не перестанет быть пролетарием только из-за того, что он это делает с помощью станка. Станок это — орудие труда, в этом смысле решительно ничем не отличающееся от молотка, которым забивают гвозди. Заметим, что мы всерьёз считаем ткань, сотканную ткачом — продуктом, хотя потреблять мы будем всё же, скорее, одежду, которую изготовит из этой ткани портной. Мы всегда скажем, что в ткани есть, разумеется, конкретный труд ткача, а ткач, если он работает по найму — пролетарий.
Скажите, а если один ткач будет работать на двух станках, то он что, перестаёт быть пролетарием? Нет, конечно, просто его труд станет более производительным. Правда, при этом, конечно, станки должны как-то стать несколько сложнее тех, которые были, скажем, в Гортине. А если станков — три? Четыре? А если на одного ткача приходится сорок станков...
В фильме «Светлый путь» вместо положенных 8 станков героиня умудряется работать за 150 станками. Но... как Таня Морозова, которую играет Любовь Орлова, ткёт на 150 станках? Да никак! Она, собственно, с технологической точки зрения вообще не ткёт, а лишь следит за целым цехом станков, а ткут именно станки. А как же они ткут? Вот не поверите — они запрограммированы на определённые ткани, на определённое плетение, причём вовсе не обязательно, что все — на одно и то же. Это делалось тогда с помощью механического программатора, а носителем служили перфокарты, соединённые в виде ленты.
Заметим, что ткач при этом может даже толком не знать — что именно делает каждый станок, так как поведение станка определяет не ткач, а как раз тот, кто создал программу, а ткач в этом случае следит только за определёнными характеристиками работы: чаще всего просто связывает обрывки нитей, если те случились.
Иными словами: если ткач не осознаёт даже какую именно ткань вырабатывает тот или иной станок, то как же можно утверждать, что именно конкретный труд ткача в этом случае есть в этой конкретной ткани? Как получается тогда, что ткач — пролетарий, а тот, кто запрограммировал станок нет? Только потому, что этот программист не мелькает в кадре? А это что, обязательно? А если бурильщик находится на Земле, а робот, который служит ему орудием труда — на Луне, то что? Кто же всё-таки бурит тогда Луну? А если буровая установка работает вообще лишь под наблюдением человека, который за весь технический процесс может даже не вмешаться, то это получается... что произведённая программа, которая как раз и обусловливает целевой характер деятельности с помощью робота как средства производства, где целью является некоторый полезный продукт, сама эта программа — не есть ли такое же точно средство производства, как и, например, сам механизм? Лично я тут никакого различия в отношении к труду не вижу.
Мне скажут, что программа не есть продукт просто потому именно, что она не есть вещь, а продукт это всегда полезная вещь. Полезная, мол, да, а вот не вещь!
Ну, если зациклиться на строго материальной вещности, то да, продуктом в этом ровно смысле программа не является. Однако тогда надо сказать. что вот это — не вполне оправданная ревизия уже определения К. Маркса. Ревизия в сторону сужения понятия. Дело в том, что К. Маркс писал, строго говоря, на немецком языке и владел как родным — немецким языком. Удивительно, правда? Русский он только хотел выучить, но не владел им.
Знаете, бывает такое, что учёный, родившийся в Германии... не знает русского языка. Кстати, из этого не следует, что он туп-с.
Я это к тому, что везде там, где говорится о вещи в русском переводе, К. Маркс говорит о die Sache, а когда хочет подчеркнуть именно материальность вещи, то использует иное существительное — das Ding (»Aller guten Dinge sind drei« буквально: «Всех хороших вещей — по три» аналог этой поговорки в русском: «Бог троицу любит»). Так вот die Sache это не обязательно материальная вещь, некоторая штуковина, это вообще то, что Г.В.Ф. Гегель характеризовал как внешнее в отношении самого себя, безвольное, бесправное. То есть программа для ЧПУ или ЭВМ это die Sache, но, конечно, не das Ding. А давайте всё-таки не забудем, что К. Маркс в своём логическом методе — именно гегельянец и пользовался именно гегелевской терминологией, а не её переводом на русский язык.
Таким образом надо прийти к элементарному выводу: программа для ЧПУ или ЭВМ это полезная вещь (die Sache) именно по К. Марксу. И продуктом она является именно в силу своей полезности и поскольку она и для чего она полезна. Значит, программист производит именно вещи (die Sache), а если они полезны, то являются продуктом, и труд такого программиста — производительный. И в этом случае, в отличие от врача, преподавателя или воспитателя, программист может быть пролетарием ровно в той же мере, в которой может быть пролетарием тот, кто собирает «из железа» те самые ЧПУ или ЭВМ, которые будут являться орудиями труда для иных именно тогда, когда в них будет помещена программа, произведённая программистом, как будет в них помещён и тот или иной болт, гайка, шестерня, микросхема или провод. И тогда конкретный труд программиста будет именно в запрограммированном станке, который существенно отличается от незапрограммированного станка, так как последний может оказаться и вовсе бесполезным.
Да, в этом случае конкретного труда программиста в ткани, созданном на таком станке, не будет. Но не будет тогда и труда ткача, который в этом случае вообще не ткач, а оператор-наладчик автоматического производства.
И в этом смысле совершенно права М.Л. Бурик (между прочим, выпускница Киевского Национального технического университета Украины (КПИ) и вынужденная уехать с Украины, марксистка, последовательница Эвальда Васильевича Ильенкова, организатор марксистских кружков «Энгельс»), которая утверждает, что освобождение пролетариата от пролетарского положения состоит именно в максимальной автоматизации производства в условиях, разумеется, общественного производства с общественной собственностью на средства производства. Исключая же программистов в принципе из числа пролетариата, мы так или иначе ведём дело к тому, что пытаемся увековечить существование самого пролетариата, а вот это уже — опасно, так как сам пролетариат, утверждая себя именно как пролетариат, обязательно начнёт утверждать и свою противоположность. А знаете как называется противоположность пролетариата? — Да, да... буржуазия. История показывает, что дело обстоит именно таким образом.
Так что рассуждение на тему пролетарий ли программист намного глубже, чем это может показаться, и вовсе не сводится к терминологическому спору.
