В советское время родственница моя тетя Нюра мечтала обзавестись шестью сотками недалеко от города. Еще в 1949-м, когда она еще и замужем не была, вышло постановление Совмина СССР «О коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих». И вот в 60-е, когда сын с дочкой подрастали, а перебои со снабжением становились все регулярнее, решила: «Огород прокормит».
Пошли они с дядей Витей в заводской профком и написали заявление. Дали им землю у Каменного перевоза, у колонии Матросова. Участок достался чудной - с огромной естественной воронкой. Склоны укрепили малиной, смородиной и крыжовником. Поверху посадили яблони. И так хорошо и быстро все пошло в рост - залюбуешься. Земля оказалась на диво плодородной. Получился самый что ни на есть террасный сад. «Вот только лазать нам с тобой, мать, приходится, как обезьянам, - ворчал дядя Витя. - Но ничего, вот Андрюшка подрастет, мы с ним отгрохаем настоящую дачу».
К вечеру пятницы Уфа замирает, как и двадцать, тридцать лет назад, но теперь тишина всеохватна - город покидают тысячи машин, сотни многоэтажек остаются на время без хозяев. Все устремляются к своим загородным дворцам, коттеджам и садовым будочкам, по деньгам и аппетитам.
Началось это сумасшествие еще двести лет назад, во всяком случае в Москве, которая уже в первое десятилетие XIX века летом стояла пустая и притихшая, словно «французу отдана», хотя до войны с Наполеоном было еще далеко. Почтенные семейства со всем скарбом разъезжались по подгородным усадьбам чаевничать, развлекаться охотою и рыбной ловлей, варить малиновое и крыжовенное варенье, простой люд спешил в родные палестины подсобить деревенской родне в тяжелом крестьянском труде.
Железной дороги, понятно, и в помине не было. А уж с ее появлением дачное движение обрело размах и силу. Ничего похожего нет ни в какой другой стране.
От профессора-культуролога лондонского King’s College Стивена Лоуэлла, написавшего детальное исследование «Дачники» и считающего дачу чисто русским изобретением, частью нашей загадочной души, не скрылось, что мы с вами делимся на две категории. На тех, кто обожает загородную жизнь и многим может пожертвовать ради возможности лишний раз погорбатиться на грядках, и на тех, кто вообще презирает летнее проживание за городом. Тут трудно согласиться с автором книги. Большинство наших соотечественников любит проводить время на даче, но некоторые все-таки предпочитают созерцание красот природы радостям полива и прополки. Современный российский дачник, как когда-то называли тех, кто снимал дом на лето, все больше становится похожим на западного человека, который отдыхает на свежем воздухе для того, чтобы с новыми силами в понедельник взяться за работу в офисе.
В социалистическом прошлом наши родители, отработав положенное время на производстве, еще два дня вкалывали на садовом участке. Правда, после «садистских» трудов они успевали отоспаться в тенечке и всласть отведать окрошки на самодельном квасе, ядреных малосольных огурчиков и молодой картошки, щедро политой маслом и посыпанной своим же укропчиком. А на десерт - малины с молоком.
Еда была отменная, ничуть не хуже, чем у британского кулинарного революционера Джейми Оливера, призывающего всех вести приусадебное хозяйство и готовить простые блюда из «подножного корма». Вот ведь как, не успели толком распробовать и даже научиться готовить что-нибудь из марокканской или, скажем, японской кухни, а нужно возвращаться на круги своя: оказывается, чем привычнее и проще, тем лучше для здоровья. Это и понятно, ведь речь идет о собственноручно выращенных плодах.
Если в средней полосе, где-нибудь в Ярославле, Туле, Нижнем Новгороде, даже сараюшки размером с голубятню привыкли высокопарно величать дачами, то у нас всё скромничают. «Андрюша, ты где?» - «Где-где, в огороде». - «А что ты там делаешь?» - «Чай пью из самовара». Самовар угольный. Голос счастливый. «Огород» в двух шагах от Телецентра, напротив квартиры, через Белую, по Демской дороге. Дом, который они с отцом строили на новом месте, благополучно продав карстовую яму у Каменной переправы, хоть и видал виды, будкой для инвентаря не назовешь. По всем параметрам он претендует на более высокий статус. «Почему все-таки огород?» - не отстаю я от Андрея Викторовича. «Да потому что традиция такая сложилась. Уфа была трудовым, заводским городом. Дача - это для важных персон, начальства, творческой элиты. Огород, сад - для работяг».
О дореволюционных местных дачах написано немало. Строились они в одном стиле, обязательно с мезонином, выглядели одинаково и примерно так, как описывает их в одном из своих рассказов Антон Павлович Чехов: «Красивый двухэтажный дом с террасой, с балконом, с башней и со шпилем, на котором по воскресеньям взвивался флаг». Сюжеты многих произведений писателя развиваются на фоне дачной жизни.
Самые богатые уфимцы возводили большие, крепкие, высокие терема. Загородные дома Зайкова в Тужиловке и Поносовой-Молло в Алкине простояли до 1990-х благодаря тому, что в них размещались детские санатории. После революции большинство дач в той же Тужиловке и Новиковке были раскатаны на бревна.
Фамилии некоторых бывших владельцев можно «выловить» из объявлений в «Уфимских губернских ведомостях» за 1904-й и 1905-й годы.
«Продается дача, в 3-х верстах от Уфы, при деревне Глумилиной, в 7 и 4 комнаты, с мезонином; при даче - пруд, баня, сторожка; вместе с дачей продается 11 1/2 лесу-лубчаку. О цене справиться у Г.К. Нагель - угол Александровской и Большой Успенской (Густав Нагель - уфимский купец, владелец большого магазина колбасной торговли. - Авт.)».
«Подгородная дача в 24 десятины между Новиковкой и Глумилиной продается. О цене узнать: Гостиный двор, склад сукон Акчурина или Воскресенская улица, у предводителя дворянства Султанова».
«Исключительное право охоты на дачах А.В. Новикова принадлежит Мечиславу Мечиславовичу Свенцицкому».
Мода на съемные дачи пришла из Петербурга и Москвы. Даже далеко не бедный купец-«медовик» Илья Платонович Алексеев поддался искушению и стал каждое лето снимать двухэтажный дом на даче одного из «алебастровых королей» Мартемьяна Степановича Васильева, за пьянство и хулиганские выходки при честном народе прозванного Мартяшкой. Дача называлась «Золотым местом». Сюда привозили детей Алексеева, их было тринадцать душ, все разного возраста. «Большие девочки» Раечка, Надя и Соня уже входили в революционные кружки, «участвовали в роли подставных невест при посещении тюрем с заключенными революционерами для передачи им записок и нужных сведений».
Так о них пишет в книге «Пляска Святого Витта» Тамара Нефедова. Тут, конечно, не обошлось без влияния брата, Владимира, члена Боевой организации народного вооружения (БОНВ), участвовавшего в 1906 году в нападениях на почтовые поезда. Первый «экс» сошел боевикам с рук, во время второго, при котором, кстати, были человеческие жертвы, их арестовали. Владимир попал на каторгу. Экспроприированные средства пошли на нужды и мероприятия РСДРП, в частности на проведение V съезда в Лондоне.
Понятно, что дача была нужна не столько самому Илье Платоновичу, сколько «старшеньким». Рядом с дачей стоял маленький домик, где денно и нощно Володины друзья мастерили бомбы. Вот что поведала Нефедовой воспитанница Алексеевых, выросшая у них в доме и впоследствии ставшая женой «экспроприатора», Татьяна Александровна Евфорицкая: «Раечка, Надя и Соня были уже взрослыми девушками и могли служить поводом для устройства веселых гостеваний. Фактически это были сборы революционеров для решения ряда вопросов дела революции. Они служили вроде ширмы: при появлении полиции было организовано угощение, кто-то играл на гитаре, а девушки и парни пели. Полиция уходила ни с чем, а заседание кружков продолжалось».
Эти места возле Висячего камня были весьма популярны и в советское время. На живописной лужайке проводились массовые игры, танцы, шахматные турниры. Прибывали туда на пароходе.
(Продолжение следует…)
Автор: Рашида Краснова
