Из воспоминаний моей полковой жизни в Гатчине (здесь князь А. И. Дондуков-Корсаков) расскажу бывший со мною случай на манёврах, кажется, в 1842 году.
Маневры кончались и готовились после последних движений к так называемому "куделю" (coup d'oeil). Это было после маневров общее картинное расположение войск на Красносельском военном поле, на которое обыкновенно приезжала Императрица (Александра Фёдоровна) и весь двор в экипажах.
Государь (Николай Павлович) своим звучным голосом командовал движениями; кирасирская бригада, к которой принадлежал наш полк, выстроилась развернутым фронтом, а в интервалах полков проскакивала образцовая конная батарея.
Я ездил перед 1-м взводом 1-го эскадрона; помню даже, как я дал шенкель лошади, чтобы посторониться от скачущего орудия; в это время сделался взрыв, и я с лошадью был выброшен импетом шагов на 30 или более вперед эскадрона.
Я не мог себе отдать отчета в первую минуту о случившемся, но когда пороховой дым рассеялся и я возвратился к месту, то увидел страшную картину: опрокинутое и врывшееся в землю орудие, передка которого не существовало, трупы лошадей, обгоревшая и изувеченная прислуга, в страшных мучениях валяющаяся на земле.
Несколько кирасир и лошадей моего взвода тоже легко были ранены и контужены и я почувствовал боль в правом плече и шее. Когда сняли с меня кирасы и колет, то правая часть головы, шеи и все плечо вздулись пузырем.
Дело в том, что я также сильно был контужен, вероятно, осколком шины от передка; задняя часть кирасы моей, к счастью, не картонной, а железной, переделанной из юнкерской, была совершенно согнута и вдавлена.
Этому обстоятельству, может быть, и обязан я, что не получил более серьезных повреждений. Немедленно прискакал со всею свитой к месту происшествия Николай Павлович, заботливо относясь к раненым.
На земле лежал, лицом вниз, артиллерийский офицер поручик Дьяконский с совершенно обгорелыми волосами. Государь, обратившись к своему доктору Наумовичу, сказал: "надобно ему пустить кровь".
Дьяконский встал и, грозя пальцем Государю, возразил: "нет, Николай Павлович, этому уж не бывать". Оказалось, что у него от сотрясения мозга сделалось временное расстройство ума, от которого он после излечился.
Меня также Государь очень милостиво и заботливо расспрашивал о случившемся. Между тем, Государыня уже подъезжала, войска выдвинули вперед и прислали роту пехоты, чтобы закрыть от Императрицы раненых. Я с взводом тоже остался на месте и назначен был проводить до Красного Села повозки с ранеными.
Ужасные тут были сцены! В первый раз видел я tetanos на одном из артиллеристов, который весь обгоревший неподвижно стоял, и столбняке мы его довезли до госпиталя. У большей части артиллеристов были выжжены глаза, у фейерверкера, когда его подняли, совершенно отделилась рука и тут же он умер. У кирасир были только лёгкие контузии, я сам через неделю оправился.
Все произошло от того же смотрового, а не военного отношения к делу: в то время чрезвычайно ценилась быстрота стрельбы из орудий, для чего в передке держались снаряды не в шуфлах (здесь медный совок), как то требовалось, а в простых мешках.
Вероятно крышка передка от сильного движения треснула и пороховая пыль пробилась наружу, а артиллерийский № с фитилем, при снимании орудия с передка, заронил искру на крышу, по крайней мере тогда все объясняли так этот случай.
Строжайшее следствие, разумеется, ничего не открыло, но тогда же приказано было номерам с фитилем не снимать орудия с передков.
Другие публикации:
