Из дневника ротного командира 6-го пехотного корпуса Ивана Ивановича Гладилова
14 мая 1841 г.
…
К 9 часов Государь (Николай Павлович) проехал из Петровского дворца в Москву, народ приветствовал его криком: Ура! Солдат тотчас убрали во двор, офицеры были за воротами. Государь, ехав мимо, очень внимательно смотрел на нас, приложив к шляпе руку. После его проезда тотчас же нас повели в Москву (знамена стояли в Петровском дворце).
Мы пришли на Тверскую площадь и построились в плотные колонны, по два батальона. В 10/30 часов нас повели на места; наш батальон стоял от гостиницы Европа, что противу главнокомандующего, и далее к Воскресенским воротам.
Вдруг закричали: Смирно, слушай, на краул; музыка заиграла поход. Смотрим, несется с левого фланга на тройке курьерских офицер в шинели с белым пером. Его приняли за Михаила Павловича, а это был курьер.
Народ кричал: Ура! и кланялся, сняв шапки. Вскоре показался Государь, он ехал к заставе из Кремля и здоровался с войсками. С каким восторгом встречали его солдаты: музыка, ура, огласили воздух. Государь, что далее, то делается величественнее; чудо, что за мужчина! Как он величественно и с тем вместе с какой добротой смотрит на солдата!
Около 11 часов, по первому выстрелу, данному конной артиллерией на площадке Сретенского (Страстного) монастыря и колокольному звону, дан знать въезд Цесаревича (Александр Николаевич). Артиллерия продолжала стрелять до тех пор, пока коляска не приблизилась к ней; остановилась, пока проехали, и опять продолжала стрелять; наконец, церемония приблизилась к нашему полку.
Коляска запряжена четвёркой белых лошадей, в ней сидела на главном месте Цесаревна (Александра Николаевна), противу нее штатс-дама и, кажется, фрейлина, я не мог заметить хорошо. Цесаревна была одета в белом атласном платье, и превосходная на голове шляпка.
Государь ехал по правую сторону, а Наследник по левую сторону, верхами. Коляска ехала ближе к войскам. Наследник ускакал вперед, не доезжая нашего полка, и стал на правом фланге. Цесаревна кланялась народу и войскам; поравнявшись со мной, она поклонилась войскам, следовательно, мое любопытство было вполне удовлетворено: я увидел ее лицом к лицу.
Она мне показалась таким миленьким существом; какие умные глаза, сколько в них добра и ума, лицо чрезвычайно привлекательно; не знаю, верно ли я написал, но как я мог ее увидеть к какую-нибудь минуту, как она ехала мимо? Более я ничего не видел, даже не заметил, какова штатс-дама, и Государя видел издали. С какой-то радостью пришли мы домой!
15 мая, четверг
Поутру сначала назначили учение на батальонных дворах, наконец, часу в 6-м ударили сбор, и приказано вести на Ходынку к линейному учению.
Наш батальон пришел, когда уже давно началось учение; медленность произошла от того, что проспал Вефель (?), не отдал приказание в роты. В 9 часов кончилось учение, и нам приказано тотчас ехать в развод, где будут представляться Наследнику.
К 12 часам, или за несколько минут до приезда Императора, собрались нашего полка офицеры. Государь и Наследник были в казачьих платьях. После развода всех полков штаб-офицеры, и наших двух его высочества обер-офицеры, собрались в Чудов монастырь, откуда пошли на половину Наследника представляться.
Цесаревна удостаивала всех целовать руку, которую подавала сама. Она стояла у окна, а Наследник по правую ее сторону; направо противу их Нейдгарт (Александр Иванович), а представляющиеся по одному в ряд. Цесаревна была одета в малиновом бархатном русском платье с золотой отделкой, повойник белый усыпан бриллиантами. Позади ее у дверей стояла штатс-дама, по левую сторону дверей фрейлина, очень миленькая.
В этот раз я, кажется, более рассмотрел Ее Высочество. Она точно имеет очень много привлекательного в лице; глаза, как кажется, тёмно-карие или даже черные, ручка чудо хороша. Но вчера она была авантажнее в шляпке, нежели в повойнике.
17 мая, суббота
14 числа Государь проезжая из Петровского дворца в Кремль, не поехал по Тверской, а своротил влево и как раз наткнулся на два батальона Тульского егерского полка, которые шли в беспорядке и его не узнали. Полковника Юрьева с двумя батальонными командирами посадил на Ивановскую гауптвахту.
18 мая, воскресенье
Вечером ездил в Москву на иллюминацию. Исключая дома главнокомандующего и Воскресенских ворот, всё очень дурно было освещено. Кремлевский сад и темно и гадко; в экипажах ездило очень много; Государь с невесткой (М. А.), сыном (А. Н.) и гросс-герцогом проехал два раза мимо сада. В первый раз до того народ стеснил экипаж, что Государь просили их посторониться, но Русаки чуть не на себе везли.
19 мая, понедельник
В 6 часов полк собран был во Всесвятскую рощу, в 9 часов повели на Ходынское поле.
Только что мы пришли на место, Государь приехал в Петровский дворец. В 10 часов Государь прибыл к войскам, построенным в 1-й линию мушкетёры, во 2-й егеря, в 3-й кавалерия, в 4-й артиллерия. Во фронте было пехоты 17 и 18 дивизии кавалерия, после е. в. драгунский, гросс-герцога гусарский, два эскадрона сводных караульных, конной артиллерии две батареи, пешей две батареи.
Государь, объехав полки, выехал на средину, поблагодарил людей, что хорошо стоят. Когда подъезжал к нашему полку Государь, то Наследники подъехал, стал пред срединой полка, сказал "слушай моей команды" и звонким голосом скомандовал "слушай на караул".
Когда он подъезжал к полку, то слышно было невольное солдатское восклицание: "Вон наш батюшка к нам едет". Не знаю, как другие, думаю и все; но наш батальон хватил молодецки "на караул", да и как было не сделать, когда командовал сын Царя?
Лишь только поблагодарил Царь, тотчас начал командовать: "перемена дирекции, строй дивизионы". Команда шла одна за одной; делали быстро, выстроив дивизионы, сняли ранцы, но почти чрез 5 минут надели снова и начали церемониал.
Шли 17 и 18 дивизии, рекруты обеих дивизий, драгуны пешим строем, артиллерии потом кавалерия, те же драгуны верхами, гусары, конная артиллерия. Когда прошли два батальона нашего полка, Государь подозвал Шоперта (Евстафий Петрович?), сказал, - Шоперт! хорошо, очень хорошо! Когда же полк прошел, сказал: - Спасибо, Шоперт; не ожидал так хорошо. Полк достоин названия своего шефа (?).
Полк прошел полковой колонной; первым взводам Государь сказал: "хорошо, ребята", потом половине скомандовал "ружье вольно", и опять похвалил. Тарутинскому же полку скомандовал "на руку", и они закричали: Ура; им махал, а они сильнее кричали Ура. Но Государь ничего не сказал.
Когда прошла вся пехота, он потребовал всех полковых и батальонных командиров со словами: Господа, благодарю вас, сверх ожидания прекрасно.
Я взял на выдержку 17 дивизию, и она с похода прямо; очень хорошо, видно много старания. Впрочем, я человек, не люблю старое помянуть: но полковник Юрьев, пожалуйте сюда: у вас я нашел беспорядок в двух батальонах, чего я никогда нигде не видал; надеюсь, что я видел, и буду видеть подобный беспорядок в последний и в первый раз.
Полк ваш показался очень хорош. Чтобы показать ординарцев, дать развод. Парад я считаю за ничто, это в моих глазах ничего не значит; но порядок внутренний за глазами, порядок - вот чего я требую; в противном случае полковому командиру полк откажу, в солдаты разжалую; я надеюсь, не встречу.
Впрочем, нынче хорошо, очень хорошо, я очень доволен.
Завтра линейное учение. Каков-то будет последний смотр? Если и этот удастся, будет очень хорошо.
20 мая, вторник
В 6 часов мы собрались во Всесвятской роще у питейного дома. В 10 Государь приехал к войскам, взял драгун и повел на Ходынское поле; вскоре открылась канонада орудий, потребовали нас. Мы вышли с пешей артиллерией, построились в боевой порядок и пошли к Ваганьковскому кладбищу.
На нашем фланге была ужасная суматоха, потому что первая бригада пошла вправо в обход и смешалась с нами; хорошо, что Государь не видел.
Под Ваганьковским кладбищем построил к атаке в колонны, соединив все четыре колонны, и в когорте проходили церемониалом. Государь так занял место, что, пройдя 10 шагов, нужно идти через ров. После Государь собрал полковых командиров и сказал, что было очень хорошо, очень доволен.
Были также ошибки, но они ничтожны, а именно в Тарутинском полку застрельщики вялы, и "зевал" 4-й батальон, а в его высочества полку "зевал" 2-й батальон. "Впрочем, спасибо". Шоперту присылал сказать благодарность, что хорошо вел линию. В ночь Государь уедет.
21 мая, среда
Нынче Наследник смотрел его высочества драгунский, и кажется штаб и обер-офицеры обедали у него. Бал был у Небольсина (Николай Андреевич).
1 июня, воскресенье
…Я однажды слышал, как говорит солдат солдату свой сон после получасового привала ночью, как мы занимали Пшехские высоты за рекой Кубанью. Вот как это случилось.
С вечера мы выступили и ночью пробирались до Пшехских высот; лес, овраги, завалы нас останавливали, так что подвинемся шагов сто и стоим минуты три, пока авангард очистит дорогу. Как-то вышло, что почти или более получаса мы стояли; следовательно солдаты и мы успели всхрапнуть.
Нас подняли, тронулись; я еще порядочно не проснулся, как уже ноги машинально шли. Слышу двоих солдат, рядом со мной шедших (это было в цепи), разговаривающих:
- Что, брат Чикин, какой Господь дал сон сейчас видеть! Ну, слышь ты, так теперь с радости сердце бьется. Во, только я свалился, заснул, вижу, наша корова отелилась телушкой; вот я словно еще в мужиках, и принёс в избу телушку-то; матушка прядет, а хозяйка у образов затеплила свечу, да и несет мне белую рубаху, дескать, надень, говорит, ныне Суббота; а я не то, что мужик, не то, что в отпуску.
Господи, твоя воля, так радостно стало; думаю, как же я дома, ведь мы под Черкесом? А батюшка покойник на печи лежит. Господи, подумал я, матушка живехонька, да и все так же в избе, и ребятишки, ну и котная (которая должна, принести ягненка) овца; словно как теперь вижу.
- Что ж рубаху-то надел? - спросил Чикин.
- Нет, а я взял из рук, а теленка хозяйке отдал. Коли б хоть Бог дал побольше видеть такие сны; не удалось в отпуску быть в 13 лет, выпустит ли Господь?
- Смотри, брат, - сказал третий солдат, не родила ль хозяйка твоя телушку; а свеча и белая рубаха нехорошо, смотри, чтоб не убили.
- Что ж убьют, так убьют: теперь так радостно, как будто грехи все отдал.
Этот рассказ до сих пор я помню; но по ветренности я не позаботился узнать, остался ли жив или напророчил смерть рассказчику его товарищи.
Не знаю, какой-то будет лагерь; для нас начало лета недурно. Государь доволен; говорят, он будет в августе. Нынче бригадный командир был в лагере с дивизионным начальником. Бригадный командир сказала мне: Ну, Гладилов, я не забыл, что лишил тебя в Бородине часов, теперь представил к ордену; я думаю, приятнее получить на грудь, нежели в карман.
Полковник прибавил, что я слишком мало был награжден под Бородиным, тогда как моих товарищей произвели чрез месяц. Я благодарил его. Казаринов и Пшецлавский ужасно восстали противу меня; говорят, что напрасно меня представили.
Бог с ними, пусть их ершатся, а я все-таки буду жить как жил; говорят, что я много кланялся Шоперту; совесть моя чиста, я покоен.