Забрезжил рассвет и в его тусклом свете Ярослав увидел полчища печенегов, подобравшихся уже совсем близко. Его воеводы предусмотрительно, затемно подняли ратников и оказались правы – времени на сборы не оставалось. Словно в ответ на его мысли, со стороны врага раздался воинственный клич и печенежские конники, подстегивая лошадей, ринулись на встречу. Двигались они нестройно, без видимого слада, сплошной черной стеной. Ярослав знал, что где-то там, позади этой лавины, выжидает его брат, горя желанием поскорее возвратиться в Киев, сесть там уже окончательно и пощады для него, Ярослава не будет, впрочем, как и для остальных, оставшихся в живых потомков князя Владимира. Это был последний, решающий бой, от исхода которого зависела дальнейшая судьба Киевской Руси.
Среди его воинов пробежал ропот. Кочевники всегда славились беспощадностью к врагу, стремительности в бою и отсутствием боязни пасть на поле боя. То, что Святополк, обратился за помощью именно к ненавистным издревна печенегам, было на руку Ярославу. Он набрал в грудь побольше воздуха и закричал, что есть мочи, дабы услышали его все ратники:
-Други! Святополк решил привести на ваши земли чужака, врага, столько раз попиравшего наши границы! Врага, который жег ваши дома, убивал ваших отцов и братьев, уводил в полон жен и детей! Не допустим такого поругательства над нашей Родиной!
-Не допустим! Побьем проклятых! – раздались дружные крики.
Расчет Ярослава оказался верным. Если за право сидеть на княжении одного из сынов Владимира отдать жизнь желал не каждый, то ради защиты родной земли все готовы были биться на смерть! Воеводы начали отдавать команды под приближавшийся топот и крик печенегов, их дальше передавали сотники и десятники, и вот уже первые строи русских двинулись им на встречу.
Это был долгий день и самый трудный бой, в котором до сих пор пришлось участвовать Ярославу. К вечеру поле у реки Альты было насквозь пропитано кровью, усыпано множеством безжизненных тел, о которые спотыкались кони, сбрасывая с себя седоков. У Ярослава конницы было мало, тогда, как печенеги почти никогда не дрались пешими. Русские ратники, длинными копьями вышибали степняков из седел, рубили по ногам коней острыми мечами и упавших на землю врагов добивали безжалостно. А печенегов словно и не преуменьшалось! Как из под земли вырастали новые всадники и конца им было не видно. Несколько раз, сердце Ярослава сжималось болезненно, думая, что перевес на стороне врага и не выстоять его войску перед злобным натиском. Но вот под вечер, ряды печенегов стали редеть. Уже не так отчаянно рвались они в бой, а лишь понукаемые своими предводителями, заставляли себя бросаться в гущу схватки. Немало полегло и русских ратников, но, считать потери во время боя было занятием неразумным. Потом, когда остынет бушующая в жилах кровь, они вынут из-под тел врага каждого павшего, оплачут...
Святополк, поначалу радовавшийся неминуемой победе, после полудня начал испытывать тревогу, как и окружавшие его печенежские ханы и беки. Русские не только не сдавались, но казалось очнулись от первоначального замешательства и нашли в себе силы дать достойный отпор. Святополк чуть не рычал с досады. Хан Килдарь, злобно сверкал в его сторону узкими желтыми глазами, словно неудачи печенежского войска в бою были заслугой Святополка. Вот уж и беки стали бросаться в бой, пытаясь ободрить своих, показать, что хозяева их рядом, не бросили их на растерзание.
- Ради тебя воюем, князь! – рыкнул Килдарь, - Пора и твоим воинам вступить в бой!
Святополк, окинул взглядом немногочисленных своих ратников. Если он потеряет и их, то шансов уйти от Ярослава у него не будет.
- Мои воины ничего не решат в этой битве! Ты, хан, обещал мне выиграть битву, но не сдержал слово!
Мгновение казалось, что Килдарь вытащит меч и ринется на Святополка, но стоявшие за спиной русского ратники, удержали его от этой неосторожности. Килдарь, с презрением, демонстративно, развернул коня задом к Святополку, кликнул своих ратников и ринулся в бой.
Святополк, уже который раз, за свою жизнь, решил, что пора бежать. Надеясь, что все же чудо случится и Ярослав будет побежден, он оставил несколько соглядатаев дожидаться окончания боя в укрытии, а сам поспешил прочь от места битвы.
Он мчался и думал, где теперь искать пристанища и, кроме как повалиться в ноги тестю, не видел вариантов. Теперь и путь к печенегам был для него заказан, как и на Русь. Варяги воюют на стороне Ярослава. В Византии его не примут, так как он убил сыновей византийской принцессы Анны, бывшей замужем за князем Владимиром. Он становился изгоем для всего мира, как библейский братоубийца Каин, о котором рассказывала ему мать, княгиня Ирина. Вспомнил о матери Святополк впервые с той поры, как покинул Туров и оставил ее там. В сердце шевельнулось что-то вроде стыда и раскаяния. Мать ведь отговаривала его от опрометчивого шага, но он, в гордыне своей не послушал, поддался уговорам Ригелинды, о чьей судьбе тоже теперь ничего не знал.
Путь Святополка лежал через окраинные земли. Густыми лесами, болотами и нехожеными тропами добирался он до владений короля Болеслава. Однако, прямо предстать перед тестем он не решился, а отправил к нему гонца с вестью, мол зять твой убежища просит. Просить у Болеслава войско, чтобы снова отправиться на Русь Святополк не стал. Его малое войско остановилось в глухом лесу, среди болот. Покуда ждали ответа от Болеслава, воины, разоблачившись от брони, взяли в руки топоры и принялись сооружать себе временные жилища. Питались тем, что смогли добыть в лесу, ибо запасов никаких при себе не имели.
В этом влажном, мрачном лесу, у Святополка началась лихорадка. С каждым днем ему становилось все хуже. Воины, хоть и ухаживали за ним, но особой жалости к бывшему князю не испытывали. По его милости оторваны они от родины, от близких, окутаны позором бесчестия! И когда Святополк испустил свой последний вздох, после трех дней беспамятства и бреда, его похоронили подальше от того места, где бывшие воины строили себе жилища. В могилу, как и подобает, на щит положили тело, а рядом княжеский меч. Укрыли плащом и возвели над местом погребения большой курган.
Когда прибыл гонец от Болеслава, с отказом принять Святополка, худую весть сообщать было не кому. Воины, оставшиеся без князя, на чужой земле, так и прижились в том месте, постепенно построив деревню и обзаведясь женами из соседних польских деревень.
Королева Ода, наконец, была беременна. Радость переполняла ее и омрачалась только тем, что Болеслав, даже узнав о скором прибавлении, не оставлял визитов к своей пленнице и по-прежнему относился к законной жене с отчужденностью и холодом. «Так, пожалуй, и она родит ему дитя, а он признает его своим, приведет во дворец и наложницу, и ребенка!» - тревожилась она. Терпеть под своим боком соперницу Ода не намеревалась. Она послала одну из верных служанок, прибывшую вместе с ней из Германии, разузнать как можно больше о пленнице. То, что рассказала ей девушка, уверило королеву в необходимости предпринять срочные меры. Русская княжна, это не простая холопка, пленившая короля своею красой! В ней текла кровь, не жиже чем у самой Оды, и от того она была во сто крат опаснее. Ода прекрасно знала, как легко можно избавиться от неугодной жены, чтобы на ее место взять ту, кто милее сердцу. Она уже успела понять, что Болеслав был достаточно жесток, чтобы устранить жену в угоду наложнице. Потому, действовать надо было быстро, пока дитя еще живет в ее чреве и она защищаема им.
Служанка Оды, получив от хозяйки значительную сумму денег, подкупила одного из стражников Ледницкого замка. Вместе с деньгами, стражник получил порцию яда, который надлежало подсыпать в пищу княжне. Жадность и страх перед королем, боролись в нем, но алчность в итоге победила.
Однажды утром, Добронега, по своему обычаю, пришла к покоям Предславы. Она поскреблась в дверь, но ответом ей стала леденящая тишина, хотя обычно сестра разговаривала с ней сквозь приоткрытую дверь. Добронега, немного поколебавшись, вошла без дозволения. Предслава лежала на кровати и не шевелилась. За то время, что Добронега не видела сестру, она сильно похудела. Из-под длинной ночной сорочки торчали тонкие, как у десятилетней девочки, ножки. Лицо было бледным, нос заострился. На секунду Добронега пришла в ужас – ей показалось, что сестра мертва. Но тут она увидела, что веки Предславы подрагивают. Добронега кинулась к ней.
- Предслава, сестрица! – девушка схватила безвольно свисавшую к полу руку, - Что с тобой? Проснись!
Предслава не шевелилась. Крик Добронеги переполошил немногочисленных обитателей замка пленниц. Ворвавшиеся в покои княжны прислужницы засуетились, пытаясь разбудить молодую женщину. Ее хлопали по щекам, растирали руки, перевернули на бок. Предслава, как-то сдавленно всхлипнула, и изо рта потекла струйка зеленоватой слюны.
- Потрава! – воскликнула одна из пожилых служанок, приставленная к Предславе королем Болеславом.
Она склонила голову женщины к полу, сунула ей в рот скрюченный страростью палец, второй рукой надавила на живот. Тело княжны стало содрогаться в судорогах, исторгая из себя немногочисленные остатки еды.
- Кто трапезу подавал княжне поутру? – грозно прокричала спасительница Предславы, глазами указывая на маленький столик с остатками трапезы.
Видно было, что Предслава съела немного, и это давало надежду, что яду было недостаточно, чтобы отправить девушку на тот свет.
- Я...- молоденькая прислужница, трясясь от страха, выступила вперед.
- Значит ты отравить ее хотела!
- Да что ты! – девушка, умоляюще приложила руки к груди, - На что мне такой грех на себя брать? Я еду в стряпчей взяла, как обычно!
Предслава тихо застонала и открыла глаза.
- Худо мне! – прошептала она, - Воды!
Ей тут же дали пить и она глотала жадно, но через мгновение вода пошла обратно.
- Хорошо, добро! – приговаривала пожилая служанка, заставляя княжну снова пить воду, как только спазм прекращался.
Добронега сжала маленькие кулачки, ее всю трясло от злобы. Мало того, что их держат тут пленными, а король издевается над Предславой, так еще и со свету решили извести таким подлым способом! Уж лучше б сразу камень на шею, чем терпеть такое мучение! Ведь они-то не сделали ничего плохого и никому от них вреда не могло быть.
Предславе полегчало, но она была настолько слаба, что даже не прогнала сестру. А та, пользуясь случаем, села у нее в изголовье и гладила по густым, русым волосам.
Вечером явился Болеслав. Старая служанка вбежала к Предславе, намереваясь поднять ее с постели и привести в порядок, чтобы Болеслав не догадался о случившемся утром, опасаясь за свою голову. Но Добронега, так прикрикнула на нее, что старуха опешила, а пока она приходила в себя, на лестнице раздались тяжелые шаги короля.
- Что с княжной?! – спросил он громко.
Старуха стояла ни жива, ни мертва, прижав руку к груди в районе бешено колотившегося сердца.
- Хворь приключилась с княжной...-пробормотала она, умоляюще глядя на Добронегу.
Но девушка не собиралась молчать. Ярость, которую она до сих пор не испытывала, клокотала в ней. Добронега поднялась, выпрямилась во весь свой невеликий рост и, глядя прямо в глаза Болеславу, сказала.
- Ложь! Не хворь уложила мою сестру, а потрава! Ты сама так сказала! – обернулась она к старухе.
-Говори все, как было! – велел Болеслав женщине и она, запинаясь и заикаясь, рассказа о том, что случилось утром.
Болеслав подошел к постели больной, нежно взял ее за руку. Предслава, сморщившись от отвращения, постаралась вырваться, но сил не было.
- Оставайся с сестрой и глаз с нее не спускай! Я пришлю хорошего лекаря! - сказал король Добронеге.
Потом он велел собрать всех, кто имел доступ на остров, чтобы учинить допрос. Добронега вернулась на свое место и больше не намеревалась покидать эту комнату.
