Ода даже не предполагала, что ее тучный, престарелый муж, способен на такое буйство. Кто предал ее и как Болеслав узнал о том, что за отравлением русской княжны стоит она, королева не знала, но суть дела это не меняло. Оде показалось, что, если бы не ее выпирающий вперед живот, то муж просто убил бы ее в пылу гнева. Значит верны были ее опасения и им владеют настоящие, сильные чувства и оттого становилось тем более досадно, что ее столь тщательно продуманный план, сорвался. Теперь устранить соперницу будет нелегко! Болеслав позаботится о том, что бы комар мимо головы его отрады не пролетел.
Нашумевшись вдоволь, наградив жену нелесными эпитетами, среди которых "потас..ха" был, пожалуй, самым невинным, Болеслав ушел, громко хлопнув массивной дверью. Ода осталась стоять посреди комнаты и пылающими жаром щеками. Ей отнюдь не было стыдно за то, что она сделала, раздражало другое: его крики должно быть слышал весь замок, а худшего унижения перед слугами, сложно было придумать!
Ребенок сильно толкнулся в утробе, приведя женщину в еще большее раздражение. Еще слишком рано ему было появляться на свет, не время! Однако, нарастающая боль в животе, говорила о том, что Господь считает иначе. Поняв, что роды начались, Ода стала молиться про себя, чтобы, по крайней мере, это был сын! А уж потом она что-нибудь придумает - ведь у нее на руках будет наследник королевства! Она понимала, что задача ей предстоит трудная, почти невыполнимая. Устранить всех, стоящих ближе к власти наследников, расчистив дорогу себе и своему сыну, которому еще надо было пережить младенчество. Ода помнила, как рыдала ее мать, теряя одного сына за другим, когда их уносили детские болезни или они сразу рождались мертвыми. Помнила, как мать бросала на нее злые, осуждающие взгляды, за то, что сыновья ее умирали, а она, девчонка, жила и крепла, и всякая хворь обходила ее стороной! Сейчас она понимала мать. Ничего она так не желала в те минуты боли, как услышать, что родила сына!
Крик младенца огласил комнату, где королева Ода, без сил, откинулась на подушки. Лицо ее было красным и липким от пота.
-Сын? - хриплым голосом спросила она и увидела, как повитуха вскинула на нее испуганные глаза.- Что молчишь? Сын?
-Девочка...Здоровая...-прошептала повитуха и Оде захотелось убить ее.
Она, наверное и кинулась бы на ту, что принесла ей несчастливую весть, но сил совсем не было. Из глаз ее брызнули злые слезы. Она проиграла! Проиграла по всем направлениям! Она родила никому не нужную дочь, и Болеслав, после ее покушения на княжну, больше не переступит порог ее спальни, как бы она не стремилась затащить его в свою постель.
Болеслав же, услышав весть, что Ода родила девочку, обрадовался. Он тоже прекрасно понимал, какую власть получила бы она, будь у нее на руках сын! Наследников у Болеслава было предостаточно и, положа руку на сердце, ни одного из них он не видел на своем месте. Старший, Безприм, которого Болеслав уже давно заточил в монастыре, надеясь искоренить в нем дурные наклонности, упорно противился постригу, и все еще оставался главным претендентом на трон. Средний, Мешко, хоть и являлся первым помощником отца, но неуемная жажда власти, которую он даже не пытался скрывать, пугала Болеслава. Младший, Отто, напротив, был настолько равнодушен и ленив ко всему, что и сам не стремился занять трон. И все же, во блага королевства, Болеслав полагал, что лучшим королем станет Мешко, а потому посвящал его во все свои дела и тот, благодарно, впитывал в себя опыт отца. Если бы Ода родила сына, то это внесло бы еще большую сумятицу в наследственные дела, а в силу большой разницы в возрасте между наследниками, у юного королевича все равно не было бы шансов.
Дочь же, Болеслав мог любить, не оглядываясь на будущее. Он нарек девочку Матильдой, отрядил ей лучших нянек, и уже нее считая нужным скрывать свои чувства, всерьез планировал перевезти княжну Предславу в свой замок, как только она достаточно поправится.
Радость победы над Святополком омрачало лишь чувство, которое овладевало Ярославом все больше и больше. Скупость, граничащая с жадностью. Пока добирались до Киева, пока воины с упоением погружались в пиршества, предвкушая щедрое вознаграждение, Ярослав терзался мыслями, как этого избежать. Он оправдывал себя тем, что казна была почти пуста, а поживиться чем-то, кроме оружия, у павших в бою печенегов было не чем. И все же проблему предстояло решить. Первым делом, как только отгуляли приветственный пир в Киеве, Ярослав позвал к себе Константина Добрынича. Уж на понимание родича и верного соратника он мог рассчитывать! Но Константин, услышав задумку Ярослава, стоял понурившись. Князь предложил ему немедля возвращаться с новгородскими ратниками домой, прихватив с собой в качестве наместника княжича Илью. А награду воинам давать постепенно, из тех средств, что предназначались в качестве дани Киеву. При этом и от самой дани не освободил Новгород, а лишь немного уменьшил ее, так, что на то, чтобы воздать каждому ратнику по заслугам, могут уйти долгие годы.
Выслушав князя, Константин Добрынич поднял на него глаза. Молчать он не собирался:
-Ты князь, видно не оценил помощи, которую Новгород оказал тебе! Вспомни, не ты ли хотел опустить руки и сдаться без боя? Не мы ли, собрали для тебя войско, зазвали воинов из варяг и сосватали шведскую принцессу, за которую щедрое приданое дадено и мир со Швецией?
Ярославу не по нраву пришлись такие речи. Слишком много на себя взял Константин! Кто он таков, чтобы судить его - победителей ведь не судят!
Ярослав поднялся на ноги, прихрамывая прошелся взад и вперед по горнице, где шел этот разговор с глазу на глаз.
-Ты, Константин Добрынич, видно забыл с кем говоришь?! Кого помощью попрекаешь? - сказал Ярослав почти шепотом, зловеще, как показалось Константину, - Серчаешь видно, что не быть тебе теперь наместником?
Константин вспыхнул от такого предположения. Да, он любил Новгород, но всегда, как покойный отец его, он помнил свое место и ни кем, кроме как верным княжеским слугою себя не мнил.
-Княжич Илья, почитай, на моих руках вырос! - сказал он с достоинством, - И его право никогда мной отрицалось! Речь-то о людях, князь, как им в глаза смотреть?
-А вот-то, твоя забота! - сказал Ярослав, ловко переложив тяжкое бремя на плечи Константина, - Собирайся в путь, не медля! Киеву и без стольких лишних ртов тяжело!
-А варяги как же? - поинтересовался Константин, понимая, что не переубедить ему князя.
Это была вторая проблема, от которой Ярославу было уже не отделаться чужими руками, тем более, что варяги уже сталкивались с подобным при князе Владимире. Но тогда, батюшка его, смог услать воинственных варягов на другую войну, Ярославу же спровадить викингов было не куда.
-Это я решу! - сказал он Константину с уверенностью, которой не ощущал.
Когда Константин Добрынич вышел, Ярослав принялся размышлять над проблемой варяг вертя в голове варианты и так, и эдак, а все сходилось к одному - им заплатить придется и дело это не следует откладывать в долгий ящик! Он мечтал выдворить викингов из Киева следом за новгородцами. Призвал к себе казначея и узнав сколько в казне осталось денег, Ярослав понял, что не сможет выплатить варягам даже половину обещанного. Пришлось созвать бояр. Те, порядком обескровленные Болеславом и Святополком, не мало вложившие в восстановление города после набегов и пожаров, сами были на грани разорения, но все же наскребли некоторую сумму. Хоть этого и было недостаточно, взять еще денег Ярославу было просто неоткуда. Он позвал к себе ярла-предводителя варягов и, пустившись в пространные рассуждения и уверения, так заговорил ярла, что тот, сам не поняв как, согласился взять то, что дают и отбыть в путь немедля.
Уже потом, когда Киев остался позади, ярл понял, что ничего больше от Ярослава не увидит. Это был удар по его чести, ибо война была главным заработком викингов, а за выигранный бой им заплатили ничтожно мало. Роптали и простые воины. Проходя по Полоцким землям, в которых правил племянник князя Ярослава, варяги, внезапно получили от него приглашение на службу. Предложение это выглядело странным, ввиду того, что никто на князя Брячислава не нападал и в землях его было тихо. Однако, возвращаться с позором в родные земли викинги не стремились. Только нагруженные золотом и богатой добычей, могли явиться они домой. Потому и согласились остаться в Полоцке. Наученные горьким опытом попросили у Брячислава платы наперед и осели до поры в вотчине, некогда отданной князем Владимиром жене своей Рогнеде и ее сыну Изяславу в вечные владения.
Ингигерда-Ирина наслаждалась бешенной скачкой. Она сидела в седле, на белой, статной кобылке, слушавшейся ее беспрекословно. Светлые волосы, которые княгиня не желала прятать под платом, развивались по ветру, били по плечам. Несколько дружинников едва поспевали за ней. Они одновременно и проклинали княгиню, и восхищались ею. Проклинали за то, что случись беда, полетят и их, ни в чем не повинные, головушки! Восхищались же ее бесстрашием и упрямством. Эта княгиня была совсем иной, чем тихая, редко покидающая женскую половину терема, княгиня Анна, сгинувшая от рук подлого Болеслава. Княгиня Ирина была неистова и горда. Никто не решался противоречить ей, сразу попадая под влияние ее сильной воли. Ходили разговоры, что бабы в терему боялись новую княгиню, как огня. С ней уж не посидишь за вышиванием, перемывая косточки всем и каждому. Ирина этого не любила. Она вообще тяготилась женским времяпровождением и предпочитала совать свой нос туда, куда обычно женщины не стремились попасть. Ее интересовали дела казны, войны, торговли. Она обожала лошадей и вот, как сейчас, часто выезжала за город, чтобы проехаться верхом.
Ее муж, которого она знала еще совсем мало, одержал победу. Что ж, значит она может высоко держать голову и скоро ей предстоит отправиться в Киев. О, она жаждала перемен! Новгород, хоть и большой, и величественный, казался ей не тем местом, где судьба уготовила ей жить и властвовать. Ее место рядом с князем, по правую его руку! Она не даст задвинуть себя на задворки жизни, не затеряется где-то среди бесконечного рождения детей! Ей были противны слащавые бабы, толпой ходившие за ней в тереме и при этом боязливо сторонившееся ее. Ингигерде доставляло тайное удовольствие, одним только взглядом нагнать страх на какую-нибудь пышнотелую боярскую дочку. Она посмеивалась про себя, когда ее жертва, сначала краснела, потом бледнела и под конец на глаза ее наворачивались слезы, хоть ничего дурного она за собой и не знала. Лишь одна женщина во всем тереме, не поддавалась ей и этим вызывала уважение. Это была Ярка, вдова брата самой княгиня Ольги, Добрыни. Ярку не пугали суровые взгляды княгини. Она не смущалась и при резком окрике, не тушевалась, не начинала запинаться. У нее на любой вопрос был заготовлен нужный ответ. Ингигерда чувствовала, что Ярка, за свои немалые годы, повидала в жизни много такого, что теперь напугать ее ничто не могло. Постепенно она приближала к себе эту волевую женщину, ибо бессознательно стремилась окружить себя людьми, столь же сильными духом, как и она сама.
Княгиня почувствовала, что лошадь под ней начала уставать. Она повернула к Новгороду, сбавила темп. Следовавшие за ней дружинники, облегченно вздохнули.
У самого крыльца, она легко, без посторонней помощи, спрыгнула на землю, бросила поводья подбежавшему мальчишке. На крыльце стояла Ярка, явно дожидаясь ее. Увидев княгиню, Ярка поклонилась.
-Гонец из Киева прибыл, княгиня! - сказала она своим ровным голосом.
Ингигерда стремительно прошла в терем, где ее дожидался гонец. Он доложил, что княжич Илья и Константин Добрынич направляются в Новгород, а ее князь Ярослав ждет в Киеве. Ингигерда немедленно велела приступить к сборам. Княжеский терем тот час наполнился суетой и шумом, и лишь Ярка спокойно давала указания, что и как собирать. Вечером того же дня, она явилась у княгине, когда та уже готовилась отойти ко сну.
-Возьми меня с собой в Киев!
Ингигерда, впервые услышала в ее голосе просящие нотки.
-Зачем, чем тебе тут не любо? Тут муж твой схоронен!
Ярка промолчала, не желая изливать душу перед этой холодной красавицей. Как объяснить, что хочется ей под конец жизни, побывать там, где ступала нога ее миной принцессы Анны, с которой провела она рядом лучшие свои годы! Ингигерда пристально смотрела на нее некоторое время и, наконец, утвердительно кивнула.