Анна Раудсепп – православная христианка, любящая жена и мама двух детишек. Но еще она профессиональный волонтер с 22-летним опытом работы с самыми разными категориями нуждающихся в помощи людей.
Канал «Медный Колокол» поговорил с Анной о том, как сегодня работают добровольцы, с какими трудностями они сталкиваются, где и как достают действительно редкое и дорогостоящее оборудование, что сегодня требуется бойцам и местным жителям, а также о смысле добровольчества, и том, как Господь все эти годы помогает сохранять оптимизм и желание бескорыстно помогать страждущим.
— Анна, расскажите пожалуйста немного о себе. Чем вы занимались до начала СВО и в какой момент жизнь связала вас с добровольчеством?
— Волонтерской работой я занимаюсь уже больше 20 лет. Сначала работала с онко-детьми, во время пандемии COVID – в «красной зоне». А когда СВО началась – стала военным помогать.
— Вы представляете какую-то конкретную организацию или как частное лицо?
— Я 15 лет волонтерила в благотворительном фонде «Подари жизнь» — они как раз работают с детьми с онкологией. А в ковидном госпитале работала от православной службы помощи «Милосердие».
— А как с военными связались?
— У меня мужа мобилизовали. Поэтому так получилось, что с военными стала работать. Когда они стояли в Сватово (город в ЛНР – прим. ред.), мы им помогали. Рядом с ними еще бойцы были размещены, и они попросили помочь. «Милосердие» тогда не помогало военным, и меня попросили подключиться к помощи не от организации – я согласилась. И как-то дальше пошло-поехало.
Когда началась СВО, в Россию образовался поток людей с Украины. Это стало толчком к образованию Церковного штаба для беженцев из представителей сразу нескольких волонтерских организаций. Сначала я занималась им, потом уехала в Мариуполь помогать в госпитале, а потом и военным стала ездить помогать.
— То есть у вас сначала были беженцы, а сейчас военные?
— Сначала беженцы были, после освобождения Мариуполя и во время работы в местном госпитале – мирные жители, а сейчас военные.
— Получается так, что вы работали с разными категориями людей, и помощь для них в чем-то похожа, а в чем-то отличается. Расскажите, с кем из них легче, а с кем тяжелее работать?
— Знаете, я не могу прямо выделить кого-то, с кем легче, а с кем тяжелее. Потому что везде своя специфика. Наверное, для меня сложнее всего было работать с беженцами. С военными полегче.
Беженцы – это люди, которые бросили все. Многие приезжали с одним комплектом одежды – на себе. Само собой, это сильный стресс. Очень тяжело за этим всем наблюдать. Поэтому чисто в психологическом плане – работать с ними было тяжело.
— А прямо сейчас в чем ваша основная работа состоит?
— Сейчас я вожу гуманитарные грузы военным, и когда мы едем в какие-то города ЛНР, которые недавно освободили – то еще местным жителям помогаем. Мы всегда их спрашиваем, что им нужно, возим вещи какие-то, лекарства. Еще бывает, что военные просят на месте помочь.
Например, когда в Сватово ребята стояли, военные медики просили помочь дому престарелых. Их только освободили и еще не взяли на бюджет – мы им помогали. Их разбомбили сильно, и там нужны были всякие ходунки, трости, каталки. Тоже закупали, привозили.
— Анна, я думаю, что одному такую работу выполнять очень сложно. Наверное, у вас есть какая-то команда единомышленников?
— Скорее это даже невозможно, я бы так сказала. Но у меня большой волонтерский опыт. Поначалу нас было четверо, кто хотел именно военным помогать. А потом как-то все обросло: к команде присоединились люди, которые со мной еще в фонде волонтерили, добровольцы из Церковного штаба, и просто друзья решили волонтерами стать.
— А сколько всего человек?
— Когда мы выезжаем на место, то обычно это 6 человек. А среди тех, кто помогает собирать гуманитарку, закупки проводит, упаковывает, грузит – это большое количество людей. Не всегда это все те же самые лица, мы меняемся, но основной костяк – это 12 человек.
— Поделитесь секретом, как организовать такую сеть волонтеров?
— Мне кажется, что это несложно. Если все люди включены и хотят помогать – каждый находит, в чем он силен, берет на себя ответственность. Тогда все складывается.
— А кто такой современный волонтер, какими качествами он должен обладать, чтобы успешно выполнять свою работу?
— Я думаю, что не нужно прямо какими-то качествами обладать. Главное – это искреннее желание, доброе сердце и время. И больше, как мне кажется, особо ничего не нужно.
— А насколько сложно привлекать новых людей в волонтерскую деятельность? И как вы считаете, что нужно сделать, чтобы появилось больше желающих стать волонтерами?
— Честно скажу, не знаю, как у других, но у нас с этим нет никаких проблем. Люди о нас узнают и хотят помочь, и наоборот, даже нам не всегда есть, что им предложить. Просто так же тоже будешь человека задействовать.
Привлекать новых людей можно и нужно своим примером, а также хорошим отношением. Им тоже нужна отдача, какая-то благодарность. Безусловно, сюда приходят, чтобы помогать бескорыстно, но человеку все равно будет приятно, если ему сказать: «Спасибо». Например, наши бойцы регулярно снимают видео для волонтеров, они им правда искренне благодарны и часто мне присылают записи, просят передать ребятам. Я думаю, что это привлекает людей, они видят отдачу. А если ее нет, то я думаю, что это тупик будет.
— За вами закреплены какие-то определенные подразделения наших бойцов или вы сами выбираете, кому их них помогать?
— У нас нет кем-то закрепленных подразделений. Мы работаем с 2-м батальоном, который на купянском направлении находится, ездим к ним каждые 3 недели. Там служит мой муж. И плюс ребята, которые рядом с ними стоят. Обратились как-то к нам: «Вы соседям нашим ведь помогаете, может и для нас что-то найдете». Ну и там сарафанное радио работает, друг другу могут передать о нас информацию. Например, тем, кому совсем тяжело или плохо – им дают мой номер телефона. И если мы правда можем помочь – мы помогаем.
— Как вообще происходит взаимодействие между вами и подразделениями?
— Скажу так: у нас накопился определенный опыт, и мы решили, что будем взаимодействовать только через командиров рот или батальонов. Понятно, что все ребята хорошие, но им тяжело и сложно, особенно в горячих местах, поэтому они начинают что-то про запас заказывать. Мы тоже не сразу поняли, что иногда и лишнее может что-то проскочить. Сейчас я от командиров ежемесячно собираю запросы, после мы начинаем искать спонсоров, кто может это оплатить.
— Изменились ли со временем основные запросы бойцов? Что сейчас самое необходимое на фронте с точки зрения гуманитарки?
— Сейчас стало лучше, потому что раньше требовалось все, включая носки с трусами. Сейчас это уже не просят. Из актуальных запросов – антидроновые ружья. Недавно батальону закупали целую систему РЭБ. Могу сказать, что сейчас больше требуется узкоспециализированное военное оборудование.
— Скажите, а есть какое-то разделение среди волонтеров по сложности закупок? Вот вы, например, специализируетесь на довольно редких позициях, а ваши коллеги – более простые товары закупают? Или это смешанный формат?
— У нас все в смешанном формате происходит. Единственное, мы между собой разделили, что я занимаюсь преимущественно военным узкоспециализированным оборудованием, и плюс, на мне самые крупные спонсоры. А ребята занимаются не менее важными вещами, но которые немного проще добыть.
— Расскажите пожалуйста, много ли людей присылают деньги на закупку необходимых вещей? Как они на вас выходят или вы на них, и можете ли вы составить портрет современного благотворителя?
— Все начиналось с моих друзей, благо у меня их много. Я в прошлом журналист, и у меня большой круг знакомых, которые в нужный момент откликнулись. Когда суммы стали намного крупнее, я стала публиковать объявления в соцсетях. И вы знаете, люди как-то сами находятся, кто хочет помочь. Через сарафанное радио тоже находятся. Или, например, в Церковном штабе познакомилась с людьми, они дальше кому-то из своих знакомых рассказали.
Еще я не знаю почему, но не все люди доверяют фондам. И когда они знают, что их деньги напрямую попадают в нужные руки и на них идут целевые закупки, то эффективность сбора средств выше. Но я бы хотела сказать, что сами фонды нам тоже активно помогают. Если нам совсем туго, то можем обратиться, и нам хотя бы чуть-чуть, но помогут.
Еще есть церковные сообщества, там люди тоже скидываются деньгами, присылают. Бывает, что я и не просила, а сумма упала на карту и смс: «От такого-то храма, купите что-то ребятам». Я всегда отправляю чеки после покупок, и даже столкнулась с тем, что мне один из настоятелей сказал: «Аня, перестань присылать чеки, потому что если бы мы тебе не доверяли, то и деньги бы не присылали». Плюс еще есть пенсионеры, которые ежемесячно какие-то деньги присылают и прямо хотят это делать на постоянной основе.
Ну а крупные благотворители – это все сарафанное радио. Больше помогают частные лица, бизнес реже. Но здесь понятная ситуация: им нужно из бюджета деньги выделить, отчетность подготовить, обоснования какие-то. А люди просто деньги переводят, это проще.
— А что сложнее всего достать и как вам это удается сделать?
— Сложнее всего – системы РЭБ, дроны, ружья, антидроновые системы. Во-первых, они в дефиците, во-вторых, надо знать, где их достать. В-третьих, очень много мошенников, людей, кто посылает в зону СВО нерабочее оборудование. Вот это, наверное, сложнее всего достать. А остальное – гораздо более доступное.
Мне повезло, я из военной семьи. Среди моих родственников много действующих военных, и слава Богу, они в этом вопросе мне помогают. Я обращаюсь к ним, спрашиваю, где лучше то или иное закупить, и они по своим каналам уже узнают и предлагают. Там меня точно обманывать не будут.
Вот, например, есть такой РЭБ, называется «Горыныч». Это антидроновые купола, и просто так их не купить. Это очень дорого – около 4 млн рублей, и выйти на производителя очень проблематично. Я искала-искала, в итоге мы смогли связаться с производителем через Росгвардию. Выяснилось, что на «Горыныча» огромная очередь стояла, аж до мая.
А у ребят «за ленточкой» уже очень напряженная ситуация, они уже и выйти не могут никуда – опасно, много трехсотых и двухсотых. Я честно скажу, в какой-то момент вообще не понимала, что дальше делать, да и деньги еще, как назло, не находились. Сижу на лавочке в церкви, куда я хожу регулярно, думаю, как разрешить проблему. Заплакала даже, руки опустились.
И представляете, выхожу из церкви, вдруг звонок от человека, который этим РЭБом занимается. Говорит: «Анна, вы знаете, мы подумали и решили вам помочь, потому что мы знаем, что ребята в тяжелой ситуации находятся». И тут же деньги нашлись как-то. Сейчас у ребят там стоят два аппарата, и плюс еще два поставят в ближайшие дни. Было даже ощущение, что они как будто с неба свалились.
— В связи с этим вопрос: как вам помогает Господь на пути бескорыстных дел? Откуда вы сами черпаете силы?
— Я вижу, как это важно для бойцов. Наш 2-й батальон, которому мы помогаем, в декабре попал на очень горячий участок, под Колбинском, и у нас не было никакой связи. Я у ребят, которые в том же районе были, но получили ранение и на восстановлении находятся, спрашиваю: «Может как-то помочь можно, что им срочно нужно отправить?». Они мне рассказали, что самое страшное – это обморожение, и туда нужны обогревательные системы.
Мы начали закупать системы, в надежде, что парни выйдут на связь. Какое-то время они молчали, потом их медики с нами связались. Я им говорю, мол, давайте встречаться, мы прямо завтра готовы привезти необходимые вещи, о которых говорили их сослуживцы. В итоге им сделали заброску гуманитарки с воздуха, там других вариантов не было. Бойцы за несколько километров ходили за грузом пешком, на машине там тоже нельзя. Мне потом муж рассказал, что когда они забирали груз, один из его бойцов воскликнул: «Нас что, услышал Бог?!». До сих пор вспоминают. Вот такие истории очень вдохновляют.
И еще мне очень помогает духовник, потому что бывает тяжело. Если бы не он, то мне бы было очень тяжело. Ну и просто вера в то, что это не я помогаю, а Бог через меня. Дает мне возможность помочь людям.
— А какой самый главный совет вам дал духовник?
— Он мне всегда отвечает одно и то же, что бы я ему не говорила: «Для тебя у меня один совет – любить всех людей». Даже когда после службы меня видит, всегда спрашивает: «Ты не забыла, я тебе говорил – любить всех людей». И это важно, потому что иногда и у меня тоже бывает и злость, и обида на какие-то вещи. И он всегда мне напоминает, и я его слова всегда вспоминаю. Это как-то помогает мне.
— Я знаю, что вы человек семейный. Расскажите, как за помощью другим людям не забывать о своих близких, как успевать все совмещать?
— Мои дети тоже включены в процесс: принимают посылки, которые приносят люди. Сын помогает грузить, дочка иногда по поручениям ездит. У нас получается вместе всю работу выполнять, и никто особо не чувствует моего отсутствия и занятости, что это как-то обременительно. Семейный подряд, если по-хорошему говорить.
— Сколько вашим детям лет? И что они сами говорят по поводу волонтерства? Как вы прививаете им любовь к бескорыстной помощи людям?
— Сыну 15 лет, дочке 13. С раннего детства я брала их с собой в больницу, на какие-то мероприятия. Сейчас в школе хорошо развита добровольческая деятельность, у них обоих есть волонтерские книжки, в школе они помогают регулярно. Что-то связанное с животными. И мне кажется, что они сами все видят и понимают. У них и окружение такое, кто постоянно помогает другим людям, поэтому не возникает вопрос «как по-другому».
— Давайте поговорим о местных жителях. Можете рассказать, кто эти люди, как с ними выстраиваются отношения? Какая помощь им нужна, в первую очередь?
— Местные люди – это те, кто остались, когда началась СВО. Многие люди уехали, но есть и те, кто или не смог уехать – некуда или нет финансов, или те, кто просто не хочет. В основном это пенсионеры.
А как произошло первое взаимодействие: нам просто негде было ночевать. На дворе был комендантский час и нам сказали, что вот тут есть деревня, в ней живут знакомые знакомых, они примут. Мы приехали, они были нам рады, накрыли стол. Мы просто стали спрашивать, что им нужно. А на тот момент фронт только-только отошел, у местных не было ни пенсии, ничего. И вот мы к бойцам приезжаем, и им тоже что-то привозим. А местные нас ждут: торты пекут, очень хорошо встречают.
В основном мирные граждане нуждаются в лекарствах, одежде, средствах гигиены. Так как это деревня, люди живут на земле и с едой проблем нет, плюс солдаты им помогают крупами и тушенкой.
— А в целом, как складываются отношения между вами и местными?
— Я так скажу: они мирные люди, у которых были разрушены дома и все потеряно. Поэтому я не могу сказать, что они все с распростертыми объятиями нас ждут. Но к нам они относятся хорошо, потому что мы помогаем, ну и в принципе, мы тоже такие-же мирные люди. К солдатам они по-разному относятся. По отношению к себе я никогда никакой агрессии там не встречала. В целом, могу сказать, что к людям без оружия отношение радушное, мирное.
— Вам много приходится общаться с участниками СВО, какая история отдельно взятого человека, который оказался «за ленточкой», на вас произвела наибольшее впечатление?
— Есть история, которая произвела на меня впечатление. Среди бойцов 2-го батальона есть один парень, совершенно обычный, даже неприметный. Он работает учителем ОБЖ в одной московской школе. И мне муж рассказал, что когда они попали в горячую точку и было большое количество раненых, он видел, как этот солдат своих сослуживцев вытаскивал прямо под огнем. Сразу по 2-3 человека на себе переносил. И так на протяжении 10 дней, полные сутки, с утра до ночи. Обычный паренек, учитель. Я его лично знаю и никогда бы не подумала, что он может вот так вот себя повести.
Еще очень запомнилось, когда муж долго не выходил на связь, и я переживала, дергала ребят, кто был в нескольких километрах от линии боевого соприкосновения, в надежде, что они что-то знают. И через два дня звонит мне один из бойцов – командир обеспечения. Говорит: «Аня, с мужем все хорошо, не переживайте». А потом супруг рассказал, что солдат поднялся к ним прямо на линию фронта, шел 3 км пешком под обстрелом, приходит – муж его спрашивает: «Что случилось?». А он ему: «Я пришел узнать, как вы здесь, живы-здоровы, а то жена волнуется». И обратно пошел.
И еще одна история, про местную женщину. Она живет в деревне, жители которой не очень хорошо настроены к солдатам, там все местные друг за другом следят, фотографируют тех, кто с бойцами общается. А она тихонько подшивает форму бойцам. И она как бы одна против всех, получается. Я ее спросила потом: «Лена, ты вообще не боишься, что ли? К тебе бойцы приходят, ты их подшиваешь». А она мне отвечает: «Ну а что, как иначе быть».
— А есть подобные истории, в которых вы приняли непосредственное участие?
— Это было давно, я еще в Мариуполе работала в больнице. В то время была неразбериха, много людей попадали в больницу и теряли связь с родственниками. Не то, что погиб кто-то, а просто найтись не могли, особенно родители с детьми.
И одна женщина, уже в возрасте, она искала сына. Было предположение, что он погиб, но еще была версия, что он мог уехать в Санкт-Петербург, женщина дала нам местный адрес. Мы, конечно, ни на что не надеялись, решили просто поискать. И в итоге мы нашли ее сына, связали его с мамой. Другие волонтеры ей принесли телефон, и они по видеосвязи созвонились. Представляете, они 6 месяцев вообще ничего не знали друг о друге и считали, что и те и другие уже погибли. Для меня это было очень трогательно.
— Еще я знаю, что вы не только людям помогаете, но и животным. Расскажите пожалуйста, как в этом направлении выстраивается помощь, многих ли четвероногих удается пристроить? И я так понял, часть животных отдают бойцам, помогают ли они им?
— Нет-нет, это наши бойцы находят. Они приходят в деревни или на рубеж, там все брошено, а животные остались. И они начинают мне писать: «Вот ты приедешь, мы тебе передадим вот этого кота, вот эту собаку». Мы везем перевозки, потом животных увозим, отмываем и пристраиваем.
Часть животных остается у бойцов, кошки и собаки. Недавно, например, у наших ребят собака дрон поймала. Но, к сожалению, она погибла.
— А как понять «дрон поймала»?
— Собака все время была с бойцами и видела, что ребята постоянно от этих дронов убегают. И в очередной раз, когда дрон летел, она видимо посчитала, что солдат нужно защитить и кинулась на него. И ребята спаслись благодаря ей.
— Анна, скажите, а что вы для себя самым главным выделяете в добровольческой деятельности? Как она в вас самой откликается? Все-таки вы уже больше 20 лет этим занимаетесь. Как вы себя поддерживаете все это время и какой самый главный смысл вы видите в такой работе?
— Я считаю, что все-таки мы в этот мир приходим не просто так. Мне Бог дал родиться в большом городе, хорошей семье, с достатком. И я думаю, что Господь мне это дал не просто так – не для того, чтобы я это тратила как-то на себя, а для того, чтобы этим с кем-то делилась. И безусловная родительская любовь мне дана тоже для того, чтобы ее потом кому-то отдать. Поэтому, я думаю, что это просто связано с тем, что Господь дал мне возможность помогать другим. И я это очень хорошо понимаю и вижу. Часто, когда бывают критические моменты, я понимаю, что Он рядом и это меня очень сильно поддерживает.
Приведу пример: у нас есть таблица по закупкам, и мне за три дня до отправки ребята говорят, мол, по таблице ничего не куплено. И я им отвечаю: «Все будет, а даже если что-то не получится купить сейчас – значит оно и не особо нужно». И вы не поверите, за эти два года не было ни разу, чтобы мы какую-то позицию не закрыли. Я не знаю, как так получается. Но иногда и правда буквально за день все появляется, что можно поверить, что это упало с неба. Я никогда не волнуюсь, что у нас чего-то не будет или не хватит денег или еще что-то.
— А всего сколько удалось собрать грузов за все это время?
— Мы сейчас уже фурами возим, раньше поменьше было. Я думаю, что порядка 30-40 грузовиков мы отправили ребятам.
— Анна, напоследок, пожелаете что-нибудь нашим подписчикам?
—Я бы хотела пожелать найти Бога именно в своей душе. И все остальное будет хорошо.
Подписывайтесь на наши каналы в:
- Яндекс.Дзен
- Telegram
