Глава 107
– Эллина Родионовна, тут жалоба на вас поступила, – Вежновец, как всегда, произносит всё ядовито-слащавым голосом. Не вижу его лица, поскольку мы говорим по телефону, однако представляю прищуренные глазки и физиономию.
– Поясните подробнее, – отвечаю.
– Ко мне приходил доктор Сазыкин, главный врач психиатрической клиники «Истинный путь». Он сказал, что вы придумали историю с беременностью юной пациентки по имени Алиса, чтобы не отдавать её законному опекуну, коим господин Сазыкин и является. Так это правда или нет?
– Правда то, что девушка не беременна.
– Я об этом догадался. Надеюсь, вы не написали об этом в карте пациентки? – интересуется Вежновец.
– Нет.
– В таком случае рекомендую вам, пока господин Сазыкин не явился сюда с судебным предписанием и адвокатами, отправить эту Алису… куда-нибудь в другое место, – говорит главврач.
– Куда же я её отправлю?
– Вы втянули нашу клинику в эту историю, вам из неё и выход искать, доктор Печерская, – голос Вежновца становится строгим. – Срок вам даю до завтрашнего утра. Именно столько времени я дал и господину Сазыкину, когда сказал, что мне нужно во всём разобраться. По сути, прикрыл вашу… кхм! Спину. И вот что ещё хотел сказать. Эллина Родионовна, у нас правило: не лгать о состоянии наших пациентов.
Главврач прекращает разговор. Я сразу же звоню своему «подельнику» доктору Вистингаузену. Кратко пересказываю нашу беседу с Вежновцом. Олег Михайлович некоторое время молчит. Представляю, как ему трудно. Если у меня положение здесь более прочное, у него – как раз наоборот, поскольку я тут давно, а он, считай, новенький. Но психотерапевт довольно быстро находит выход.
– Я знаю один реабилитационный центр. Его директор мой давний приятель. Вызову такси и отвезу Алису туда. Потом сообщу её родителям, что она жива и здорова…
– Не забудьте также информировать «мужчину её мечты». Если он действительно так сильно любит девушку, то приедет и заберёт. Ну, а если нет…
– Тоже ничего страшного не случится. Алиса молода, психика в её возрасте достаточно гибкая. Переживёт расставание.
– Возможно, – отвечаю и прошу Вистингаузена заняться этим как можно скорее.
Следующий телефонный звонок заставляет меня понервничать. Это майор УНК Никоненко. Он говорит, что с коллегами разработал план операции по задержанию Бориса или, как его зовут на самом деле, Давида Азулая по кличке Вакула.
– В этом деле вам отводится важная роль, – говорит полицейский. – Но по телефону такие вещи обсуждать не имею права. Приезжайте к нам в управление…
– Постойте. Если я стану так часто у вас бывать, то Борис… то есть Вакула, если он за мной следит, может заподозрить что-то. Уж лучше вы ко мне. В гражданском. Здесь и поговорим.
– Отличная идея, Эллина Родионовна! Из вас бы получился хороший сыщик.
– Спасибо, я уже нашла своё призвание.
Чтобы снова кто-то не отвлёк от работы, иду в регистратуру. Но меня останавливает отец Тамары Давыдовой, той самой юной баскетболистки, которой я дала время на отдых и чтобы она подумала, как жить дальше. Только семижильные гении способны разрываться между несколькими делами, всюду достигая успехов. Но отлично учиться и быть полупрофессиональным спортсменом – я таких людей не встречала.
– Доктор Печерская, вы сказали, что у Тамары нет перелома, верно? – спрашивает мужчина.
– Да.
– Почему же тогда доктор Севастьянова накладывает гипс?
– Что?
Удивлённая, шагаю за отцом старшеклассницы. Вхожу и наблюдаю картину: отец Тамары был совершенно прав. Ординатор действительно выполняет означенную процедуру.
– Она сказала, что у нашей дочери какой-то культовый перелом, – объясняет мама девушки своему мужу, чтобы тот не слишком волновался.
– Оккультный, – поясняет Елена. – Это значит скрытый. Его практически нельзя заметить на приборах, но исключать тоже нельзя, – говорит коллега.
– Вы вроде смотрели снимок? – глава семейства смотрит на меня.
– Да, смотрела. Елена, можно вас на пару слов?
– Конечно, – отвечает Севастьянова.
Выходим в коридор. И пока идём, слышно, как отец спрашивает дочь:
– У тебя ведь уже не болит? Ты можешь играть?
– Да.
– Это что за самодеятельность вы тут развели? – тихо спрашиваю Елену в коридоре.
– Вы же сами сказали, если не ошибаюсь, что седлаете дополнительные анализы… Я поняла, вы не хотите девочку выписывать.
– Ты всё правильно поняла, – говорю ординатору. – Но я её лечащий врач, а не ты. Понятно? И назначать процедуры могу только я. Поэтому в следующий раз, будь любезна, спрашивать моего разрешения.
– Я хотела, как лучше… – надувает Елена губы.
– С точки зрения Тамары ты поступила правильно. Пациентка измотана физически и эмоционально. Ей в самом деле нужен отдых от спорта, которым она, насколько я понимаю, не особо горит желанием заниматься.
– Почему?
– С 11 лет она сама себе не хозяйка. Только и старается угодить тренеру, родителям, товарищам по команде, учителям. Поэтому надо дать ей возможность передохнуть. В этом плане мы с тобой действуем сообща. Но через голову руководства никогда не прыгай. Ясно?
– Да.
Возвращаемся, Елена продолжает накладывать гипс, я подтверждаю, что она поступает не только правильно, но и по моему прямому распоряжению. Родители Тамары удивлённо переглядываются и не спорят. Я же, убедившись, что здесь восстановлен порядок, иду проведать Ваню. Нахожу там Машу, которая всё-таки решилась рассказать мальчику и его маме горькую правду.
– Поэтому у меня болит грудь? – спрашивает юный пациент.
– Опухоль проникла в лёгкие.
– Опять химия?
– Это вариант. Возможно, опухоль сократится, но…
– Но что?
– Она окружает твоё сердце, – говорит Маша, и я по её напряжённому телу вижу, с каким эмоциональным напряжением столкнулась моя подруга. Ей приходится его преодолевать.
– Я поправлюсь? – после долгой паузы спрашивает Ваня.
Настала очередь Маши отвечать. Она тоже тянет с такими важными словами. Потом всё-таки произносит:
– Вряд ли.
Подруга молчит, мама Вани прижимается губами к его голове и что-то шепчет мальчику. Конечно же, она его пытается ободрить, успокоить, но словами горю не поможешь. Не умеет медицина при всём желании исцелять одними только словами. А бывают моменты, когда и без слов у неё ничего не получается, как ни старайся. Я смотрю на Ваню и думаю о другом человеке, у которого обнаружили рак на последней стадии.
Её зовут Кэтрин Элизабет Миддлтон, и она – принцесса Уэльская, жена наследника британского престола. Казалось бы: зачем мне думать о ней? А я не могу перестать жалеть. Потому что она – мама трёх ребятишек, которые вот-вот лишатся самого родного и дорогого человека на свете. Так же, как это случилось когда-то с мужем Кэтрин, Уильямом, потерявшим однажды в автокатастрофе свою мать. Тоже принцессу Уэльскую. Диану. Несчастливый титул какой-то.
Не проходит и десяти минут, как приходит Артур. Но вместо нежностей, на которые очевидно рассчитывает, получает холодный приём.
– Это ты вызвал соцработника для тех братьев, Павла и Глеба? – строго спрашиваю.
– Да, – отвечает он, и улыбка медленно сползает с его лица, когда смотрит в мои глаза.
– Я здесь не только для того, чтобы делать назначения, – говорю ему. – Наша задача не просто дать пациенту препараты, вытащить с того света и отправить в другое отделение долечиваться. Мы здесь, если ты ещё не понял, врачуем души и помогаем решать иные, в том числе социальные вопросы.
– Так никто не делает, – хмурится Артур. – Ты одна такая на весь Питер, а может…
– Мне всё равно, одна я или нет. Думаю, ты не прав, нас много…
– Что ты так всполошилась? Из-за умственно отсталого Глеба? – перебивает Куприянов.
– Да.
– Так в чём проблема? Я вызвал соцработника, чтобы…
– Ребята из-за этого сбежали. Призванный тобой специалист спугнул их.
– Они сбежали? – удивляется Артур.
– Почти. Мне удалось их вернуть. Так что я прошу тебя: больше в этот вопрос не вмешивайся. Разберусь сама.
– Хорошо, – отвечает Куприянов. – Как скажешь.
Он уходит недовольный и чуть громче, чем обычно, хлопает дверью. «Ого, вот и наша первая размолвка», – думаю, и становится интересно: надолго ли? Но думать не буду. Лучше проведаю Тамару. Заглядываю к ней в палату. Тихонечко, поскольку не хочу снова общаться с её родителями.
– Они ушли?
– Да, пошли за машиной. Нам пора, – отвечает девушка.
– Куда-то торопишься?
– Даже если не можешь играть, тренер заставляет сидеть на скамейке запасных и смотреть, – отвечает юная баскетболистка.
– Ты можешь играть, если хочешь, – говорю ей.
– Так перелома нет? – с улыбкой спрашивает она.
– Точно сказать нельзя. Может и нет.
– И гипс не нужен?
– Я хотела, чтобы ты отдохнула, но… решать тебе.
– Я сейчас не могу отдыхать, – неожиданно заявляет Тамара. – Вот на будущий год должно быть полегче.
– Только не надо ненавидеть свой талант. Не доводи до этого. Играй для себя.
– Это не так просто.
– Знаю. Но ты постарайся.
Девочка кивает.
– Ну что, будем снимать?
– Да.
Зову медсестру, чтобы разрезала гипс. Иду в регистратуру, чтобы заполнить выписку из стационарной карты, то есть истории болезни. Там, к своему большому удивлению, встречаю Никиту Гранина. Он премило шутит с Диной Хворовой, и ревность неожиданно колет меня в сердце. Вот же какое странное дело! Этот мужчина разбил мне его, сам того не желая подарив главное счастье в жизни – дочку, и я нахожусь с Граниным на стадии судебного разбирательства. Но стоит мне увидеть его рядом с симпатичной девушкой, как вдруг… Мотаю головой, чтобы отогнать глупые мысли.
– Элли, привет! – радостно улыбается Никита, завидев меня. Он тут же оставляет Дину, словно ему и дела никакого до неё нет и не было. Она поджимает губы и погружается в компьютерную программу.
– Здравствуй. Какими судьбами? Пришёл проверить, все ли лампочки горят? – задаю ему явно провокационный вопрос. Защитная реакция психики.
– Да, и заодно убедиться, что все унитазы смывают хорошо, – ёрничает Никита в ответ. – На самом деле у меня к тебе другая, – он переходит на шёпот, – интересная новость. Пойдём к тебе?
– Если ты об Ольге Тихонькой, то мне уже всё известно. Ты опоздал. Она сама мне всё сказала.
– А вот и нет, – делает Гранин хитрое лицо. – Кое-что другое. Ну что, пригласишь к себе?
Со вздохом соглашаюсь.
– Мне тут птичка на крылышках принесла слух о том, что Романову подозревают в подделке рецептов, подписанных тобой, – вываливает Никита «новость».
– Кто же, интересно, та птица? – интересуюсь вежливо.
– Я не могу тебе назвать. Это мой секретный информатор, – ухмыляется Гранин.
– Предположим, я тоже в курсе. Дальше что?
– Ты не задавалась вопросом, зачем Александре Фёдоровне это понадобилось? У неё хорошая должность, неплохая зарплата. Между прочим, получает, как начальник отдела. Согласись: для секретаря это круто.
– Задавалась. Только ответа не нашла.
– Могу подсказать.
– Что взамен?
– Боже мой, Элли! Ну что ты, в самом деле! – картинно удивляется Гранин. – Я же от чистого сердца!
– Ну-ну, – отвечаю недоверчиво и молчу.
Никита вздыхает.
– Милая…
– Не называй меня так.
– Хорошо, – прочищает горло. – Может, всё-таки дашь увидеться с Олюшкой?
Встаю.
– Так, Никита Михайлович…
– Ладно, ладно! Успокойся. Сядь. Не буду. Слушай. У Романовой есть сын, Святослав, ему 19 лет…
– Знаю, – перебиваю Никиту. – Парень учится в МГИМО.
– А ты неплохо осведомлена, – усмехается Гранин. – Что знаешь о нём?
– Ничего.
– Напрасно. С первого курса мальчика отчислили за неуспеваемость. Он слишком увлёкся азартными играми. Если конкретно – онлайн-казино. Крупно проигрался, набрал кредитов, влез в долги. Но не это самое драматичное в его истории.
– А что же?
– То, что ему пришла повестка из военкомата, – говорит Гранин с торжествующим видом. С такой физиономией, вероятно, Христофор Колумб сообщал королеве Изабелле о том, как открыл для неё «Индию».
– У меня нет времени всё это…
– Ну хорошо, хорошо! – нетерпеливо произносит Никита, начиная нервничать из-за моего нежелания разводить с ним антимонии. – Короче, парень по повестке не явился. Объявили уклонистом и в розыск. Ему светит уголовный срок. А теперь представь себя на месте его матери. Чтобы ты сделала?
– Дала бы по шее и заставила пойти в армию, вот что!
– Ишь, принципиальная какая, – усмехается Гранин. – тебе хорошо говорить, у тебя сына нет.
– Можно подумать, у тебя есть.
– Ну… я так… для примера. Короче. Представь: есть сын-уклонист, с долгами. Как их покрыть и отмазать его от тюрьмы?
Только теперь до меня доходит, что хотел этой историей рассказать мне Никита. И да, в его словах есть резон.
– Хорошо, поняла. Теперь скажи: почему ты это рассказал мне?
– А кому надо было? – удивляется Гранин.
– Правоохранительным органам.
Никита усмехается.
– Знаешь, у меня с ними как-то не очень. После того случая, с депутатом Мураховским.
– Прости, забыла.
– Ничего. В общем, информацию к размышлению я тебе предоставил, ну а дальше сама решай, что с этим делать, – он смотрит на часы. – Мне пора. Хорошего дня!
Но прежде, чем Гранин уйдёт, я его благодарю и спрашиваю:
– Скажи, а ты не мог бы подыскать у нас в клинике работу для одного молодого человека? Ему 19 лет, у него на попечении младший брат с задержкой умственного развития. Может, есть какая-то несложная хозяйственная работа? Не дворником, конечно…
– А что он умеет?
– Говорил, в технике разбирается.
– Да? Что ж, нам нужен помощник слесаря. Системы отопления, вентиляции, электрика и прочее. А его в армию не заберут?
– Скорее всего нет, он же единственный опекун у брата. Вот только…
– Что опять?
– Он неофициальный опекун. Документы не оформляли.
Гранин смотрит на меня, улыбается.
– Знаешь, Элли, я ведь на многое для тебя готов.
Опускаю глаза. Мне почему-то хочется ему верить. Снова, как тогда…
– Так ты поможешь?
– Постараюсь, – говорит Никита.
– Так я к тебе пришлю того парня.
– Да. Завтра утром. В девять пусть придёт.
Когда Гранин уходит, спешу к Павлу и Глебу. Говорю старшему, что ему надо сделать. Он смотрит на меня с робкой надеждой. Благодарит. «Пока не за что», – отвечаю на это и смотрю на часы. Рабочий день закончился.
