Продолжение часть 4
Оставшись одна, Инна наугад пошла через лес. Она совсем не запомнила дорогу, которую ей обрисовали военные, да и вообще плохо ориентировалась в лесу. Хотелось есть, и пить, но осенний лес ничего съестного не предлагал. Она до сих пор испытывала стыд, переходящий в злость. Инна наугад шла сквозь чащу, не зная, куда приведет этот путь. Быстро стемнело. Было страшно и холодно, она ускорила шаг, хотя уже выбивалась из сил. Вдруг среди деревьев замерцали огоньки. Собрав последние силы, Инна дошла до деревни. Она постучалась в дом, ей открыла старая женщина, увидев ее, да еще в военной форме стала креститься:
-Детонька, откуда? Тут же полицаи, увидят, разорвут, они же звери…
-Бабушка, Я заблудилась, ушла из части за грибами и потеряла дорогу.-
-Сколько ж ты прошла, наши – то далеко, а немцы бегут, а кого покрепче с собой угоняют -
Она пустила Инну в избу и стала метаться по комнате, стараясь скорее найти подходящую одежду на печи, в сундуке, в сенях, чтобы Инна переоделась.
Зная о том, что их ожидает в случае плена, женщины-военнослужащие, как правило, сражались до последнего.
Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Инне еще в медсанбате рассказывали, что после долгих боев за нашу территорию при отступлении немцев зимой 1942 г. на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные... На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи.
Наконец, Инна стала похожа на деревенскую девушку, она сидела за столом и за обе щеки уплетала нехитрую еду, которую собрала ей бабушка.
Устав от пережитых событий и длинной дороги, Инна крепко уснула. Наступило утро. Женщин разбудил громкий стук в окно. Там стояли двое немцев и полицай. Ворвавшись в избу, оттолкнув старушку в сторону и осмотрев избу, они подошли к Инне.
-Ты кто? Откуда? - спросил полицай-
-Племяшка моя внучатая , болеет она …- быстро сообразила старушка
-Собирайся, быстро, если здесь умереть не хочешь –
-Да куда же ее, больная она, только с виду здоровая, - загородила Инну бабушка… И тут же прозвучал выстрел, старушка упала к ногам Инны.
Двое довольно ухмыляющихся гитлеровцев и полицай вывели Инну на улицу. Мысли мелькали в голове Инны « Куда в плен... или на смерть? Вроде, "гансы" выглядят не злыми... Хотя - кто их знает? На войне совершенно обычные люди часто творят такую запредельную мерзость, которой никогда бы не сделали в "другой жизни"...
Вскоре они подошли к стоявшей на другом конце деревни, колоне женщин и детей, окруженных фашистами. Инну втолкнули в толпу, и все двинулись дальше. На станции их, как скот, загрузили в товарные вагоны и привезли в Польшу. В лагере женщин и детей разделили, а потом стали сортировать и женщин, кого куда.
Чтобы заключенные работали усерднее, Генрих Гиммлер, глава СС, приказал открыть бордели в концентрационных лагерях оккупированной Европы.
В лагере был дом терпимости, где находилось много женщин из числа заключенных. Право посещения дома терпимости мужчины-заключенные получали за деньги (2 марки за 15 минут) или в качестве «премии» за усердную работу… Для персонала СС был особый дом терпимости с немками. Разумеется, соблюдались и расовые нормы: немцы должны были ходить только к немецким женщинам, славяне - к славянкам. Русские и евреи в бордель не допускались. По разработанному нормативу – одна женщина на 300-500 мужчин. Один сеанс длился 15 минут, за которым надзиратели наблюдали в глазок.
К началу 1944 года лагерь был переполнен, гигиена и санитария больше не соблюдались. Приходилось пробираться через толпу, чтобы попасть в туалет или к умывальникам. Исключение делали лишь для женщин, которых отправляли «работать» в бордели. Их не постригали, лучше кормили и одевали. Публичные дома открывали на территории мужских концлагерей, чтобы «повысить производительность труда». Чаще всего отбирали немок, полячек и француженок. Сначала женщинам обещали выход из концлагеря спустя полгода работы в борделе. Для многих желание оказаться на свободе было сильнее моральных принципов.
Перед отправкой в публичной дом девушек приводили в надлежащий вид: кололи кальций, чистили зубы и кожу, купали в дезинфицирующих ваннах, откармливали и оставляли загорать под кварцевыми лампами.
Мужчины не лишали себя удовольствия и никогда не отказывались от такого способа поощрения, прекрасно зная, что женщины в борделях – такие же заключенные, как они. Мужчины, которым разрешалось посещение борделя, подвергались унизительному медосмотру. Эсэсовский врач мазал их гениталии специальным кремом. Еще раньше их на весь лагерь выкликали на посещение борделя, куда их конвоировала охрана. Многие "награжденные" были настолько больны и истощены, что физически не могли воспользоваться предоставленной возможностью.
Когда женщины «изнашивались» или получали венерические заболевания, их отправляли обратно в лагерь, где они умирали. Несмотря на все это, положение проститутки в условиях концлагеря многие узницы считали престижным.
Из-за принудительной стерилизации женщины беременели не часто, в большинстве случаев их сразу же отправляли на принудительный аборт. Рожать разрешали лишь немкам. Женщины должны были вернуться к работе через неделю и могли видеть малышей лишь в перерыве. Местные медсестры старались помочь новорожденным, но большинство почти сразу умирали.
После прибытия в лагерь к женщинам подошли эсэсовцы и объявили, что ищут волонтеров для легкой работы. Кто-то спросил, что это за работа.
Эсэсовец, обращаясь к девушкам, стал расписывать прелести работы:
- Это очень легкая работа, зато будет много хлеба. Тебе придется общаться с мужчинами, и тебе сделают маленькую операцию, чтобы ты не забеременела, а через полгода ты выйдешь из лагеря, ты еще молода, и будешь на свободе-
Для многих девушек работа в борделе была шансом на жизнь - или хотя бы на лучшую жизнь. Им издали показали девушку в красивом синем платье с черной тесьмой, с прической, на каблуках и в макияже, которая помахала им рукой, картинно улыбаясь. Некоторые сразу согласились. Условия у работниц борделя резко отличались от остальных, У них было теплое жилье, каждая имела отдельную комнату с приличной мебелью, они получали пищу с эсэсовской кухни и красивое белье, которое поступало со складов, где хранились вещи убитых заключенных. Они получали необходимую врачебную помощь. Контраст между этими женщинами и остальными заключенными - голодными, оборванными, измученными, избитыми, - был разителен.
Для других женщин, куда попала Инна, началась унизительная процедура медицинского осмотра, ледяной душ и получение безликой формы. Страх, стыд, сексуальное насилие со стороны медицинского персонала – все это испытали женщины в первый же день прибытия в лагерь. Инна, красивая и статная, конечно, выделялась на фоне других женщин. Осматривая ее немец, спросил , может ли она шить. Инна на мгновенье задумалась, что ответить. Он повторил вопрос по- польски:
-Шить, шить, платье, пальто…- , на что Инна кивнула головой, еще не зная, правильно сделала или нет. Он отвел ее в сторону и вскоре за ней пришли. Молодая полька и эсэсовец. Они привели ее в пошивочный цех под названием «Верхнее ателье». Здесь моделировали, шили и вышивали платья для эсэсовских жен, создавали прекрасную одежду для тех, кто их даже за людей не считал; для жен тех, кто уничтожал евреев и политических противников нацистского режима. Для них шитье было иллюзорной надеждой на спасение от газовых камер и печей.
Под шум швейных машинок эти женщины составляли планы сопротивления и даже побега. В свете двух окон несколько женщин с белыми платками на головах сидели, склонившись над длинными деревянными столами, обложенными тканью, и шили, стежок за стежком. Они находились в подвале. Небо за окнами не символизировало свободу. Для женщин это было убежище.
Их окружали все атрибуты процветающего модного ателье. На столах – скрученные сантиметры, ножницы, катушки ниток. Рядом – стопки рулонов всевозможных тканей. Повсюду разбросаны модные журналы и жесткая бумага для выкройки. Рядом с основным рабочим местом находилась закрытая примерочная для клиентов. Швеи, в основном, еврейки, чуть младше или больше двадцати, из разных стран, во время работы разговаривали о родном доме, семье, иногда даже шутили на словацком, немецком, венгерском, французском, польском.
Чаще всего лагерному ателье заказывали одежду для повседневной носки, женское нижнее белье и роскошные вечерние наряды. За свою изнурительную работу портнихи, разумеется, ничего не получали, обращение с ними было не намного гуманнее, чем с остальными узниками. За любой проступок женщин, несмотря на все их мастерство и прилежание, ждала газовая камера. Когда нацистам пошитая в Освенциме одежда приходилась особенно по вкусу, они выдавали портнихам «премию» - кусочек хлеба. Иногда отличившейся швее позволяли принять душ или поспать в чистой постели. Чтобы выжить, швеи были готовы шить круглосуточно без сна и отдыха. Однако, несмотря на все их старания, многим из этих тружениц, выжить было не суждено.
Инна хорошо знала польский язык. Ее мама, наполовину полька, родилась в белорусской деревне на границе с Польшей, где жили и поляки и белорусы, и их речь славно смешалась из двух наречий. Инна часто гостила летом у маминых родных и с детства привыкла к местному диалекту.
Она поняла, что выгоднее выдать себя за польку, которая училась в России. Ей поручили убираться в здании ателье и в санитарных помещениях младшего состава эсэсовцев. Это было опасно, особенно, когда кто-то из немцев заходил туда. Инструкция запрещала заключенным входить в контакт с немцами, это каралось газовой камерой. Избегая разного рода провокаций, Инна дольше всего задерживалась в здании ателье. Эсэсовец, обративший внимание на Инну, оказался поляком, и частенько старался найти Инну, в том месте, где она работала, чтобы переброситься парой фраз. Через некоторое время Инна перестала его бояться, понимая, что он не опасен, как остальные. Это был совсем молодой парень с красивыми голубыми глазами. Его родители, поляки переехали в Вену, где он поступил в СС еще до восемнадцати лет, так как считал их элитными войсками. С началом войны добровольно ушел на фронт, но вскоре поймал советскую пулю и был демобилизован по состоянию здоровья. После этого его отправили в систему Аушвиц с присвоением звания унтершарфюрера – одного из самых низких в системе СС. Увидев все ужасы войны, Анджей возненавидел нацистов и стал одним из антифашистов, работавшим в лагере. Анджею сразу понравилась Инна. Администрация лагеря разрешала надзирателям выбирать себе любимиц и даже пользоваться ими по назначению, лишь бы это не заходило слишком далеко. Анджей иногда приносил Инне еду, которую та прятала под одеждой, а потом быстро глотала, пока никого не было рядом.
Вскоре Инна получила от него записку, в которой он планировал ее побег из лагеря. В конце 1944 года советские войска были недалеко от лагеря, и лагерное начальство объявило эвакуацию заключённых на территорию Германии. Эту эвакуацию сами заключённые прозвали «маршем смерти» — тех, кто не мог идти, отставал, падал, фашисты расстреливали и забивали. Каким-то образом Анджей получил разрешение на выезд в Германию вместе со своей женой. Для снимка на документы он принес ей одежду и все необходимое, чтобы она привела себя в порядок. Документы были готовы и даже назначен день, а Пасха должна была стать удобной возможностью для побега. В этот день отправлялся поезд в Германию и в суматохе они могли, замешавшись в толпе, скрыться. У Анджея были друзья в Польше, к которым он был намерен отправиться, но до них надо было еще добраться. Самое главное состояло в том, чтобы избегать дружелюбных с виду домиков в деревнях. Местные поляки давно выселены, а на их месте прописались немецкие переселенцы из самых агрессивных слоев общества, и они могли не поверить легенде, по которой эсэсовец провожает жену к своим родным.
Продолжение следует
Всем здоровья и солнечных дней!
Не забудьте поставить лайк и подписаться
-
-
