НИКИ-ТИНА

Дело это было в начале перестройки, когда разрешили заниматься бизнесом, но граждан к такому повороту судьбы не подготовили. То, что раньше называлось спекуляцией и за что давали от 10 лет тюремного заключения до расстрела, вдруг стало уважением и почетом. Бизнесом стали заниматься все, кому не лень и способами любыми. Причем родственные связи, дружеские отношения или симпатия значение иметь перестали совершенно. Особенно тяжело стало с продуктами. Появились талоны на основные продукты питания, а те что оказались не базовыми стали стоить космических денег...

- Что, разлучница?! Добилась?! – презрительно процедила пожилая женщина у ухода в магазин и плюнула под ноги Наташе. – На чужом несчастье счастья не построишь! Наталья не сразу сообразила, что произошло, опомнилась и дернула на себя коляску со спящей дочкой, пытаясь уберечь ребенка. Маришка от этого рывка проснулась и заголосила так, что даже странная обвинительница отступила. Наташа вытащила из коляски дочь и принялась успокаивать ее. Маришка тут же притихла, прижавшись к маме. - Что она так кричит у тебя? Больная что ли? - Сами вы… - чуть вырвалось у Наташи, но она успела прикусить язык...

— Мы знакомы со школьной скамьи — учились в одном классе, сидели за одним столом. По окончании учебного заведения разошлись наши пути-дорожки. У него своя судьба, у меня своя птица счастья была в руках. Недолго думая, однажды на танцульках в парке отдыха отозвалась на внимание приметного с виду парня. Тот оказался прижимистым: ни цветов, ни духов, даже в кино не водил. Короче говоря, джентльмен скупой на подарки. Обидно стало, хотелось праздничного внимания. На очередном весёлом торжестве без задней мысли выкатила ухажёру свои досадные огорчения...

1961 год. Вера лежала неподвижно, прислушиваясь к прерывистому стуку собственного сердца. Оно, казалось, отсчитывало последние секунды, с каждым ударом замедляя свой бег. Она не боролась больше. Силы покинули ее, уступив место холодному, безмолвному принятию. Перед ее закрытыми веками проплывала вереница воспоминаний, ярких и болезненных, словно кадры из старого, изрядно потрепанного фильма. Вот она, юная и румяная, получает аттестат, вот первые дни на хлебопекарном производстве, где воздух гудел от жаровен и пах дрожжами...

Ритуал унижения случался десятого числа каждого месяца, как по будильнику. Глеб, изображая святого, который один удерживает вселенную от краха, выкладывал на кухонный стол тоненькую пачку банкнот. Смехотворную — хватало только, чтобы не упасть в голодный обморок, если питаться самыми дешевыми макаронами и экономить даже на вдохах. — Насть, ну сама видишь, времена зверские, — начинал он свой привычный монолог, отводя глаза. — Фабрика простаивает, заказов нет. Директор вообще грозит резать людей. Радуйся, что меня, как ключевого спеца, пока держат...

Молодой, талантливый хирург Иван Мурашин после суточного дежурства снова был вызван на срочную операцию. В больнице его встретил заведующий отделением, Игорь Карпаков. — Мужчина, лет 55-60, множественные рваные раны, большая кровопотеря, — сообщил Карпаков. — Скорее всего, медведь напал. Когда Иван увидел пациента, его сердце замерло. Несмотря на увечья, он узнал в нём своего отца, Сергея Алексеевича Мурашина, который бесследно исчез тринадцать лет назад. Справившись с шоком, Иван профессионально ассистировал на многочасовой операции...

Сорок четвертый год. Поблекшие стены госпиталя, пропитанные запахом лекарств и боли, видели множество страданий, но в тот день они впитали в себя и немой ужас юной девушки. Маргарита стояла перед суровой женщиной в белом халате, и каждая частица ее существа отчаянно цеплялась за последнюю надежду, которая таяла с каждой секундой молчания. Врач отложила карту и устремила на нее тяжелый, испытующий взгляд. — Да, голубушка, беременны вы, — прозвучало сухо, почти сердито, и в интонации сквозила едкая укоризна...

Ее жених пропал без вести. Спустя годы мать шепотом сказала ей правду: «Он в плену». Но настоящий кошмар для них обоих начался только после его возвращения домой… Оксана отказывалась верить в реальность происходящего. Каждая частичка ее существа вопила о том, что это лишь дурной сон, жестокий и бесчеловечный, от которого она вот-вот проснется в своей уютной постели, под звуки дождя за окном. Но нет, суровая действительность была неумолима: платформа, переполненная чужими, искаженными горем лицами,...

— Мамочка, мамочка, папа вернулся! — звонкий, сорвавшийся от нетерпения голос прорезал тишину деревенского дома, и на пороге, запыхавшись, возник Юрочка. Его грудь вздымалась, а глаза сияли таким ликованием, что, казалось, могли осветить собой все углы. — Он тут, во дворе! Галина, в тот момент склонившаяся над ведром со свеклой, выронила нож. Звон металла о пол стал точкой отсчета нового времени. Она не помнила, как оказалась во дворе, лишь ощутила под ногами упругость утоптанной земли и увидела его, своего Виктора...

Если ты не сделаешь тест ДНК, то я подам на развод! – Заявил Денис, скрестив на груди руки. — Мы с мамой должны быть уверены, что ребёнок – мой. -Что ты сказал, Денис?.. – Катя подумала, что у неё начались слуховые галлюцинации. Наверное, так оно и было… Всё-таки она не спала пять суток. Первые сутки поспать не удавалось, потому что из неё, на свет божий, появилось почти четыре кило нового человека. Роды у Кати проходили сложно. Ей казалось, что она катается на американских горках… Сначала всё было...

Опустившись в прохладную глубину погреба, Лидия зажгла керосиновую лампу, и дрожащий свет выхватил из мрака знакомые очертания. Она мысленно пересчитывала запасы, прикосновением пальцев проверяя целостность плетеных корзин и прохладу глиняных крынок. Три бутыля хмельной настойки, бережно укутанные в солому, бочонок с квашеной капустой, от которой исходил терпкий, знакомый с детства аромат, кадка с мочеными яблоками и огурцами. В дальнем углу, присыпанные золотистым песком, лежали упругие клубни картофеля, а рядом, разливая тонкое благоухание, горел венок из репчатого лука...

1946 г. Она отдавалась чужому мужу за ведро картошки, а вся деревня считала ее окаянной, не зная, что настоящий грех вернется к ним в лице ее законного мужа Хмурый осенний вечер 1946 года медленно опускался на деревню, окрашивая небо в печальные тона угасающего дня. Маргарита стояла на краю пустыря, уставившись в багровую полосу заката. Воздух, напоенный ароматом прелой листвы и дымом из печных труб, становился все холоднее, назойливый рой комаров вился вокруг ее усталого лица.. Ноги, будто налитые свинцом, отказывались нести ее обратно, в тот дом, где ее ждала бесконечная борьба...