Клод Моне (1840–1926) установил мольберт посреди бульвара Элоизы так, чтобы утрамбованная земляная поверхность занимала передний план его взгляда.
Протянувшаяся от одной стороны этого скромного холста до другой, улица выглядит как городская магистраль, а не проселочная дорога.
Её окаймляют тротуары — большая редкость для того времени — и онарезко уходит вдаль.
Темные края бордюров с обеих сторон действуют как железнодорожные пути или ортогонали линейной перспективной системы, сходящиеся чуть правее центра.
Они создают убедительную иллюзию глубокого пространства, эффект которой усиливается за счет других диагоналей — крыш домов, стен вдоль тротуара, ряда деревьев, колеи на улице — все это ведет к одной и той же точке схода.
Эта точка становится фокусом всей картины, поскольку именно здесь начинаются или заканчиваются небо, улица, дома и деревья.
Это неприкрытое сближение отдельных частей делает сцену простой и прямой.
Но вид осложняется рядом загадок, начиная с пустоты на переднем плане.
Нижняя треть холста не содержит форм и действий; ни люди, ни тележки, ни световые эффекты, ни отвлекающие факторы не уменьшают скрытое чувство изоляции.
Горожане на среднем плане только усиливают некое чувство отчуждения, так как не признают присутствия Моне и обычно появляются в одиночестве.
Все кажется правильным и корректным, но при этом, если присмотреться, нет ничего взаимосвязанного.
Чёткая линия деревьев без всякой видимой причины резко обрывается, сжимаясь от значительной на переднем плане до гораздо меньшей на заднем.
На противоположной стороне бульвара из-за первой длинной стены выглядывают два дерева: одно низкое и приземистое, другое высокое и тонкое. Первое больше находится во дворе; второе явно выглядывает в общественное пространство .
Каждый дом различается по размеру, дизайну и расположению по отношению к улице, хотя все они сохраняют величественную сдержанность.
Самый большой контраст модно заметить между этими домами и деревьями справа.
Последние являются продуктом групповых решений и городских постановлений. Равномерно расположенные и строго выровненные, они образуют единое целое, мягко, но решительно закрывающее обзор.
Дома также соответствуют городским нормам, но они очень индивидуальны. Они расположены на своих участках по-разному, поднимаются на разную высоту и имеют по-разному выровненные стены.
Тем не менее, Моне сохраняет очевидный эстетический порядок: взгляните на прямоугольники на заборах вдоль тротуара или на то, как ближайший фонарный столб делит пространство между двумя деревьями, или разбивает напополам окно самого маленького дома, а затем поднимается наверх до линии крыши этого дома именно там, где он соединяется с дымоходом следующего.
Упорядочение распространяется даже на положение фигур.
Мужчина справа стоит между двумя стволами деревьев, другой — между двумя группами деревьев.
Женщина слева идет перед горизонтальным зеленым прямоугольником, ее ребенок — перед вертикальным серым прямоугольником.
Позади них на фоне светло-бежевой панели, разделяющей две более темные фигуры, вырисовывается силуэт женщины.
Возница телеги перекрывает собой край дома.
Подобная координация происходит на протяжении всей картины.
Такая забота была типична для Моне во время его пребывания в Аржантёе, когда он исследовал это место на предмет его внутренних ритмов и метафор.
Например, каждая сторона улицы приобрела характеристики, более присущие другой.
Можно было бы ожидать, что природа будет более непредсказуемой; деревья в лесу не будут расти так равномерно, как здесь. Точно так же можно было бы подумать, что дома будут более правильными.
Вместо этого сделанные человеком объекты присвоили себе разнообразие природы, а природа была вынуждена соответствовать ограничениям человеческого общества.
Эти инверсии были типичными для того, что происходило в современной Франции, когда силы прогресса изменили нацию.
Как художник-пейзажист и новый представитель пригорода, Моне был чувствителен к скрытому смыслу этих изменений, находя, как и его коллеги-импрессионисты, окраины Парижа раскрывающимся микрокосмом нового мирового порядка.
