Когда я начинал писать статью о Кирове и Есенине, думая поделиться своими мыслями и интересными фактами из их взаимоотношений (рассчитывал на цикл статей), то подозревал, что это может вызвать неоднозначную реакцию у некоторых читателей.
Поэтому извинился перед ними в предисловии и отметил, что не делаю собственных выводов, а предоставляю только факты.
Однако гвалт оскорбительных комментариев превзошел все мои ожидания. 90% из них пришлось удалить. А так как я в принципе против удаления мыслей и эмоций читателей (если они приличны хотя-бы по форме), то пришлось отказаться от задуманного.
Предыдущую статью я удалил (не хочу превращать канал в место для дрязг).
Однако осталось немало интересной информации о пребывании Есенина в Баку, которые я намереваюсь уместить в две статьи.
Баку. 7 сентября 1924 года. Яков Блюмкин и Сергей Есенин
Яшка Блюмкин, как его звали приятели, фигура зловещая даже по меркам непростых революционных времен. Одним словом его не охарактеризовать.
Он был знаком с Есенином еще с московских времен, когда наблюдал за местной богемой, как сотрудник ГПУ. Отношения у чекиста и поэта были хорошие, Яков даже пару раз вытаскивал Сергея из передряг.
И вот Есенин приезжает в Баку. Нового бакинского друга Петра Чагина (зама Кирова) в городе нет, поэтому он селится в лучшей гостинице того времени "Новая Европа".
Спускается в ресторан и... сталкивается с Блюмкиным.
Молодым людям есть о чем поговорить и что вспомнить (Якову - 24 года, Сергею - 29). Они садятся за один столик.
Что потом между ними происходит так и осталось неизвестным. Блюмкин выхватывает револьвер и направляет на Есенина.
Сергей понимает, что тот не шутит. Более того, он знает, что даже если Яков его застрелит это может сойти тому с рук.
Есенин бежит. Бежит из ресторана, гостиницы, города, понимая что все слишком серьезно. Бежит в Тифлис не забрав даже вещи из номера.
Это был самый краткосрочный визит Есенина в Баку, который дал повод подозрениям в его убийстве Блюмкиным. (На самом деле Блюмкин во время смерти поэта был Китае.)
Что же мог сказать или предложить поэт чекисту, что чуть не дошло до смертоубийства? (А все было настолько серьезно, что когда в следующий раз Есенин будет ехать из Москвы в Баку, то прихватит с собой револьвер, раздобытый у друзей.)
Часть современных авторов предполагают, что Блюмкин приревновал Есенина к своей любовнице Елизавете Горской (Розенцвейг). Но это никак не бьется с ее биографией — Елизавета с 1921 по 1928 год жила, училась и работала в Европе.
Я все это так подробно описываю, возможно теряя в красочности повествования, чтобы пресечь в комментариях недостоверные вбросы (с обвинениями автора во лжи).
Что касается причин резкой агрессивности брутального сотрудника ГПУ к симпатичному гению поэзии, то оставлю это на суд читателей.
Баку. 20 сентября. 26 комиссаров
Не смотря на свои страхи, Есенин возвращается в Баку. Тянет до последнего, но 20 сентября он в городе. Ведь цель его приезда — участие в мероприятиях памяти 26-ти бакинских комиссаров.
Тема гибели комиссаров очень волнует поэтическую душу Сергея, о чем он признавался Петру Чагину еще в первый свой приезд.
Из воспоминаний второго секретаря ЦК Компартии Азербайджана Петра Чагина, по совместительству главреда газеты "Бакинский рабочий":
Я уж отчаялся ждать Есенина в Баку. Но вот 20 сентября, приехав вечером в редакцию, вижу на столе у себя записку:
«Т. Чагин!
Я приехал, заходил к Вам, но Вас не застал.
Остановился в отеле «Новая Европа» № 59..
Позвоните директору отеля и передайте, когда Вас можно видеть.
С. Есенин.
20. IX. 24..»
В тот же час Есенин был у меня. Отдав короткую дань излиянию дружеских чувств, я пожурил Есенина за то, что он так поздно приехал: ведь 20 сентября - священный для бакинцев день памяти 26 комиссаров. И если бы приехал дня на два раньше, он мог бы дать в юбилейный номер стихи. Есенин еще в Москве признавался мне, что тема гибели 26 комиссаров волнует его.
Быстро договорились поправить дело и поместить есенинские стихи по горячему следу в ближайшем номере газеты. Но их еще нет в природе. Как же быть?
Я вооружил Есенина материалами о 26 бакинских комиссарах - недостатка в них в Баку не было. Так, например, номер "Бакинского рабочего" к предшествующей годовщине с такого рода материалами был выпущен на двадцати восьми полосах. Есенин жадно набрасывается на эти материалы и запирается в моем редакторском кабинете.
Под утро приезжаю в редакцию и вижу: стихи "Баллада о двадцати шести" на столе. И творец этой жемчужины советской поэзии лежит полусонный на диване, шепча еще неостывшие строки:
Пой, поэт, песню,
Пой.
Ситец неба такой
Голубой...
Море тоже рокочет
Песнь.
26 их было,
26.
В ближайшем номере, 22 сентября, "Баллада о двадцати шести" была напечатана в "Бакинском рабочем".
Вскоре я перевез Сергея Есенина из гостиницы к себе на квартиру.
Петр Чагин немного перетягивает одеяло на себя, потому-что в день приезда (20 сентября 1924 года), Сергей Есенин участвовал в закладке памятника 26 бакинским комиссарам на тогдашней площади Свободы (ныне парк Сахил).
Именно здесь, поэт впервые озвучил первые строки из поэмы. А уже потом, под впечатлением всего происходящего, в том числе увидев макет памятника, ознакомившись с материалами представленными Чагиным, ее дописал.
Не даром «Балладу о двадцати шести» он посвятил Георгию Якулову — автору памятника.
Но самое интересное, что проект Якулова так и не был утвержден, хотя даже экспонировался на Всемирной выставке в Париже.
Монумент высотой около 56 метров имел шесть этажей и заканчивался открытой обзорной галереей. На первом этаже размещалась библиотека с книгохранилищем и архивом, на втором — колонный зал с хорами, на 3—6 этажах — памятные комнаты вождей революции. Снаружи спиралеобразный пандус «Дорога 26-ти» оформлялся скульптурами 26 бакинских комиссаров. Мемориал на площади Свободы, задуманный не просто как памятник людям, а как памятник, событиям, воплотившим идеи миллионов, — «мог превращаться в центр народных форумов, массовых театральных действ, концертов, празднеств по случаю торжественных дат»
По указанию Кирова за основу была принята работа Елизаветы Трипольской, которая переехала в Баку в 1922 году.
Из воспоминаний Виктора Мануйлова:
20 сентября 1924 года Есенин из Тифлиса приехал в Баку. О его приезде я узнал в редакции газеты "Бакинский рабочий". Петр Иванович Чагин сказал мне, что Есенин остановился в лучшей гостинице города "Новая Европа" и будет выступать на торжественном открытии памятника 26-ти бакинским комиссарам. Я не смог освободиться от дежурства в Политотделе Каспийского военного флота, где в то время служил, и не присутствовал на митинге, который открывал С. М. Киров и где Есенин вдохновенно прочел свою "Балладу о двадцати шести".
На следующий день, 21 сентября, часов в 10 утра, я пришел в гостиницу и попросил коридорного проводить меня к Есенину. Его номер был на пятом этаже. Я постучался. Есенин открыл сам. В небольшой комнате с окнами на север были еще двое, но они тотчас ушли. Сергей Александрович, без пиджака, в расстегнутой у ворота голубой рубашке, до моего прихода делал гимнастику. Он был весел и приветлив...
Через пару дней Есенин переедет к Чагину, где состоится его встреча с Василием Болдовкиным, родным братом Петра. Встреча знаменательная, потому-что Сергей и Василий станут очень близки.
Из воспоминаний Василия Болдовкина:
Был сентябрь 1924 года. Вот уже несколько дней, как я приехал в Баку из Тегерана, где пробыл с января 1923 года. Что лучше дома? Что лучше бакинской «осени», в особенности когда ты молод? Что лучше для стариков, чем встреча родного сына, который был где-то далеко-далеко на чужой земле, за кордоном? Задушевную родную семейную беседу прервал телефонный звонок. Звонил брат из редакции газеты «Бакинский рабочий».
— Знаешь, кто сидит у меня? Приехал из Тифлиса Сергей Александрович, и вот уже час, как мы беседуем. Я ему рассказал, что ты приехал из Персии как несколько дней.
— Какой Сергей Александрович, что-то не могу сразу припомнить?
— Ну, наверное, брат, не припомнишь — Сергей Александрович Есенин-поэт.
— А-а! Сергей Есенин!
— Он бредит Персией. Сейчас Коля привезет его к нам. Я думаю, что и отец и мать ничего не будут иметь против, если он поживет у нас. Я надеюсь, что вы будете с первого же часа крепкими друзьями. После работы вечером я заеду.
Мать стала на столе наводить, как говорят, должный порядок, чтобы встретить гостя. Я вышел на балкон. Через некоторое время к парадному подъехала открытая машина.
К этому времени Есенин уже достаточно крепко сидел на спиртном, несколько раз пытался лечится и испытывал из-за этого проблемы со здоровьем. Болдовкин же в Персии пристрастился к чаю и смог увлечь поэта этим напитком.
Уже ночь, Сергей же все больше и больше забрасывает меня вопросами.
— Вот, Сережа, ты не хотел сегодня пить чай, а чай в Персии это все. Если бы ты видел, с каким усердием и любовью в каждой чайхане готовят чай «чайчи». Под Бетераном есть дачное место Заргенде, там хозяин чайхане по имени Гудар — это действительно мастер своего дела. В душные летние вечера мы часто заходили к нему в садик, весь усаженный розами, пить этот чудесный напиток из маленьких стаканчиков, и с каким выражением лица, если бы ты видел, он принимал похвалу за свое мастерство. Мы, Сергей, здесь тоже на Востоке, и нам нужно полюбить чай так же, как можно любить девушек.
И так, далеко за полночь, шла наша беседа. С рассветом только мы ушли спать, а когда я утром проснулся, то застал Сергея за столом уже одетым и что-то писавшим. А через час, за завтраком, он читал «Улеглась моя былая рана...».
И так мы стали друзьями. На протяжении почти двадцати дней мы поздно вечером возвращались домой, а порой просто спасались от различных друзей, усаживались на балконе, и почти до рассвета шла наша мирная беседа.
Однако были и загулы. Это отдельная тема, потому-что неизвестно где и с кем гулял Есенин. Хотя если отслеживать огромный архив воспоминаний современников о его пребывании в Баку, кажется, что все известно поминутно.
Эти моменты, как провалы в памяти. Есенин исчезает из поля зрения и неожиданно появляется уже сильном подпитии.
Но не всегда все проходило гладко и приветливо. Порой Сергей приходил поздно вечером, даже ночью, изрядно подвыпивши, а иногда и совсем пьяным. Он очень извинялся, что задержался с друзьями. В этом состоянии он еще больше внушал себе необходимость поездки в Персию и очень много фантазировал. Утром он, как всегда, садился за стол и работал часа два-три. В нетрезвом виде энергии в нем прибавлялось, он не мог сидеть на месте, его что-то и куда-то влекло, он не терпел никаких возражений, много спорил, а порой просто буйствовал. По утрам он не раз раскаивался, что «переложил», извинялся. Его виноватая улыбка мгновенно подкупала, и все как будто продолжалось по-хорошему. Мой старый отец не раз журил его за бесхарактерность в отношении употребления спиртных напитков, но это действовало лишь на то время, когда Сергей был в нашем доме, с нами. Попадая же в круг «почитателей», он не выдерживал характера и, как ни старался себя побороть, эта трагедия выпить так и осталась с ним до конца его жизни.
Сколько светлых хороших дней и ночей провели мы с ним вместе, и эти дни не прошли бесследно, а были творческими днями Сергея.
Интересно, что и Петр Чагин, после того как Сергей сходится с его братом куда-то исчезает из всех воспоминаний. Даже из собственных, в которых все обрывается на его встрече с Есениным, а затем продолжается следующим приездом.
Такое впечатление, что второй секретарь, который был не только другом поэта, но и курировал его приезды, что-то скрывает.
Все обрывается на вызове Болдовкина в тегеранское посольство. Он уезжает из Баку, а вслед за ним и Есенин. А ведь тогда у поэта была реальная возможность попасть в Персию
Баку. 31 марта — 25 мая. Киров
Это был самый продолжительный и странный визит Сергея Есенина в Баку.
- Во-первых, он приезжает в Баку, раздобыв у друзей револьвер. Говорят, что из-за Блюмкина, но утверждать мы этого не можем;
- во-вторых, весь апрель, выпадает из поля зрения биографов, хотя известно, что в этот период Есенин особенно плодотворно работает над "Персидскими мотивами";
Здесь хотелось бы отметить два момента:
1. Существует мнение, что основную часть цикла он написал на мардакянской даче, где ему была создана "Персия". Однако это не так. Из 15 стихотворений, лишь четыре были написаны на даче. Да и то, во время его последнего визита в августе.
2. Когда пишут о даче, то упоминают, что она принадлежала бакинскому нефтепромышленнику и меценату Муртузе Мухтарову.
Однако, во времена приездов Есенина в Баку это была дача Второго секретаря ЦК. То есть фактически, Сергей Александрович жил у Петра Чагина.
- в-третьих, происходит ряд непонятных событий, чуть не закончившихся смертью поэта.
1 мая
Официальная версия событий того дня от Петра Чагина выглядит так:
Однако на самом деле все было несколько по другому.
1 мая в Баку приехал Михаил Васильевич Фрунзе, недавно ставший (26 января) Председателем Революционного военного совета СССР. (Кстати, Фрунзе умер/погиб менее чем за два месяца до Есенина и его смерть также окружена слухами.)
В честь него на даче Чагина был устроен торжественный прием (судя по выбору места - попойка). Присутствовал Киров и прочие бакинские функционеры.
Есенин, с утра был на маевке у горы Степана Разина (некоторые источники пишут, что участвовал в закладке одноименного поселка, но тот был заложен на два года раньше — 1 мая 1923 года).
Здесь он встречается с Александром Воронским, редактором трех ведущих литературно-художественных журналов тех лет.
Хотя знакомы литераторы не так давно (с ноября 2023 года) отношения у них достаточно близкие. Есенин даже посвящал Воронскому поэму "Анна Снегина".
Вид у поэта при встрече был совсем неухоженный.
Вид у Есенина был совсем не московский: по дороге в Баку, в вагоне у него украли верхнее платье, и он ходил в обтрепанном с чужих плеч пальтишке. Ботинки были неуклюжие, длинные, нечищеные, может быть, тоже с чужих ног. Он уже не завивался и не пудрился. Друзей, бережно и любовно относившихся к нему, у него было довольно. Жил он у тов. Чагина, следившего за его лечением, но показался в те дни одиноким, заброшенным, случайным гостем, неведомо зачем и почему очутившимся в этом городе нефти, копоти и пыли, словно ему было все равно куда приткнуться и причалить.
Все это выглядит достаточно странно учитывая, что Есенин дружит и живет у второго лица республики.
Пока товарищи общаются и выпивают на травке под горой, к ним подъезжает автомобиль Первого Секретаря Сергея Кирова — вызов на дачу в Мардакяны.
На даче, Есенин читает стихи Кирову и Фрунзе. Затем, Воронский слышит нешуточный скандал. Есенин громко ругается, уже будучи в сильном подпитии.
Его удалили в отдельную комнату. Я вошел и увидел: он сидел на кровати и рыдал. Все лицо его было залито слезами. Он комкал мокрый платок.
— У меня ничего не осталось. Мне страшно. Нет ни друзей, ни близких. Я никого и ничего не люблю. Остались одни лишь стихи. Я все отдал им, понимаешь, все. Вон церковь, село, даль, поля, лес. И это отступилось от меня.
Он плакал больше часа.
Что произошло между крупными советскими бонзами и поэтом так и осталось загадкой.
Из характеристики Есенина Воронским:
Есенин был дальновиден и умен. Он никогда не был таким наивным ни в вопросах политической борьбы, ни в вопросах художественной жизни, каким он представлялся иным простакам. Он умел ориентироваться, схватывать нужное, он умел обобщать и делать выводы. И он был сметлив и смотрел гораздо дальше других своих поэтических сверстников. Он взвешивал и рассчитывал. Он легко добился успеха и признания не только благодаря своему мощному таланту, но и благодаря своему уму.
Дальше происходят еще более странные события.
Фрунзе, который уезжает на следующий день из Баку, дарит Есенину пальто.
А Киров, 2 мая, сажает поэта в свой автомобиль и весь день возит по промыслам. Первый секретарь! Поэта!
Сначала вызывает его как повесу для увеселения, а потом выказывает ему сверхуважение.
Что все-таки произошло на даче 1 мая?
Третьего числа Есенин оказывается в больнице. Точного диагноза ему не поставят, но биографы пишут, что "простыл на ветру".
От "простуды" поэт будет лечиться до 19 мая.
Как раз к этому времени в Баку прибывает брат Чагина — Василий Болдовкин. Самый близкий Есенину человек в Баку.
Прошел почти год. Наступил май 1925 года. На пароходе я возвращался из Персии в СССР. В утренней бакинской дымке пароход подходил к причалу. На пристани небольшое количество встречающих людей. Каково же было мое удивление, когда среди встречающих я увидел улыбающееся лицо Сергея, но уже не такое холеное. На нем была надета желтая вельветовая куртка, которая еще больше придавала желтизны его лицу. Мы крепко расцеловались и поехали домой.
Есенин вроде воспрянул духом, но все-таки:
25 мая Есенин покидает Баку на поезде. Болдовкин берется его сопровождать. Здесь поэт передает Василию стихотворение "Прощай Баку".
Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.
Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
В последний раз я друга обниму…
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
Официально оно посвящено Болдовкину, но по тексту его брату Чагину. Именно у того "голова, как роза золотая". А Василий черняв "как перс".
Поэт явно больше не собирается возвращаться в Баку.
Но самое странное, что приехав в Москву, он обзванивает все редакции и снимает все посвящения со стихов бакинского цикла. При этом не перестает переписываться с братьями, а их отношения ни чуточки не ухудшаются.
И только в очередной раз женившись, Есенин "рискнет" приехать еще раз в Азербайджан. И прием от официальной власти будет совсем другим. Даже не смотря на все возможности братьев.
Его заберут в милицейский участок, сильно там изобьют и не будут долго выпускать несмотря на все старания Второго секретаря Компартии Аз ССР.
Но это уже тема следующей статьи.
ПС. "Прощай Баку" стало и прощанием великого Муслима Магомаева с родным городом. Он, как и Есенин, написал музыку и спел песню на слова поэта незадолго до смерти (в 2007 году).
Это стало последней песней Муслима Магометовича.
