После Курской битвы, когда профессионалам, а такими были немецкие высшие офицеры, стало понятно, чем закончится война, один из генералов произнёс в кругу своих штабных: «Сколько ещё продлится война, зависит только от высочайших боевых качеств немецкой пехоты».
Да, Военно-воздушные силы Германии - Luftwaffe – как и танковые войска – Panzerwaffe – всегда были на высоте и по подготовке личного состава, и по качеству техники, но в любом сражении основная сила германской армии – это пехота.
Сами пехотинцы были твёрдо уверены, что немец стоит в бою двух британцев и трёх русских, а французы, итальянцы и румыны просто не принимались в расчёт.
Что повлияло на формирование того особого духа армии, который был присущ немецкому солдату и в Великой войне (так именовали I мировую в Европе), и во Второй мировой войне?
Гитлер со своей идеей превосходства, избранности германской нации оказался лишь на вершине того айсберга, который и составляла немецкая армия и её идеология.
Ещё в 1761 г., во время Семилетней войны, немецкий литератор Томас Аббт написал эссе «Умереть за отчизну». Это был восторженный гимн смерти в бою.
В нем он утверждал, что если человек родился и живёт в стране, законы которой его защищают, а если эти законы и ограничивают свободу этого человека, то только для того, чтобы свободно развивалось всё общество, то эта страна имеет право требовать от человека любви, привязанности и, при необходимости, высшего самопожертвования, совершаемого с охотой и даже с радостью.
Только трусы и циники ставят свою жизнь выше своего отечества, но истинный сын своей родины способен получить «высшее наслаждение от смерти», поэтому герой «дает кровь, льющуюся из наших вен на землю многострадальной отчизны. Впитав ее, отчизна оживает вновь». Делает всё это герой не ради награды – наградой за подобную готовность к смерти служат «обостренные краски жизни, слава и расширенные горизонты духа».
Так складывалась программа воспитания немецкого юноши. Романтизация борьбы и даже смерти – основа воспитания. В принципе, в самом героизме и романтике как форме национального самоутверждения ничего нового нет, и можно обнаружить много параллелей этому в прежней немецкой истории, как и в истории других европейских народов. В процессе национального самоутверждения каждый раз представал образ врага, борьба с которым имела подчас драматическое развитие: благородный Зигфрид – образец храбрости и доблести – был обманут подлым Хагеном.
По этой аналогии нацисты построили и свой героический культ: Хорст Вессель также пал от рук подлых врагов, борясь против «еврейского большевизма». Эта драматизация войны также была частью национальной мобилизации.
В первую очередь в особой эффективности вермахта большую роль сыграло тоталитарное государство, которое всячески героизировало войну, представляя борьбу, героизм, самопожертвование, патриотическое воодушевление высшими проявлениями жизни и ее высшими достоинствами, к которым должно стремиться молодое поколение. Определенную роль сыграла и эстетизация войны, подвига, воинской доблести. Я. Гашек воспроизвёл эту героизацию смерти в романе о бравом солдате Швейке, где один из героев, иронизируя над патриотическими штампами, говорит: «Как это будет замечательно – нам оторвёт голову, и мы падём на поле брани за нашего любимого императора! Прекрасная, прекрасная смерть!»
Восприимчивое к военной романтике и эстетике молодое поколение немцев, да и других европейцев, с восторгом наблюдало за головокружительными успехами вермахта первых двух лет войны. Этот восторг довольно долго не проходил и был важным мобилизационным фактором.
Это тоталитарное государство в процессе мобилизации имело возможность обращаться к самым древним истокам национальной традиции, используя в своих целях то, что ему было необходимо в данный момент. Тем более в древней германской мифологии превознесение и почитание воинских доблестей имело большое значение, тем большее, что значительная часть молодежи имела гимназическое образование, и когда речь шла о подвигах Зигфрида, каждый мальчишка, представляя своё будущее, видел себя Зигфридом, поражающим дракона (а потом Геббельс объяснял, что этот дракон – американская плутократия и еврейско-большевистский СССР).
Именно в Германии имели место особое развитие и успех военной организации, культивировалась «суровая доблесть» предков: немец – это потомок викингов, правнук суровых тевтонов, грозивших Римской империи и победивших дряхлеющую Европу.
Нацистская пропаганда специально стремилась восстановить эту связь с героическим прошлым, искусственно культивировала преемственность между германской мифологией и политическими, военными, культурными принципами Третьего Рейха. В Германии к этому традиционному прославлению и превознесению героев добавилось еще одно важное обстоятельство, связанное с особым положением армии в обществе и особой ее ролью в государстве по сравнению с другими европейскими странами. Немецкие военные своим влиянием с последней четверти XIX в. до конца Второй мировой войны превосходили своих коллег в других странах.
Нацистская пропаганда нашла выход из поражения в Великой войне 1914 – 1918 гг.: героическая немецкая армия не была побеждена – она была предана! Всячески возносился тот факт, что война окончилась, когда немецкие войска были на земле Франции! Герои войны всячески превозносились, они воплощали в немецком общественном сознании армию и ее добродетели и формировали у немецкой молодежи симпатии и стремление подражать героям. Это стремление, понятно, всячески поощрялось и поддерживалось пропагандой.
Превознесение героев было частью нацистской идеологии: введенный еще во времена Веймарской республики по предложению Союза немецких ветеранов войны «Народный поминальный день павших в Первую мировую войну» нацисты сделали общенациональным праздником — «Днем памяти героев». Причём важно, что в Германии солдатская смерть рассматривалась в публицистике и художественной литературе как путь к продолжению жизни нации, а в других странах — как жертва нации; эта разница, должно быть, порождала разную боевую мораль.
Есть ещё один фактор, который влиял на состояние армии и каждого солдата. Германия поздно стала единым государством, но и это использовала армия в своих интересах, когда сохранились военные округа на базе немецких земель, где формировались по сути национальные армейские корпуса.
Даже в нацистские времена эта система сохранилась, и солдаты служили вместе со своими земляками в одной части, что было отражением сильной немецкой федералистской традиции. В армии поддерживался здоровый соревновательный дух, и баварцы твёрдо знали, что они всегда сильнее и смелее мекленбуржцев (а те убеждены были, что «эти пивохлёбы» слабее их, выросших на хорошем мозельском). Командование поощряло «солдатскую дружбу», после ранения выздоровевший возвращался именно в свой полк, даже в свою роту, что создавало всячески поощряемый «дух товарищества», «солдатскую семью, спаянную борьбой и кровью», которая ближе, чем семья родственников.
«Вермахт лучше всех армий смог соединить воедино инициативу и дисциплину: британская армия тяготела к централизации и схематизму, американцы более полагались на огневую мощь, обладая колоссальным материальным превосходством над своими противниками, в Красной армии же, как и во всем советском обществе, «инициатива была наказуема», а французская армия вообще не смогла составить вермахту конкуренции», – писал генерал Г. Фриснер в книге «Проигранные сражения».
Не рассматривая стратегические, тактические разработки немецкого командования, особенности подготовки солдат, командиров низшего, среднего и высшего звена, сделаем вывод: нацистской политической системе удалось, используя все формы воздействия как на население Германии в целом, так и конкретно на армию, создать мощные вооружённые силы, прекрасно мотивированные, воодушевлённые подвигами предков, спаянные дисциплиной и чувством боевого товарищества – это была самая совершенная боевая машина, когда-либо существовавшая в мире.
Историк О. Пленков утверждает: «Так сложилось, что именно самая динамичная европейская нация противостояла Советскому Союзу в войне, которую нам удалось выиграть, только полностью игнорируя основополагающее для любого европейского общества отношение к ценности человеческой жизни». Мы победили эту военную машину, только чрезмерно напрягая все силы и постановив, что смерть человека менее важна, чем жизнь страны.
Как ни странно, но немцы забыли категорический императив И. Канта: «Звёздное небо надо мной и моральный закон во мне». Немцы небо видели, только когда стреляли по вражеским самолётам, а моральный закон им заменили убеждения Гитлера, что они сверхчеловеки и имеют право на любой поступок по отношению к остальному миру. Это их и погубило.
И так сложилось, что сейчас все события этой Великой Отечественной войны всё дальше уходят в мифологию, подробности (были подвиги 28 панфиловцев или их не было?) постепенно размываются, осталась одна борьба, противостояние, которое воспринималось как подвиг духа, поскольку война с советской стороны, безусловно, была справедливой.
Это драматическое состояние души прекрасно передал поэт-фронтовик Давид Самойлов:
Нет, не вычеркнуть войну,
Ведь она для поколенья —
Что-то вроде искупленья
За себя и за страну.
Ведь из наших сорока
Было лишь четыре года,
Где бесстрашная свобода
Нам, как смерть, была сладка.
