Пока сын рос никто больше не порывался ни с войной к нам прийти, ни по - другому земли русские получить.
Я, как приехала в Киев велела терем свой строить из камня, рядом со старым, деревянным. Вон как горели деревянные – то дома древлян. Надо в Киеве только из камня дома ставить, да стену крепостную перестроить в каменную.
Много дел предстоит. Вот и пошлины торговые упорядочить надо, а то много чего без казны проходит. Вот и придумала я за товар иноземный взимать на волоке (участок суши, расположенный между двумя реками называется волоком, так как по нему корабли «волочили» (тащили)). Там ничего не утаишь. Надо там заставы ставить, да людей верных посылать. Казна денег требует. Вот и будем пока так жить. Надо продержаться до того, как сын в силу войдет, да сам за землю русскую постоять сможет!
А еще заметила я, что сердце мое, как каменное стало. Только у отца Григория в часовенке облегчение себе чувствовала. Приду к нему уставшая, а поговорим и душе легче. Дева Мария, что сына от бога родила только меня и понимает. Сама сына теряла из – за злобы людской. Мать другую мать быстрее поймет. А что наши боги? Они же сами – то невзгод и не знали и не знают. Откуда понять им, что у меня на душе. Ведь я столько жизней погубила, что не каждому мужчине за всю его жизнь не приходилось губить. А у них и матери были, и жены и дети. Разве ж я не понимаю! Да только сын у меня один! Я за него всех порешу, кто решит навредить ему!
Григорий – то все просит меня покаяться, сердце добру открыть. А разве я виновата, что так поступила? Оставили бы меня в покое и сына моего, то б и я не снасильничала. Живы бы все были. Это же они ко мне с худом пришли, а не я к ним! Мал этот очень хотел миром управлять, его да наши земли объединить. Мне это не нужно было. Я ж ему отказала в первый раз по хорошему, письмо отписала, да он не послушал меня, сватов прислал. Зачем? Уж одних изничтожила, так других прислал и сам приехал. Тут уж меня злость и обуяла. Да еще их разговоры про будущее нас ожидающее распалили огонь в душе. В этом мужском мире, все только силу понимают. Дашь слабину – не успеешь оглянуться, и нет ни тебя, ни дитя, ни земель. А теперь меня все боятся! Вот только надолго ли спокойная жизнь?
И сына так воспитывать буду! Сильным он должен стать! Не поддаваться ни ворогу, ни льстецу!
Вырастет сын, женю его на знатных княжнах из других княжеств. Нам поддержка их семей не помешает. Один он у меня, одним и останется. А у него много детей должно быть, а то вот я теперь любого ветерка, любого шороха боюсь, потерять его боюсь. С одной стороны – хорошо, не с кем власть делить, а с другой – плохо. Надобно подумать, да решить, чтобы его дети потом не стали до крови бороться за власть, да и княжество, чтоб не делили. Чем меньше земли – тем беззащитнее она. Вместе должны сохранять отцовы угодья, да преумножать. Есть у меня еще время.
Сынок растет, сил набирается. Учителей ему разных наняла, даже иноземных. Главный наставник, конечно, дядька Добрыня. Он за обучением княжича блюдет да ратному делу учит.
Бояре мои тоже пока притихли, видно боятся, что и с ними нянчится не буду. Пусть боятся, разумнее будут. Я им тоже ведь помогаю. Вот о торговле в соседних землях договариваюсь, там наши товары любы людям. У них - свое, у нас – свое. Будем басурманские товары привозить, может чего дельное у них есть.
Григорий все уговаривает меня с ним в Костантинополь поехать, посмотреть какие храмы у них там, какие порядки. Да некогда мне пока. Вот сын вырастет, тогда и поеду! А пока как – нибудь своим умом буду пользоваться.