Времена раннего Средневековья были непростыми временами. Мягко говоря. Холод, голод, волки, которых в соседнем лесу бывало побольше, чем людей в ближайшем поселке, снежное лето и Юстинианова чума, делали человеческую жизнь в эти славные времена крайне непростой. И казалось бы, вряд ли когда-то за всю историю Европы, жизнь простого люда была более беспросветной. Но…
Но почему-то за все время существования "варварских королевств", империи Карла Великого и даже в "эпоху викингов", простолюдины не восставали. Не объединялись в отряды и армии, не шли громить поместья и замки местной аристократии, не боролись за свои права и свободы. Почему так получилось?
Почему, все сколько-нибудь приличных размеров восстания, мы видим только на исходе классического Средневековья? А огромные крестьянские армии, что собирали измученные тяготами жизни крестьянские лидеры, появляются так и вовсе уже в XIV веке? Во времена, когда и с погодой все было более-менее прилично, сельское хозяйство стало относительно эффективным, да и очередная Научно-техническая революция сделала жизнь людей проще. Ну, по крайней мере, должна была ее такой сделать.
Давайте разбираться.
И начнем мы с вами, как водится со времен падения Римской Империи. Рим, совершенно не зря уже в те времена называли Вечным Городом. Все, что происходило в Европе после его падения, практически всегда, так или иначе связано с ним и его наследием.
Но мы, кажется, отвлеклись. Отправной точкой нашей истории будет закат Империи. Когда из далеких восточных земель, подгоняемые неурожаем, голодом и злобными, словно медведь по весне соседями, в Европу хлынули германские племена. Они искали свою новую Родину, руша по пути страны, торговые пути, римский уклад жизни. Принося вместо него свои племенные традиции.
А главной традицией пришедших с востока, была личная свобода. Подавляющее большинство людей в племени, было родственниками друг другу в том или ином виде. Дружинник вождя, да и сам вождь имели одну и ту же родню с обычным свободным общинником. И хотя голос их, конечно же, звучал на племенном тинге несравнимо громче, да и богатство зарождающейся военной аристократии было бы глупо сравнивать с имуществом простого общинника. Но все же они были, в общем-то, одним большим родом.
К ним применялся один и тот же закон, они имели одни и те же права на землю. Ну, понятно, с поправкой на богатство, о котором мы уже говорили. Но в целом, права, обязанности и жизненный уклад у них оставались в одних и тех же рамках свободного человека. Все они были равны, хотя, конечно, некоторые уже успели стать немного равнее.
- XIV. О нападениях или грабежах
§ 1. Если кто ограбит свободного человека, напавши на него неожиданно, и будет уличен, присуждается к уплате 63 солидов
§ 2. Если римлянин ограбит салического варвара, должно применять вышеупомянутый закон.
§ 3. Если же франк ограбит римлянина, присуждается к штрафу в 35 солидов. (Салическая правда).
Да и земли, главного средства производства в Европе было много. Хотя на самом деле не земли было много, а народу маловато, но, в общем, тут конечно разница невелика. Результат все рано был одним и тем же. Плодородных земель было больше чем могли обработать франки, саксы, лангобарды и все остальные народы, населявшие Европу, даже если бы взялись за это дело сообща.
В общем, все были крайне бедны, но чрезвычайно свободны. Общинники обрабатывали свой участок земли и платили какой-то налог, дружины защищали их от разбойников и соседей, а вожди понемногу начинали строить новые королевства. Всем было чем заняться. В первую очередь, конечно же, выживанием. Своим и своей семьи.
Все начало меняться в тот момент, когда над "варварскими королевствами" нависла тень Империи франков. Карл Великий строил свою империю, не особо обращая внимание на племенные и родовые узы, что веками существовали на новых захваченных землях. И это было нормально. Объединяя народы, империя перемешивала их, заменяя родственные связи вассальными и зависимыми.
Уже при его сыне, Людовике, большинство живущих в поселениях, особенно поселениях крупных, не были друг другу никакими родственниками. А значит, большинство крупных хозяйств строились на совершенно других отношениях. Свою роль сыграла так же денежная и налоговая реформа Карла Великого, выстроив новую, уже почти феодальную систему хозяйствования. Теперь человек больше не был частью большого племени, или союза племен. Он был подданным короля, а значит обязан был именно ему. Ну или его представителю в этих землях.
И это был первый шаг, на долгой дороге превращения свободных общинников, которые в принципе не могли бунтовать, ну просто потому, что у них не было самого предмета для народного бунта, в зависимых крестьян. У которых кроме этого самого бунта и не оставалось возможности донести свое чрезвычайно важное, но никому не интересное мнение до своего феодала.
Но все произошло не в один момент. Долгое время, ужесточение повинностей и увеличение налогов, что должны были платить те, кто обрабатывал землю в казну королевства, отлично компенсировало серьезное улучшение погоды. На земли Европы снова пришло долгое лето, и на землях, где еще пятьдесят лет назад не росло ничего кроме вереска, снова появилась виноградная лоза, а урожай стали собирать случалось и дважды в год.
И пусть, все еще свободный общинник, теперь должен был отдавать королю заметно больше, но и получал тоже немало. И это не могло привести ни к чему другому, кроме взрывного роста населения, торговли, а значит, и экономики. Королевства росли, королевские подданные плодились и все было хорошо. Кроме одного. Земли в Европе больше не становилось.
Уже к концу XI века земля в Западной Европе становится не просто ценностью, а главным богатством. К этому времени границы королевств становятся более или менее понятными, а всё, что находится внутри этих самых границ, в том или ином виде кому-то принадлежит. В первую очередь конечно земля.
Феодальная аристократия получает её от короны за службу, выкупает у многочисленных, пока еще свободных общинников, а иногда просто забирает силой. Превращая общинника-землевладельца в арендатора, то есть настоящего крестьянина. Человека, который работает на чужой земле милостью ее владельца и которому некуда больше идти. И это был второй большой шаг на пути, что прошла Европа к эпохе крестьянских войн.
И вот теперь, после всех этих замечательных изменений, можно было наконец-то заняться нормальным таким и вдумчивым притеснением зависимых крестьян, которые давным-давно уже были тебе никто. Благо, что на дворе была как раз очередная Научно Техническая Революция и ресурсы для ее проведения были нужны непрерывно.
Города с цехами и мастерскими росли, их нужно было кормить и снабжать рабочими руками. Причем желательно недорогими, а лучше бесплатными. Армии королевств росли тоже и также требовали прорву ресурсов и людей для множества полезных работ - от копания ям до стояния в строю под вражескими стрелами. И на весь этот прогресс с ужасом смотрел средневековый крестьянин и наверное думал, — Господи, за что мне все это?
Завершалось классическое Средневековье. Время, когда благородные и куртуазные до последней крайности рыцари побеждали друг друга в турнирах и читали дамам своего сердца стихи на все еще не забытом староокситанском. Эпоха славы, доблести и настоящего рыцарства. А еще время, когда жизнь простого крестьянина не стоила ничего. А количество податей, которые он должен был заплатить господину, было таковым, что если бы их поставить друг на друга, то, встав сверху, наверняка бы удалось достать до Луны.
- В названом случае я также имею право взимать с моих людей и других, когда они женятся в моём владении, 10 турских су и филейную часть свиньи вдоль всего хребта и вплоть до уха, а также галлон любого напитка, присовокуплённого к этой провизии, либо же я могу и должен, ежели сочту за благо, лечь с женой или невестой его, в том случае, когда её муж или его посланец не передаст мне или моему уполномоченному одну из вышепоименованных вещей. (Chastity Belt: A Myth Making Process)
Но даже и тут крестьяне, проявляя, в общем-то, свое недовольство сложившейся ситуацией и уходя в разбойники, уже даже не семьями а целыми деревнями, все еще держались в рамках сословных приличий. То есть, конечно, уже в XIII веке мы видим, что в крестьянском фольклоре появляется фигура борца за свободу простого люда. Но все это недовольство, выплескивающееся в виде местных восстаний пары деревень, замученных особо ретивым сборщиком налогов, никогда не превращается во что-то большее. Почему?
Да примерно все потому же. В Европе все еще царил средневековый климатический оптимум, и земля давала какие-то нереальные урожаи. Всё конечно было плохо, но не настолько плохо, чтобы брать в руки деревянные вилы и идти с ними на затянутого в кольчугу рыцаря, который последние двадцать лет в основном занимался тем, что профессионально убивал людей.
И может быть, всё бы даже и обошлось. Крестьяне бы терпели дальше, рыцари воевали, а короли в меру сил строили бы свои королевства. Но… Произошли сразу два события, поставившие крест на старом укладе и спокойной жизни классического Средневековья.
Во-первых, "вечное лето Средневековья" закончилось. Климатический оптимум понемногу стал сходить на нет, лишая населения второго урожая и теплой зимы. Теперь снова нужно было ждать холодов, запасать дрова и готовится к голоду. И это было катастрофой. Впрочем, катастрофой не единственной. В 1337 году от Рождества Христова в Европе начался век непрерывных войн между двумя сильнейшими державами Средневековья. И вот это, конечно, было хуже любого похолодания.
Если кто-то думал, что Столетняя война - это в первую очередь походы, сражения и захваты крепостей, то нет, все даже близко не так. В первую очередь средневековая война в Европе - это атаки по коммуникациям и подрыв экономики противника. И когда я говорю про подрыв экономики, я, конечно же, имею ввиду в первую очередь банальный грабеж.
Европейского крестьянина в это время грабили вообще кажется все. И подданные английского короля, и подданные французского монарха. Причем принадлежность и подданство крестьянина не имели зачастую никакого значения. К этим благородным господам, присоединялись также заезжие гости из Германии, пиренейские горцы, дезертиры, фуражиры, разбойники и даже соседи, если видели, что после благородных господ осталось чем поживится.
Точкой же начала эры крестьянских восстаний можно считать год 1356 от Рождества Христова. Тогда в битве при Пуатье храбро сражался, но был все же пленен французский король Иоанн II Добрый. Англичане очень обрадовались этому событию и немедленно предложили французам выкупить их монарха за чисто символическую сумму в три миллиона экю. Что составляло несколько годовых бюджетов Франции того времени.
Где брать деньги на выплаты, ни у кого не вызывало ни малейших вопросов. Конечно же, нужно ввести новые налоги. И они были введены со всей решительностью. Что? Крестьяне будут недовольны? Ну что вы, право. Не оставаться же без короля из-за такой ерунды, на самом деле. Их всего-то поднимают вдвое, было бы о чем вообще говорить.
Ну и чтобы и горожане не скучали и поучаствовали в общем веселье, наследники Иоанна нашли еще один способ собрать немного лишних денег. Они ухудшили качество серебряной монеты, начав чеканить «порченые деньги». И вот тут, в унисон с давно охреневшим от такого счастья крестьянством, взвыли и горожане.
Может быть, не попади король Иоанн в плен, все сложилось бы по-другому. А может быть, и нет. Но вышло так, как вышло. Население Франции, замученное чумой, неурожаем, Столетней войной, а главное, пониманием того, что лучше не будет, не выдержало.
Не последнюю роль нужно отметить, в том, что восстание вообще началось, сыграло чрезвычайное падение авторитета рыцарства и вообще военной аристократии в глазах французского крестьянства. Те самые рыцари, что веками защищали их от врагов внешних и внутренних и были недосягаемы и непобедимы с точки зрения податного крестьянства, внезапно оказались раз за разом биты врагом. И не способны уберечь не только самих крестьян с их немудреным хозяйством, но даже и собственные земли.
В общем, летом 1358 года полыхнуло по всей Франции. Во главе Жакерии и стотысячного, как говорят, крестьянского войска встал Гильом Каль. В столичном Париже этот творческий порыв поддержали горожане во главе с купцом Этьеном Марселем. Поняв, что вот конкретно сейчас есть шанс изменить свою жизнь к лучшему, крестьяне во всей Франции начали заниматься своим любимым делом, перераспределять богатства богатых в свою пользу и немного вешать самых зарвавшихся сатрапов. А заодно и вообще всех кто под руку подвернется.
К восстанию немедленно присоединились всякого рода наемники, дезертиры и прочие профессиональные военные, став основой огромного крестьянского войска. Получилось настолько убедительно, что английская и французская аристократия была вынуждена даже поставить Столетнюю войну на паузу, чтобы разобраться с творящимися безобразиями.
Конечно же, восстание подавили. Карл Злой, используя свой военный гений, рыцарскую конницу и нерушимость своего рыцарского слова, под видом переговоров заманил в ловушку командование восставшей армии. А пока те с удивлением обследовали прочные стены темницы, куда их немедленно бросили, растоптал кавалерией вообще никак не обученное крестьянское ополчение. Стоящая на правом фланге профессиональная пехота решила, что в этой битве она погибать не хочет, и стремительно отступила на заранее подготовленные в ближайшем лесу позиции.
Впрочем, несмотря на довольно легкую победу, эйфории никто не испытывал. Всем было совершенно ясно, что это лишь первая ласточка нового времени. Времени, когда маленький человек, от которого казалось бы ничего не зависит, понял, что если объединиться, то вполне себе можно начать говорить на равных даже с самым большим человеком.
С этого момента большие, а иногда и огромные крестьянские восстания сотрясали Европу с похвальной периодичностью. И чем дальше, тем чаще в такие восстания стали перерастать почти любые мелкие местные бунты и недовольства. Потому что какая разница. Все равно же убиваем, так почему бы не делать этого во имя свободы и попутно не пограбить местную аристократию, которая надоела уже до последней крайности?
Вокруг гудел прогрессивный XIV век, Европа уверенным шагом входила в эпоху Позднего Средневековья. Впрочем, это совсем уже другая история.