Глава 31
Остальная часть дня проходит спокойно, и я прекрасно справляюсь с работой допоздна. В субботу беру на себя раннее дежурство, и снова сплю в клинике, удобно устроившись в маленькой палате. Включаю телевизор, а потом сладко засыпаю. На удивление, никто меня не тревожит следующий час, но потом всё повторяется: открывается дверь и появляется Полина.
– Эллина Родионовна, там старушку привезли…
– Что с ней?
Медсестра вздыхает.
– Много чего.
Спешу в палату номер три. Там уже Денис, как всегда пытается справиться с чёлкой. На койке бабуля лет под 90, невысокого росточка, худенькая, довольно симпатичная, даже не смотря на число прожитых лет. Глядя на её морщинистое лицо, думаю мимолётно, что в молодости, наверное, эта женщина была очень красива. У её ног стоит с растерянным видом старичок в светло-сером костюме, – сразу заметно по обращённому на старушку печально-тревожному взгляду, что это её супруг.
– Докладывай, – говорю Денису.
– Давление семьдесят на пятьдесят. Пульс 120. Температура 39,2. Наполнение пульса всего 85%.
– Вы её муж? – спрашиваю старичка, чтобы убедиться.
– Да, – с вымученной улыбкой кивает он.
– Виктор Геннадьевич, это Эллина Родионовна, завидущая нашим отделением, – знакомит меня ординатор.
– Весьма приятно познакомиться, – говорит старичок.
– Как зовут вашу супругу?
– Аделина Марковна, – звучит в ответ.
– Какие лекарства она принимает?
Вместо ответа старик протягивает целлофановый пакет, наполненный флаконами и пластинками с разными таблетками. На вскидку, их там штук двадцать.
– Я давно ей говорил, чтобы она сходила к своему терапевту. У неё хорошая знакомая работает в поликлинике.
– Здесь… – Денис перечисляет названия препаратов. Мысленно перевожу: первые два – препараты для лечения сердечной недостаточности, затем это противорвотное и антигистаминное средство и так далее.
– Нужен снимок грудной клетки, кардиограмма, общий анализ крови и гемокультуры, анализ газов крови, – перечисляю медсестре. – Сделайте внутривенное вливание физраствора. Триста кубиков.
– Она поправится? – доверительным тоном спрашивает Виктор Геннадьевич.
– Разрешите, я переговорю с доктором Кругловым, и потом сразу всё вам скажу, – отвечаю и вывожу Дениса из палаты. Информация, которую он до меня доводит, неутешительна. Потому придётся сказать правду. Возвращаемся к старичку и его супруге.
– Возможно, в ближайшие несколько часов нам придётся сделать трудный выбор, – сообщаю Виктору Геннадьевичу. – Вашей жене грозит неминуемая остановка дыхания.
– Прошу вас… сделайте всё, что можно, – говорит старик. Его глаза увлажняются, но он, несмотря на прожитые годы, – самому около 90 лет, – старается держаться.
– Да, конечно, – отвечаю, сглатывая ком в горле. Знаю, что врачу нельзя принимать так близко к сердцу всё, что происходит с пациентами, иначе долго не протянешь. Но в таких случаях мне особенно трудно. Я вижу, с какой нежностью и любовью смотрит Виктор Геннадьевич на свою жену. Отхожу в сторону, рассматривая карточку, и вижу, как старичок положил ладони на ступни Аделины Марковны. Она погружена в медикаментозный сон и не может оценить его стараний, но это ему и не нужно. Супруг нежно массирует её ноги, беззвучно двигая губами. Наверное, молится или шепчет, чтобы вторая половинка поскорее поправилась.
Проходит около часа, и я возвращаюсь в палату, где лежит Аделина Марковна. Муж сидит возле её койки, держит жену за руку и говорит:
– Помнишь то лето, когда Ваня сломал руку там, на озере? Ты так переживала за него. Я тебе всё говорил: успокойся, мальчишка есть мальчишка, до свадьбы всё заживёт. А ты боялась, что кость неправильно срастётся. Да… ты очень баловала его. Удивительно, что наш сын вырос таким хорошим человеком.
– Виктор Геннадьевич, – осторожно прерываю его. – Я обеспокоена результатом анализа газов в крови вашей супруги. Сколько ей лет?
– Восемьдесят семь, – отвечает он.
– Наш выбор невелик, – говорю негромко. – У Аделины Марковны крайне тяжёлое состояние. Если мы подключим её к аппарату искусственной вентиляции лёгких, позже она не сможет без него обходиться. Мы продлим её жизнь, но это будет растительное существование. Ещё мы можем дать ей физраствор, антибиотики, и пусть природа делает своё дело. Вот и всё.
– То есть вы оставите её умирать? – прямо спрашивает старичок.
– Она умрёт спокойно, – отвечаю я.
– Подключите её к ИВЛ, – строго говорит Виктор Геннадьевич и отворачивается, чтобы снова взять жену за руку.
– Виктор Геннадьевич, вы уверены, что она захотела бы этого?
Он поджимает упрямо губы и коротко кивает.
– Давайте подождём следующего анализа, – говорю ему, ставя решение на паузу.
Денис смотрит вопросительно на меня. Ему так и хочется спросить: «Какого следующего? Всё уже сделано…» Но я так выразительно гляжу на него, что до ординатора быстро доходит.
– Может, её состояние улучшится после ингаляции, – добавляю и даю поручение медсестре.
Мы с Денисом уходим, но на пороге палаты слышим в спины немного вызывающее:
– А вы знаете, молодые люди, что у моей жены двенадцать внуков и три правнука?
Останавливаемся, оборачиваемся.
– Нет, Виктор Геннадьевич, мы этого не знали, – отвечаю за обоих.
Старик смотрит на нас обиженно и ничего не говорит.
– Так вот, теперь знайте, – добавляет через несколько секунд и гордо отворачивается.
Выхожу из палаты, и сразу ко мне подлетает Катя.
– Эллина Родионовна, там тот, который аварию устроил, пришёл в себя.
– И что?
– Требует главного, – пожала плечами медсестра.
– Хорошо. Но прежде, чем пойти в палату, где лежит мажор, угробивший женщину по пьяной лавочке, вызываю капитана полиции – того, который последовал сюда после аварии. Он приезжает буквально через 15 минут, и мы идём к преступнику.
– Сколько времени? – спрашивает он, когда я захожу к нему.
– 18.30.
– Ха! – ухмыляется парень. – Кажется, в этот раз я действительно крепко напился. А вы кто? Завотделением?
– Да. Меня зовут Эллина Родионовна Печерская.
– А ты кто? – тычет он пальцем в капитана.
Тот багровеет и представляется. Мажор пытается сесть, но обнаруживает, что его правая рука пристёгнута наручником к койке. Дёргает железку несколько раз и хмурится.
– Меня что, арестовали? – спрашивает возмущённо.
– Вы ничего не помните? – говорит ему капитан.
– Почти ничего. А что такое? Случилось что-нибудь? В этот раз у меня совсем мозги отключились, – хихикает он.
– Вы врезались в машину. Женщина погибла. Её дочь в реанимации. Муж серьёзно пострадал, – говорю мажору, и улыбочка сползает с его помятого лица. Но длится это недолго. Проходит несколько мгновений, и он плюхается на подушку.
– Ничего мне не будет. Мой папа – прокурор района. Так что давайте, снимайте наручники, или завтра пойдёте оба работу искать.
– Можно мне остаться с ним наедине на минуту? – просит капитан.
Я киваю и делаю знак коллегам, чтобы покинули палату. Выходим, остаюсь у двери и слышу короткий резкий удар. Мажор издаёт хлюпающий стон. Слышу тихий голос офицера.
– На этот раз ты сядешь, и никакой папа тебе не поможет. Сам сейчас напишешь признательные показания. И попробуй только сказать потом, что из тебя их выбили силой. Медики покажут, что ты наврал.
Мне становится неприятно всё это слушать. Ухожу в палату, где лежит Аделина Марковна.
