Глава 40
Я паркую машину немного в стороне от его дома и быстро прохожу до калитки. Мне почему-то совершенно не хочется столкнуться с кем-нибудь из соседей Никиты. Особенно если это будет какая-то любопытная старушенция, которая после по всему их посёлку разнесёт новость о том, что у молодого мужчины по такому-то адресу появилась подружка.
В нерешительности прикладываю палец к звонку, но передумываю и нажимаю на ручку. Дверь открывается, и вот я уже иду к коттеджу по бетонной дорожке.
Куда это приведёт тебя, Эллина Печерская?
Потом в раздумьях поднимаюсь на крыльцо. Здесь, как ни странно, тоже открыто. Вхожу внутрь, слышу возню на кухне и, быстро скинув тёплую верхнюю одежду, иду туда.
– Я приготовил нам на ужин кое-что вкусное, – гордо объявляет Гранин, указывая на жареный картофель с курицей. Меня всегда удивляла эта его манера так себя вести. Он даже не поздоровался и не удивился тому, что я оказалась в его доме.
– Ты никогда двери не запираешь? – спрашиваю удивлённо.
– Конечно, – кивает он. – Но сейчас я ждал тебя.
– Так был уверен, что приду?
– Возможно, – улыбается Никита.
Мы садимся и спокойно поедим.
– Ты такая молчаливая сегодня. Всё в порядке, Бэмби? – он обеспокоенно смотрит на меня.
– Да, всё нормально.
Когда он убирает включает посудомоечную машину, я сижу за столом и не знаю, чем заниматься дальше.
– Ты разговаривала с Димой по телефону? Саша встречался с ним на прошлой неделе. Он имеет в виду, что не сказал твоему брату, что случилось между нами, ты должна сделать это сама.
– Пожалуйста, Никита, давай не будем об этом, – тихо умоляю его.
– Прошу тебя, Элли. Кого ещё я должен просить об этом? Может быть, мне самому пойти к Дмитрию? – с сомнением спрашивает он.
– Нет, – слегка качаю головой. Потом смотрю на часы. – Знаешь мне пора, – быстро добавляю и встаю.
– Если ты снова убежишь сейчас, то наша сделка расторгнута, – уверенно говорит Гранин.
Я испытующе смотрю на него, и становится ясно, что он к этому вопросу относится слишком серьёзно.
– Ладно, – стараюсь придать своему голосу безразличное звучание. Иду в прихожую, натягиваю куртку и ботинки.
– Ты уверена? – он подходит ко мне.
– Да.
Никита берет моё лицо в свои руки.
– Я больше не хочу ненавидеть себя за то, что хочу того, чего хочу.
– Ты ненавидишь себя за это? – я аккуратно убираю его ладони со своего лица. – Ты хоть знаешь, как сильно я тебя ненавидела? – спрашиваю.
– Нет, потому что ты не говоришь мне, что случилось, – он проводит рукой по волосам.
Глубоко выдыхаю, возвращаюсь на кухню и сажусь на стул.
– Что ты хочешь знать?
– Ты вот так просто готова сейчас рассказать? – он явно удивлён.
– Да, наша сделка расторгнута. После этого разговора в любом случае останутся только один доктор Печерская и один доктор Гранин. Не более того, мы договорились об этом, – я смотрю на свои переплетённые пальцы.
– Хорошо… – говорит он протяжно и садится напротив меня. – Итак, что случилось?
В этот момент мой телефон издаёт знакомый звук. Это значит, пришло сообщение из отделения. Срочно достаю гаджет, проверяю и вижу: меня срочно вызывают. Быстро встаю.
– Прости, Никита. В другой раз. Нужно немедленно ехать на работу.
– Что-то случилось?
– Да, им нужна помощь.
– Я с тобой. Поедем вместе, – отвечает он и уходит, чтобы переодеться.
Вскоре мы уже несёмся на двух машинах по городу. Жаль, что не удалось договорить. И хорошо, что не получилось. Уж слишком тема болезненная. К ней надо подходить постепенно, а тут я вдруг всю душу перед Граниным едва не вывернула. Нет, так делать нельзя. Слишком драматично может получиться.
Влетаем в отделение, и Полина сначала не знает, кому докладывать: мне или Гранину? Я непосредственный руководитель, а он – главврач.
– Говорите уже! – обращаемся к ней одновременно.
– Пять минут назад звонили из Центра обработки вызовов Системы-112. Сказали, что в километре от клиники крупная авария, столкнулись из-за непогоды более двадцати машин, и нужно готовиться к большому количеству пострадавших.
– Может, учебная тревога? – спрашиваю медсестру.
– Я тоже спросила. Сказали, что всё по-настоящему.
– Понятно. Сколько примерно пострадавших?
– Около пятидесяти.
Мы с Граниным переглядываемся. Да, ночь будет длинной. Идём и быстро переодеваемся. Когда неподалёку начинают реветь сирены «неотложек», мы всем медперсоналом ждём их в холле. Это напоминает ожидание воинов перед битвой. К сожалению, в этой войне победить окончательно, раз и навсегда, невозможно. Вскоре в отделении начинается ад кромешный. Вбегают бригады «Скорых», ввозят и вносят пострадавших. Крики, стоны, вопли. Наша первостепенная задача в таких ситуациях – сортировка. Зелёная бирка – ходячие, амбулаторное лечение. Жёлтая – нужна срочная помощь, с этим справится примыкающий к нам больничный блок. Красная – реанимация, наша епархия. Ну, а чёрный…
Мне трудно запомнить всех, кто поступает.
– Что тут у нас? – спрашиваю в очередной раз, видя мужчину на каталке «неотложки».
– Мужчина, 32 года. Ожоги 2 и 3 степени, 25% поверхности тела. Гипотоник.
– Красную бирку, во вторую палату.
Не проходит и минуты.
– 25 лет, попал под грузовик, не был пристёгнут…
– Деформация позвоночника в районе четвёртого грудного позвонка. Ноги расслаблены. Повреждён спинной мозг, – это уже о следующем пострадавшем. – Паралич и арефлексия ниже грудного четвёртого.
– Полный анализ крови, вызовите дежурного нейрохирурга. Приготовьте снимки спинного мозга, сделаем томографию позвоночника. Давление?
– 90 на 62, пульс 60.
– Видимо, спинной шок.
«Скорые» продолжают прибывать, и у меня такое ощущение, что во всём нашем многомиллионном городе только наша клиника работает, а остальные отдыхают. Конечно, это не так. Но когда видишь столько народу, требующего, умоляющего, просящего о помощи, поневоле вздрогнешь. «Соберись, Элли!» – приказываю себе и бегу дальше.
В двери вбегает крупный мужчина:
– Рука! Моя рука! – кричит он, сжимая правую ладонь левой.
– Что там? – хватаю его за куртку и тащу в сторону, чтобы не верещал в проходе. – Покажите!
– У меня кровь! – таращит он свои большие глаза, полные ужаса. – Я умру!
– Да покажите наконец! – заставляю его убрать пальцы, и… чуть не смеюсь. Там – крошечный порез, неглубокий.
– Господи, я сейчас…
– У вас маленькая колотая рана, – спокойно объясняю мужчине.
– Мамочка… – говорит он, закатывает глаза и медленно валится на пол.
Прошу одного из санитаров «Скорой» помочь сдвинуть здоровяка в сторону и дать ему нашатыря, а пока он в отключке, прошу перебинтовать его «ранение», иначе так и будет без сознания от вида крови падать.
Эта ночь ещё не закончилась.
