Глава 41
После впечатлительного здоровяка отдохнуть не успеваю буквально ни минуты. Вижу, как Денис сопровождает каталку из «Скорой» и спешу на помощь.
– Что у тебя?
Он только качает головой: вижу, глаза шальные. Парень, кажется, вот-вот сам в обморок рухнет, потому сама знакомлюсь с положением дел. Оно, прямо говоря, аховое: парень, лет двадцати, истошно кричит от боли.
– Давление очень низкое! – стараясь его перекричать, сообщает одна из медсестёр.
– Закажите шесть доз крови, первая отрицательная. Полный клинический анализ, быстро! Ого… – алый фонтан бьёт прямо в лицо ординатора. Вижу, как он бледнеет, покачивается.
– Денис!
Медленно переводит на меня глаза.
– Соберись! – ору на него, чего не позволяю себе делать в привычных обстоятельствах, но здесь некогда миндальничать и быть предельно корректной.
Денис кивает, встряхивает головой и своей дурацкой чёлкой, быстро накладывает жгут пострадавшему на левую ногу выше колена. Ниже, увы, ничего нет.
– Я хочу жить! Хочу жить! – мечется пациент на столе. Глаза огромные, вот-вот вылезут из орбит.
– У него развивается гипоксия, – сообщают мне. – Сатурация падает!
– Давайте интубировать, – принимаю решение. – Введите павулон, быстро! – и уже обращаюсь к пациенту, вытирая с его лба пот и красные капли. – Ну что ты, успокойся. Как тебя зовут?
– Ди… ди… Дима, – едва выговаривает он.
– Как моего старшего брата, – стараюсь улыбнуться. – Знаешь, какой он хороший? Надеюсь, ты тоже… Дима? Дима!
Парень закатывает глаза.
– Не делайте из меня овощ! Пожалуйста! Не делайте! – кричит, видимо решив, что мы его введём в лекарственную кому. С чего придумал? Сериалов насмотрелся, наверное.
– Дима, я помогу тебе. Всё будет хорошо, – и ввожу интубационную трубку. – Подключим его к аппарату ИВЛ. Думаешь, сосудистые хирурги смогут собрать Шалтая-Болтая? – спрашиваю Дениса, стараясь хотя бы чуточку разрядить напряжённую обстановку.
– Они сейчас занимаются пальцами – мужчине сильно повредило руку дверью машины, – слышу в ответ.
– Доброй ночи, – слышу знакомый голос.
Сам господин Гранин пожаловал!
– Дайте мне сводку, – требует он.
– Ампутация левой ноги ниже колена, потеря крови около 40%, двусторонний гемоторакс, четыре литра раствора Рингера, шесть доз крови первой группы, резус отрицательный, шейный отдел спинного мозга не повреждён, фетальные показатели в норме, – выдаю на одном дыхании.
Никита смотрит на меня и довольно улыбается.
– Хороший доклад, – начинает он меня хвалить и не успевает продолжить.
– Начинается фибрилляция сердца! – сообщает Денис.
– Включите дефибриллятор. Двести, – командует Гранин. По-хорошему, мне надо бы самой этим заниматься, но некогда выяснять, у кого тут прав больше.
– Готово! – сообщает медсестра.
Делаем разряд.
Входит Полина, в руках какой-то свёрток, обёрнутый фольгой. Брезгливо морщась, говорит:
– Нашли ногу.
Некогда пока ей заниматься. Тем более с мороза, значит пока есть время.
– Давление 110 на 70. Пульс 112. Наполненный. Сатурация 95%, хорошая, – докладываю Гранину.
– Подготовим его к операции, – отвечает он. – Кстати, а почему бы нам самим это не сделать? Пошлите в операционную за набором для операций на сосудах и за всем необходимым, – даёт команду.
– Вы собираетесь оперировать здесь? – удивляюсь я.
– Не я, а мы, – улыбается он в ответ. – А бригада сосудистых хирургов спустится, когда победа будет за нами.
– Пока это разговоры, за дело, – говорю ему.
Проходит около часа. Наконец, появляются коллеги из отделения сосудистой хирургии.
– Мы удалили некротизированные ткани и восстановили анастомоз задней большой берцовой артерии и подкожной вены. Кровоток подтверждён эффектом Доплера.
Коллеги кивают и увозят парня. У меня стойкое ощущение, что с ним всё будет хорошо. Предстоит долгая реабилитация (шутка ли, мы пришили ногу), но если постарается, то сможет жить, как все.
После этого, наконец, я могу оставить отделение и вернуться домой. Но сделать этого не успеваю. На выходе на парковку меня ловит Никита и предлагает подвезти. Что ж, так устала, не сяду за руль. Пока едем, он неожиданно возвращается к старой песне о главном. Я же понимаю: не отстанет, свербит у него в одном месте под названием мозг.
– Итак, что случилось тогда? – спрашивает вкрадчивым голосом.
– Ты ушёл… – на мгновение смотрю на него, – …за неделю до весеннего бала. Я не позволяла никому приглашать меня, потому что это должен был быть первый бал, на который мы пойдём вместе.
Пожимаю плечами, стараясь не слишком волноваться, хотя воспоминания начинают покалывать.
– Ты не пришёл, я была на балу одна. Женька Морозова пролила свой бокал шампанского на моё платье, и все надо мной ржали, как лошади. До последней минуты я надеялась, что ты придёшь. В отчаянии даже призналась кому-то, что мы встречаемся уже несколько месяцев… – устало смотрю на свои руки. – Все тут же разнесли эту новость с хохотом и пошлыми шутками. Они мне не поверили. Конечно, они мне не поверили.
Я презрительно фыркаю, вспоминая, сколько мерзостей услышала в тот вечер.
– Когда после каникул начались занятия, меня вызвали к директору. Она посоветовала мне обратиться за психологической помощью по поводу моей проблемы. «Это отвратительно, так зацикливаться на мальчике в твоём возрасте, – сказала она. – Напоминает… половое извращение!»
С трудом сглатываю образовавшийся ком в горле. Да… я пережила в кабинете директрисы ужасное унижение. Никита протягивает руку и утешительно гладит меня по бедру. Отвожу его ладонь в сторону.
– Ну, вот и всё. В первый раз Дима ещё пытался защитить меня. Но для этого ему бы пришлось торчать там каждый день всю смену, чтобы никто не посмел больше обижать его младшую сестру. Это тяжело для человека, который учится и ненавидит то заведение, которое окончил несколько лет назад.
Смотрю на Гранина, он слегка кивает.
– Дальше, после бала, против меня была организована… травля, иначе и не скажешь.