Концепция потребностей в когнитивно-поведенческой психотерапии

Авторы статьи:

- Дмитрий Викторович Ковпак - врач-психотерапевт, канд. мед. наук, доцент кафедры психотерапии, медицинской психологии и сексологии Северо-Западного государственного медицинского университета им. И.И. Мечникова, президент Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии и ректор Международного Института Развития Когнитивно-Поведенческой Терапии.

- Максим Александрович Зрютин - медицинский психолог, аккредитованный супервизор Ассоциации КПП, руководитель Поволжского отделения Ассоциации КПП, руководитель КПТ-центра ВеСВТ (г. Самара). Сертифицированный схема-терапевт по стандартам ISST.

Аннотация

В статье рассматривается концепт потребностей и его интеграция в современную когнитивно-поведенческую терапию. Изложен обзор наиболее значимых теоретических моделей и исследований понятия «потребности», начиная с периода античности и заканчивая современностью. Представлена оригинальная авторская концептуализация, базирующаяся на потребностях. Даны разъяснения ее актуальности и практической применимости в работе когнитивно-поведенческого терапевта для улучшения эффективности диагностики, планирования персонализированной терапии и ее поэтапной реализации. В статье обсуждаются механизмы генеза функциональных и дисфункциональных глубинных убеждений и схем в связи с удовлетворением или фрустрацией потребностей человека.

Ключевые слова: потребности, фрустрированные потребности, концептуализация, глубинные убеждения, биопсихосоциальная модель, биопсихосоциальная модель потребностей, концептуализация, базирующаяся на потребностях.

Действительно, сама нужда служила людям учительницей во всем, наставляя их соответствующим образом в познании каждой вещи. Демокрит (470 или 460 г. до н. э.)

В наших потребностях — источник наших страстей, желаний, телесных и умственных способностей; наши потребности заставляют нас думать, желать, действовать.

Поль Анри Гольбах

Эволюция когнитивно-поведенческой психотерапии ставит перед нами новые задачи и предлагает обратить внимание на аспекты, которым не придавалось высокое значение, но которые, вероятно, играют важную роль в генезе формирования системы убеждений и связанных с ней проблем и их клинических форм (этиопатогенезом нозологий). Одним из таких аспектов является концепция потребностей. На сегодняшний день существует довольно большое количество статей, посвященных этому вопросу, но, к сожалению, нет единого понимания ни в их определении, ни в их классификации.

Необходимо отметить, что вопрос понимания того, что такое потребности, и попытки их классифицировать предпринимались еще философами до нашей эры. Например, Демокрит обозначал потребность как нужду, которая побуждает нас к действиям. Платон развивал идеи о том, что потребности связаны с душой человека, с его внутренним миром. Сократ высказывался о сущности человеческих потребностей, и в рассуждениях о смысле жизни он придавал значение добру, справедливости, мудрости как движущей силе. Аристотель впервые попытался классифицировать потребности на животные и истинно человеческие, которые связаны с этическими добродетелями. Активность души, желания, стремления являются высшим счастьем человека. Гераклит говорил о том, что «суть потребностей определяется не только естественными внутренними процессами организма, но и зависит от воздействия на живой организм среды существования». Эпикур выделял три категории потребностей: естественные и необходимые — избавляют от страданий (еда, безопасность и пр.); естественные, но не необходимые — разнообразие наслаждения (секс, красота, эстетика и т. д.); неестественные и не необходимые — навязанные обществом (злоупотребление психоактивными веществами, такими как алкоголь, табакокурение, наркотики и т. д., поведение с неадекватно повышенным риском, гетеро- и аутоагрессивное поведение, не связанное с защитой своей жизни и здоровья). Эпикур считал, что чем больше мы довольствуемся малым, тем менее мы зависимы от превратностей жизни (19).

В XVIII в. проблема потребностей широко рассматривалась материалистами. Гольбах выделял «первые» и «условные» потребности. Первые, или естественные, потребности связаны с тем, чтобы сохранить тело — поддержание биологического существования и продолжение рода. Только после удовлетворения естественных потребностей активируются «условные», которые, по мнению Гольбаха (1, 6), связаны с работой воображения. Потребности являются главной движущей силой для осуществления человеком какой-либо деятельности, а для удовлетворения этих потребностей нам нужны другие люди, нужен социум. Исходя из этих размышлений, мы можем сказать, что наша внешняя деятельность направлена на реализацию, удовлетворение той или иной потребности.

Вопрос человеческих потребностей занимает основную роль в исследованиях Нюттена. Отличие его идеи, если сравнивать со многими другими теориями, состоит в том, что потребности — это не состояние организма, а паттерны связей субъекта с окружающим миром. Поэтому потребности возникают в процессе взаимодействия человека с окружающим миром, и они являются не причиной деятельности, а динамическим аспектом личностного способа существования и активности (7). В своих работах Нюттен говорит о трех уровнях психической жизни — психофизический, психосоциальный и душевный (экзистенциальный). Опираясь на эти уровни, он выделяет три потребности:

• Потребность биологического контакта, направленного на удовлетворение физиологических нужд, поддержание гомеостаза;
• Потребность психосоциального контакта для причастности к группе, обретения социального статуса и взаимодействия в обществе;
• Потребность в экзистенциальном поддержании, которая проявляется в самореализации.

Практическую значимость представляет идея Нюттена о том, что потребности трансформируются в цели и поведение. «Трансформируясь в цели и проекты, потребность приобретает личностный характер. Итоговая цель — это моя цель, а поведение, преследующее ее, — это мое действие» (Nuttin, 1984).

В плане развития концепции потребностей необходимо отметить вклад отечественного нейрофизиолога Павла Васильевича Симонова. Он сформулировал потребностно-информационную теорию, в которой значительная роль отводится безусловным рефлексам. Согласно этой теории, потребности отражают зависимость организма от внешних факторов, необходимых для самосохранения и развития, являются источником активности для достижения целей. Симонов предложил рассматривать безусловные рефлексы как филогенетическую предысторию потребностей человека. На основании этой идеи он разработал классификацию потребностей, где они представлялись как результат эволюционного развития сложных безусловных рефлексов животных (16).

1. Витальные потребности (или необходимые для жизнедеятельности). Пищевые и питьевые, пассивно-оборонительные, активно-

оборонительные, гомеостатические (дыхание, кровообращение, терморегуляция, сон и бодрствование), экономия сил, груминг (уход за телом).

1. Социальные потребности (или внутривидовое взаимодействие).

Принадлежность к социальной группе. Определенный статус в группе. Индивидуальное и групповое взаимодействие.

1. Идеальные потребности. Познание себя и окружающего мира, исследование. Занимаемое место в этом мире. Создание смыслов и целей.

В когнитивно-поведенческой психотерапии ряд авторов упоминает о понятии потребности, но наибольшее значение им придается в схема-терапии Дж. Янга. Основная идея заключается в том, что неудовлетворенные эмоциональные потребности приводят к формированию ранних дезадаптивных схем, которые лежат в основе жизненных проблем человека. Выделяют 5 групп эмоциональных потребностей: потребность в надежной привязанности, потребность в автономии, потребность в реалистичных границах, потребность выражать свои чувства, потребность в спонтанности и игре. Они считаются универсальными, свойственны каждому человеку, а психологическое здоровье зависит от того, насколько человек способен их удовлетворять. Данный список потребностей основан на различных теоретических моделях и на клинических наблюдениях авторов (18). По мнению Арнтца, список потребностей следует рассматривать как клиническую таксономию, которая перекликается с подходами Роджерса и Граве (17).

Интеграция теории потребностей в когнитивно-поведенческую психотерапию является важным этапом эволюции направления. Если, по мнению многих авторов, потребности являются основой в формировании нашего поведения, то структурная модель потребностей позволит лучше понять генез проблемы клиента, определить взаимосвязь потребностей с формированием глубинных убеждений и выстроить терапевтический план, который будет не просто менять когниции разного уровня, а способствовать изменениям, которые будут приводить к удовлетворению потребностей разных уровней. Во многих психотерапевтических школах потребности упоминаются в различных контекстах, говорится об их важности, даже предлагаются варианты использования концепта потребностей. Однако остается непроясненной методология практического применения этих концептов в психотерапии. В связи с этим актуальной задачей является создание модели диагностики и терапии, учитывающей концепцию потребностей и интегрируемой в практическую деятельность когнитивно-поведенческого терапевта. Для реализации этой задачи последние несколько лет мы проводим различные научные и практико-ориентированные исследования и дискуссии с целым рядом экспертов из различных областей ментального здоровья, экспериментальной психологии, социологии, антропологии и других предметных областей науки с целью формирования междисциплинарного подхода в отношении роли потребностей в жизни человека и генеза его различных проблем. С 2020 г. мы проводим эмпирическое исследование, которое на данный момент завершено, и его результаты готовятся к публикации. Некоторые предварительные выводы были озвучены на различных научно-практических конференциях, часть из которых мы хотим представить в данной статье. Было проведено качественное исследование с выборкой 450 человек, обратившихся за амбулаторной психотерапевтической помощью в сеть психотерапевтических центров когнитивно-поведенческой терапии BeCBT. Распределение потребностей при помощи предложенной нами в 2020 г. (8) концептуализации с опорой на потребности по биопсихосоциальной модели, предложенной в 1977 г. американским психиатром Джорджем Л. Энгелем и его давним коллегой, психиатром Джоном Романо.

Рис. Концептуализация с опорой на потребности Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии (Д. В. Ковпак, 2019; Д. В. Ковпак, М. А. Зрютин, 2020)

Для более глубокого и всестороннего понимания причин проблем и расстройств человека нам необходимо учитывать во всем их взаимовлиянии биологические, психологические и социальные компоненты генеза системы убеждений и патогенеза расстройств. Такая модель помогает нам рассматривать проблемы, расстройства и болезни не линейно с какой-то одной позиции (уровня симптомов, поведенческих паттернов или специфики соматического статуса), а холистически, как сложную взаимосвязанную и целостную систему, одновременно имея возможность дифференцировать различные факторы генеза и механизмы влияния. Это помогает более осознанно и адекватно системе полученных данных формулировать концептуализацию, план терапии и способствовать ее более полному, поэтапному и персонализированному характеру, повышая ее эффективность, комплаентность, устойчивость результатов и даже их развитие после завершения терапии.

В классической концептуализации Дж. Бек мы видим идею о том, что ранний детский опыт приводит к формированию глубинных убеждений. Развод родителей, буллинг в школе, жестокая критика, отсутствие эмоциональной близости и другие подобные события в жизни ребенка отражаются на формировании и развитии я-концепции и системе убеждений, включая глубинные. Предлагаем рассмотреть этот детский опыт через призму потребностей, адекватное удовлетворение которых способствуют продолжению жизнедеятельности и оптимальному качеству жизни. Например, когда присутствует насилие или буллинг, то как минимум это ставит под угрозу качество жизни, а при более негативном варианте может быть и угроза жизни. Соответственно, мы видим фрустрацию биологических потребностей (безопасности), социальных потребностей (отвержения, исключения из социальной группы). В этот момент психологическая потребность в познании и выстраивании картины мира продолжает активно работать и формирует отношение к себе, людям и миру в целом в дисфункциональном ключе. В результате могут быть сформированы дисфункциональные глубинные и промежуточные убеждения, которые были призваны приспособиться к сложившимся сложным условиям и приблизиться к возможности продолжения жизнедеятельности и/или повышению качества жизни ценой вынужденной перестройки системы для адаптации к неблагоприятным условиям среды.

Категории потребностей достаточно тесно взаимосвязаны и переплетаются между собой. Дефицит удовлетворения одних потребностей может приводить к компенсации через другие группы. Человек может гипертрофированно стремиться к реализации в социальной сфере, чтобы скомпенсировать психологические и биологические потребности, и наоборот — например, «заедая» переживания при разрыве значимых отношений. При этом на уровне удовлетворения психологических потребностей может сформироваться такая когнитивная модель: «Чтобы выжить (биологическая потребность), мне нужно обеспечить присутствие в моей жизни других людей, выстроить больше связей, нужно заслужить их внимание (гипертрофированная социальная потребность аналогично квазипотребности по К. Левину — быть лучше всех, занимать наиболее высокоранговое положение в социальной иерархии, обладать наибольшим количеством социальных атрибутов успешности и т. д.), а для этого мне нужно быть интересным человеком, а лучше идеальным, от которого уже никто и никогда не сможет отказаться».

Глубинные убеждения формируются в результате получаемого человеком опыта и его интерпретации, и, конечно, основы закладываются с раннего сенситивного периода жизни, когда и детско-родительские, и подростковые отношения тесно переплетены с влиянием социума — от масштаба микросоциума семьи как системы до школьных коллективов и неформальных групп по интересам, материально-техническое, культурно-историческое, этническое и религиозное влияние через литературу, различные виды искусства, кино, аудио-, видео- и игровой контент, Интернет и иные средства информации, коммуникации и включенности в контекст макросоциума. Выявление и понимание механизма формирования таких убеждений позволит нам более точно и адекватно уровню задач определить терапевтический план. Ориентируясь на биопсихосоциальную модель потребностей, мы можем более детально раскрыть условия формирования убеждений, понять генез их происхождения в виде фрустрированных потребностей в прошлом и настоящем. Как показывают наши эмпирические наблюдения и данные исследований, взаимосвязи между удовлетворенными и фрустрированными потребностями, генезом, развитием и трансформацией протосхем, глубинных убеждений и схем носят сложный и комплексный характер. Будет неполным и неточным связывать генез одного дисфункционального глубинного убеждения только с одной фрустрированной потребностью, а функционального глубинного убеждения — с одной удовлетворенной потребностью, поскольку не только отдельные потребности, но даже их крупные категории имеют активное и комплексное взаимодействие между собой. Разъяснения об этом мы планируем сделать в публикациях, посвященных описанию результатов проведенных исследований.

Выявление глубинного убеждения в когнитивно-поведенческой терапии является важным и значимым элементом диагностики, поскольку его категория будет определять стратегическую цель плана и процесса терапии и формирование этапов ее достижения посредством применения тропного к задачам плана набора техник и методик, а также терапевтических отношений и других социально-психологических ресурсов. Ошибочная концептуализация часто приводит к трудностям в терапии, недостаточной реализации запроса или неустойчивым результатам.

Джудит Бек выделяет три категории глубинных убеждений — беспомощность, никчемность, непривлекательность (5). Коротко опишем наше видение факторов, лежащих в основе их генеза.

Категория непривлекательности

Ключевые когниции, характеризующие данную категорию, отражаются в автоматических мыслях о том, что я непривлекателен для других людей. Со мной что-то не так или я настолько плох, что другие не примут меня таким, какой я есть, отвергнут, перестанут общаться со мной, и я останусь одиноким или как минимум без значимых для меня отношений до конца своих дней.

Условия формирования. В первую очередь это опыт реального психологического и эмоционального отвержения, игнорирования со стороны значимого окружения вплоть до морально-психологического, физического или сексуального насилия, которые привели к болезненному, травмирующему опыту. Однако в опыте могло не быть фактического непринятия, но могли присутствовать послания, в которых транслировалась угроза отвержения: «Будешь плохо учиться — не будем любить тебя», «Будешь плохо себя вести — отдадим чужой тете» и т. д. Мог присутствовать опыт, когда человек становился свидетелем отвержения или травли других, что привело к формированию данной категории путем научения через моделирование.

Не всегда данный опыт приводит к формированию непривлекательности, а решающим элементом является отношение к этому опыту. Оно может звучать по-разному: «Это будет невыносимо; я не смогу это пережить еще раз; зачем жить, если не любят; жизнь теряет смысл; бессмысленное существование, я не перенесу одиночество». Если у человека данная категория является доминирующей, то здесь на первый план выходят эмоциональные переживания, связанные с процессом отвержения и непринятия со стороны других людей или угрозой того, что это может произойти. Ключевую роль играет та эмоциональная боль, которая детерминируется прогнозируемым одиночеством.

Слова-маркеры: меня не примут, отвергнут, со мной не будут общаться, другим со мной неинтересно, я боюсь одиночества, не смогу остаться одна/один.

Категория никчемности

Ключевые когниции, характеризующие данную категорию, связаны с мыслями о том, что со мной что-то не так, и я сам не принимаю себя таким. В данной категории мы видим, что человека не беспокоит то, как к нему относятся другие, как они его оценивают, отвергнут или нет, главное — как я сам к себе отношусь, как я себя воспринимаю.

Условия формирования. В первую очередь следует выделить критику со стороны значимого окружения, которая привела к негативному отношению к себе и к непринятию себя. Данная категория глубинного убеждения могла также сформироваться под действием механизма викарного научения. Ребенок в детском и подростковом возрасте наблюдал за родителями и изменением их отношения к самим себе в зависимости от происходящих событий. Например, ребенок мог наблюдать, как один из родителей впадает в депрессию, когда у него что-то не получается (какой-то проект на работе), как он обвиняет сам себя в том, что произошло. Таким образом, взрослые могут являться некой моделью, которую впитывает ребенок и начинает использовать уже по отношению к себе.

При исследовании отношения к этому глубинному убеждению часто звучат идеи: «Я проживу бесполезную жизнь; такой я не достоин жизни; я никто в этой жизни; нет смысла в такой жизни; я не могу позволить себе быть таким; это непереносимо для меня».

Категории непривлекательности и никчемности имеют много точек соприкосновения, и иногда бывает трудно отделить их друг от друга или определить ведущую. Часто они являются «двумя сторонами одной медали», где центральной идеей является выделяемое нами в качестве термина непринятие, которое легло в основу описанной Д. В. Ковпаком суперкатегории непринятия, включающей в себя обе категории непривлекательности и никчемности (по Дж. Бек), то есть идеи и про непривлекательность для других (непринятие другими), и непринятие себя как основа никчемности и ключ к пониманию всей суперкатегории непринятия, которая в качестве сателлитов дает целую серию отдельных специфических глубинных убеждений, рассматриваемых через призму непринятия себя (специфической дисфункциональной я-концепции) и логично из нее вытекающих — непринятие других и веру в непринятие другими, непринятие мира, непринятие неопределенности, непринятие риска и т. д.

С практической точки зрения часто целесообразно разделять и планировать работу с каждой из них в отдельности. Функциональной альтернативой суперкатегории непринятия является принятие, что логично и интуитивно понятно. Но в этой общей функциональной категории есть свои нюансы при разделении на субкатегории. В отношении принятия себя вслед за А. Эллисом мы используем понятие безусловного принятия себя (unconditional self acceptance у А. Эллиса), то же мы можем сказать и в отношении безусловного принятия мира таким, какой он есть, но в отношении принятия других такими, какие они есть, существует еще понятие конвенции, соглашений о границах, рамках допустимого поведения или иных договоренностях, которые подразумевают определенные условия и условности этого принятия.

Категория беспомощности

Ключевые когниции, характеризующие данную категорию, отражаются в автоматических мыслях о сложности, опасности, непредсказуемости этого мира, в котором самостоятельно мне не справиться и не выжить, поэтому нужны «помощники», обеспечивающие выживание.

Во-первых, условия формирования. Наш клинический опыт совпадает с описанными в литературе в числе первых и ведущих факторов развития данной категории поведение гиперопеки со стороны родителей или иных близких родственников или лиц, их замещавших. Родители могут быть настолько обеспокоены тем, что их ребенок поранится, что-то себе сломает, будет долго возиться и расстроится, совершит непоправимую ошибку, что для исключения этого сразу же начинают делать за него часть или всю работу, мешая ребенку получить собственный опыт. Гиперопека приводит к тому, что ребенок не получает важные навыки через собственный опыт и личные ошибки, а постепенно приобретает лишь выученную беспомощность.

Во-вторых, прямые послания. В отличие от гиперопеки, в данном варианте транслируются идеи о беспомощности, и ребенок либо сталкивается с опытом, когда у него не получается, но этот опыт подкрепляется критикой, либо не сталкивается с опытом, когда ему сразу говорят, что ты не сможешь и не справишься. В первом случае родители не поддерживают ребенка, не дают понять, что ошибаться нормально, что все совершают ошибки и что это не повод сдаваться. Они, напротив, выставляют неудачу в фатальном свете. Если ребенок ошибся, это говорит о том, что ему можно сдаваться, все равно в будущем никогда ничего хорошего не получится. Во втором случае родители сразу уверены в провале ребенка и напрямую транслируют, что ему даже не стоит пытаться — все предопределено не в его пользу. Данное поведение родителей создает контекст для формирования выученной беспомощности. Человек не инвалид, вполне здоров и мог бы довольно успешно функционировать, однако в его мыслях он и его возможности выглядят совсем иначе.

Ранний травматический опыт, который в первую очередь связан с ситуациями, когда ребенок в раннем возрасте мог остаться один. Наличие даже нескольких ситуаций, когда ребенок по тем или иным причинам оставался один, могло быть достаточным для формирования этой категории дисфункционального убеждения. В детском возрасте родители или значимые взрослые обеспечивают безопасность ребенка, удовлетворяют его физиологические потребности. Ребенок объективно не может самостоятельно делать многие вещи. В соответствии с этим, остаться брошенным в детском возрасте, а особенно в младенчестве и раннем детстве, подобно тяжелой травме или катастрофе в образе мышления ребенка. Когда к человеку в детстве предъявляются слишком высокие требования, буквально касающиеся вопросов выживания и которые он не может успешно выполнить (они выходят за границы зоны ближайшего развития по Л. С. Выготскому), то возникает состояние бездействия, негативного подкрепления неудачами и приучения к выученной беспомощности.

Отношение к этому убеждению формируется через призму когнитивных искажений предсказания негативного будущего, катастрофизации, непереносимости фрустрации с идеями о том, что это будет ужасно, невыносимо, я не выживу, или процесс выживания будет непомерно тяжелым и мучительным.

Стремление к общению, выстраиванию разносторонних межличностных связей, причастность к группе являются важными социальными потребностями. Однако у человека с категорией беспомощности этот механизм чрезмерно активирован идеями самосохранения и основан на искаженных верованиях, которые приводят к избыточной тревоге, страху и дезадаптивному поведению.

В заключение хотим отметить новые возможности развития когнитивно-поведенческой терапии и качества оказания помощи нашим пациентам и клиентам с более широким спектром проблем и расстройств, которые дает концептуализация с опорой на потребности и терапия с их учетом и адекватной реализаций, что показал и наш персональный терапевтический опыт и данные исследования.

Список литературы

1. Альтер И. М. Философия Гольбаха. — М., 1925.
2. Антология мировой философии: в 4 т. — М.: Мысль, 1969. — Т. 1, ч. I.
3. Аристотель. Сочинения: в 4 т. / общ. ред. А. И. Доватура. — М.: Мысль, 1984. — Т. 4.
4. Асмус В. Ф. Платон. — М., 1969.
5. Бек Дж. Когнитивно-поведенческая терапия. От основ к направлениям. — СПб.: Питер, 2018. — 416 с.: ил. — (Мастера психологии).
6. Гольбах П. Система природы // Гольбах П. Избр. произв.: в 2 т. — М.: Мысль, 1963. — Т. 1.
7. Зейгарник Б. В. Теории личности в зарубежной психологии. — М., 1982.
8. Ковпак Д. В. Эволюция концепции когнитивно-поведенческой психотерапии // Психологические и психиатрические проблемы клинической медицины. Сборник научных трудов, посвященный 100-летию кафедры психиатрии и наркологии СПбГМУ им. академика И. П. Павлова. — СПб., 2000. — С. 203–205.
9. Ковпак Д. В. Диагностика в когнитивно-поведенческой терапии // VII Международный съезд Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии: сборник научных статей. — СПб., 2021. — С. 100–116.
10. Ковпак Д. В., Мошкова О. А. Значение навыков и компетенций терапевтов в построении терапевтических отношений и рабочего альянса в когнитивно-поведенческой психотерапии // VIII Международный съезд Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии: сборник научных статей. — СПб., 2022.
11. Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. Памятники философской мысли. — М.: Наука, 1993.
12. Лурье С. Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. — Л., 1970.
13. Платон. Государство // Платон. Собрание сочинений: в 4 т. — М., 1994.
14. Симонов П. В. Лекции о работе головного мозга. Потребностно- информационная теория высшей нервной деятельности. — М., 1998.
15. Симонов П. В. Избранные труды. Т. 1: Мозг, эмоции, потребности, поведение. — М.: Наука, 2004.
16. Соколова Л. В. Психофизиология. Развитие учения о мозге и поведении: учебное пособие для вузов. — 2-е изд., испр. и доп. — М., 2023. — 210 с.
17. Arntz A., Jacob G. Schema Therapy in Practice: An Introductory Guide to the Schema Mode Approach. — Wiley, 2013.
18. Young J. E., Klosko J. & Weishaar M. E. Schema therapy: A practitioner’s guide. 2003.
19. Петров И. Ф., Петрова С. И. Понимание категории «потребность» в Древней Греции. URL: https://cyberleninka. ru/article/n/ponimanie-kategorii- potrebnost-v-drevney-gretsii.

15 ноября мы впервые запускаем курс “Основы когнитивно-поведенческой терапии, ориентированной на потребности". Курс предназначен для специалистов, которые ранее проходили Базовый и Продвинутый курсы КПТ в Ассоциации КПП. Присоединяйтесь!