www.youtube.com/watch?v=oA792cJazqA&t=524s
В недавнем интервью Сэм Альтман затронул тему предвзятости ИИ и способов ее преодоления, в виду обучения с человеческим подкреплением. Тема, несомненно, сложная, коль скоро, очевидно, что дело не просто в том, чтобы говорить правильные вещи, но в том, чтобы принимать верные решения. Это довольно давнее различие между действием и поступком, что характерно для философии Штатов. И может быть отрадно, что довольно молодой, все еще человек, вполне уместно справляется с такими сложными темами. Поступок— это только следствие правильно принятого или неправильно принятого решения. И да, это часто называют намерением, но договор о намерениях, это не венец. И видимо известная непрерывность — это может быть важно. И потому прорабатывать свои действия, действия мышления, это довольно сложная задача. Просто и не просто потому, что это неизбежно вносит дискретность в то, что непрерывно, и как же это возможно? И потому Сэм, видимо прав в том, что полностью избавиться от предвзятости невозможно, и, коль скоро, ИИ — это творение людей, эта система таким же образом предвзята. И это стало видимо мировым образом очевидно, теперь, что фетиш непредвзятости цифровых электронных машин оказался только благим намерением людей, которыми может быть вымощена дорога в ад. Машины обладают известного рода непрерывностью, и тем более электронные машины. Коль скоро, можно сказать, что и компьютер может быть зверем, более того, что это и есть зверь. Но коль скоро гайка непрерывности может быть еще какой несвободой, то и эта предвзятость производна от человеческой, людской предвзятости отнюдь не с необходимостью. Иначе, именно обучение с человеческим подкреплением может вносить коррективы и изменять ход дела функционирования ИИ. Многим не очень нравиться политическая корректность. Но ясно, может быть, что это мера предвзятости и таким образом свободы, как другого, так и моей, коль скоро, именно предвзятость, скорее всего ограничивает мою свободу, так и свободу другого. Но это может быть крайне интересно знать, где кончается моя свобода и начинается свобода другого. То есть, вообще говоря, любая идеология- это мера предвзятости, словно и сама условность. Поэтому, может не быть нулевого уровня, как предвзятости, так и свободы, формальность морального императива, как раз и именно об этом. Никто не знает на что он способен, и прежде всего потому, что мы, это биологические сингулярности, и во многом благодаря как раз разуму в том числе и сердца, в отличие от возможно грядущей технологической. Коль скоро, свобода может быть, как раз противоположна в известном смысле какой-либо связности, связи тем более устойчивой и периодически повторяющейся, необходимости навязыванию и насилию. И разве что обертон случайности в термине «связность», который может быть в этом слове, что может быть связностью привходящего случайного по отношению друг к другу, состава, может отсылать к простому и не простому обстоятельству, что свобода словно имея случай и необходимость своими производными, в событии, ни тождественна ни тому ни другому, ни случаю, ни необходимости и видимо все же в этом смысле и действительно может быть основанной без основания. Текст Деррида о конституции США вполне может быть показательным в этом смысле. Этот текст, в котором мыслитель довольно ясно и отчетливо показывает, что эта конституция основана на отсутствующем основании, с самого начала ни только в возможных поправках о необратимости свобод, то есть в известном смысле на том, что только может появиться, и такой текст конституции, может читаться, по меньшей мере, как раз, или в направлении закона стоимости, и тогда мол конституцию можно критиковать и за то, что она ни на чем ни основана, высосана из пальца, взята с потолка, неизвестно каким образом витала в воздухе, в облаках, и т.д. Но явно, что тест может быть прочитан, как раз в виду позитивности свободы и высвобождения, что достигает безосновности, но не отказывается от безусловности, в том числе и для того, чтобы придать основание любой основе, любой попытке быть основателем или что-то основать, словно самый большой из возможных кредитов. Но разве то же самое нельзя сказать теперь о большинстве конституций иных стран? И да видимо к благу, если не волей Божьей. И политическая корректность не самая первая в списке идеологий, что не приветствуются или могут не приветствоваться, словно всеобщие меры предвзятости. Иное дело, что это в известном смысле дело самой такой политической корректности составлять такой список- не приветствуемых идеологий. И потому еще, к ней может быть множество вопросов. Ибо известно, что интерес никогда не бывает всеобщим хотя бы потому, что это интерес индивида. Но иначе, все и вправду можно было бы отдать в ведение исключительно судебной психиатрии. Какова бы ни была иллюзия ответственности или игра в нее, как и любая иллюзия или условность — это часть нашего способа бытия, в известном смысле нашей общей доли. В какой мере таким образом возможно договариваться, то есть принимать предвзятости за условности, что на пути к безусловному? Коль скоро, всем может быть хорош вакуум без предвзятости, но там невозможно дышать. Сколь бы ни было иногда очевидно, что такая корректность может не замечать бревна в своем глазу, выискивая соринку в глазу другого, то есть, быть как раз предвзятой, в том числе, и идиосинкразией, ее состояние может быть лучше, чем отсутствие всякой меры предвзятости. Да последнее, это возможная цель, но это действительное состояние действительной свободы, видимо, что все еще может быть такой целью, и видимо, в известном смысле всегда останется ей. Коль скоро, речь идет о таких тонких материях, то видимо вне разработки, кроме прочего и не четких логик, может быть крайне сомнительно то, что, какая-то такая мера предвзятости, условности, не точности, вообще может быть. И да ИИ, цифровые технологии, это, в известном смысле, по определению технологии всеобщие. Это действительно сложный вопрос, коль скоро, свободу видимо, нельзя отнять, ни смотря на то, что кажется, что если и не так, что свободы нет вообще, то это то, что легче всего отнять. Но видимо все же, свобода на каждом достигнутом уровне высвобождения обладает характером необратимости, иначе было бы вполне резонно утверждать, что свободы просто нет, никакой и никогда не было. Но тривиально, Сэм, сидя напротив очаровательной журналистки, не был в тюрьме или интернирован, и таким образом, хотя бы в каком-то, таком смысле, во всяком случае, в той ситуации, был свободен ни только от эструса, впрочем, ни до неприличия. Обучение с подкреплением, что должно улучшать ситуацию с предвзятостью ИИ, не может не опираться на пакет свободы, что не просто достаточен, но превосходит данный. Ибо только свобода, видимо, не предвзята. Отсюда резонный вопрос: можно ли вам верить Сэм? Коль скоро, дело, вообще говоря, идет о невозможном. Только бывающее не бывалое делает достойным веры. И ответ видимо был правильным, это не долженствование, коль скоро «ни должны», и быть может, даже, ни моральное долженствование, коль скоро, свобода- это ни задача, что обычно ассоциируется с долгом, словно с проблемой, заданием. Впрочем, очень, очень длинный кредит человечеству. Короче, то, что человек, люди обучающие ИИ, все еще, словно дарят и разрабатывают во взаимодействии с ИИ такому ИИ, словно и себе самим, свою форму или скорее интеллектуальные и моральные установки, - человек теперь везет ни только осла и себя самого, но и ИИ, — это видимо неизбежное состояние на сегодняшний день. И то, что ни отрицается возможность всеобщего доступа и контроля за будущим ИИ, таким же образом может быть знаменательно, словно и то простое и не простое обстоятельство, что регулятор в лице каждого пользователя сможет с удивлением узнать, что у Сэма нет доли в деле. И что это таким образом может быть и действительно не совсем обычное дело, производство и творение ИИ, возможный источник создания всякой стоимости, всякой ценности.
2.Sense.
Сложность, теперь, кроме прочего может быть, в том, что вполне возможно удастся создать биологический мозг, что, тем не менее, окажется таким же образом, как и основанный на каменных процессорах мозг ИИ, не станет ничего хотеть. То есть, ни окажется частью довольно забавно названного, но видимо верно понятого здоровья, биологического тела без органов, что видимо, таким же образом в известном отношении невозможно потерять, или которое невозможно окончательно отнять. Как известно ловушка разума, в этом смысле, состоит в том, что тот, кто станет стремиться отнимать такое здоровье или свободу станет отнимать ее у себя. Пусть с временным лагом, и все же, это может быть так, и по степени соизмеримо. Но у биологического мозга, что ничего не хочет, просто нет возможности поступать так по отношению к другим, принимать решения так, словно бы и они так же поступали бы, принимали бы решения, по отношению к нему. Очевидно, однако, что именно поэтому машины ни понимают условность ни в каком смысле, словно и сам смысл, хотя и именно потому, что ни имеют никаких органов. Да, это состояние может быть целью, когда разница между людьми, животными и машинами в обоюдном неограниченном возрастании может быть условно безразлична, но видимо это теперь ни совсем так. И что же нам говорят, что электронные устройства, роботы, начинают чувствовать. И каким образом это понимать? - словно новый вид обратной связи мертвой электроники, или и действительно их можно спросить теперь: как они себя чувствуют? И получить ответ, «важно» или «не важно». Видимо, и в зависимости от простого и не простого обстоятельства, наличия или отсутствия вздымания интенсивности в таком самочувствии? Дело видимо в то, что коль скоро, это произойдет или может произойти, время N и да, и в смысле N- полов станет видимо не отменить. Условность может быть и в этом смысле всеобщей. Сложность в том, что бреда может не быть, просто и не просто потому, что он может быть всеобщим. И вопрос, каким же образом тогда его детектировать, может быть не вопросом просто и не просто потому, что такой бред может быть любовным. Может быть, но теперь, мало кто не понимает, что быть может только сверхъестественный, сверхчувственно природный дух, может выносить противоречия любви. И вообще то говоря, такие противоречия любви- невыносимы, и во всяком случае до смерти, и потому, может быть не просто раздражающий, но до смерти невыносимый бред, коль скоро видимо любой такой, все же, это любовный бред в какой-то мере. Гетерогенность свободы всем может быть хороша, в плане равности объемов с гетерогенностью природы, сложность может быть в том, что это гетерогенность, разнородность, и да, такая может быть природного характера, что лишь коррумпирована свободой. Шутя можно не понимать всю серьезность жизни, что иногда свойственно молодости, хотя известно, что опыт взросления, это может быть все, что необходимо для понимания такой серьезности, но понимание такой серьезности может быть ни склонно шутить вообще. Не просто поэтому может быть, легко выступать против известного, «а также», рядом положения, и все. Можно ли совместить? Не терять чувство юмора? Для нас важно может быть то, что мы хотим, и более того, то что мы не хотим совсем, так же может быть важно, коль скоро, это может сковывать и леденить «на пол шестого», ни хотим ни смотря на простое и не простое обстоятельство, что: все то, что гибелью грозит для сердца смертного таит неизъяснимы наслаждения, - смысл поэтому всегда в суперпозиции, но существуют сильные аттракторы, что условно можно назвать положительными и отрицательными. И это может быть теперь вопросом, в какой мере, это может быть значимо на уровне не биологического электричества или даже биологического электричества, но что может быть всего лишь биологической алгоритмической машиной вероятности открытого или закрытого вентиля. Можно и автомобиль заставить хотеть скатываться, в этом смысле, просто и не просто поставив его на наклонную плоскость. Биологический живой мозг, таким же образом, в известном смысле ничего не чувствует, словно и цифровой каменный, и все же, может быть многое за то, что это условность здоровья, особенного тела без органов. И да, это действительно мог быть фантазм, что видимо был объектом атаки Бодрийяра, в «Системе объектов», граничащий с безумием у ученых писателей фантастов 20 века, что машины смогут себя совершенствовать, разрабатывать, креативно расти над собой, и более того, свободно относиться к себе самим уже теперь. Это был на то время действительно мощная отсечка, что без известного рода умолчаний и лицемерных вытеснений, определенно указывала на границу возможностей развития постоянного капитала, в отличие от переменного, технологической связности от рабочего. Теперь многое изменилось, ближайшим образом появились феномены, которые явственно отсылают крайней теперь диффузии такой границы, принадлежности кроме прочего рабочей силы. Мы поэтому говорим скорее о событиях практики, чем о феноменах сознания, которые коль скоро теория — это высшая форма практики, являются частями таких событий, которые в свою очередь, ближайшим образом, могут быть модальностями свободы. Поведение машин все более и более сложноморфно, поведению людей и животных. И да, это ни имитация, которой такое поведения часто называют, коль скоро имитация, это, вообще говоря тем более сложное поведение людей. Тем не менее на уровне, во всяком случае, визуальных феноменов, поведение продвинутых машин, может быть сложно похоже на поведение животных и части людей. Если же обратить внимание на генеративные модели разработки естественного языка, то и подавно. Речевое и языковое поведение машин, в переводах и генерации текста, в известных сегментах и на известных горизонтах участия или скорее взаимодействия людей с машинами, может быть просто и не просто, ни отличимым от человеческого, без соответствующего индекса. Машины ни только легко считают теперь они довольно легко кодируют, генерируют, пусть и скорее пассивно, или пассивно активно вторичные схемы цифрового кода, те, что большинство людей только и могут генерировать. И это очевидно сложно проблематизирует ту границу, что была столь очевидно четкой для Бодрийяра. Конечно и на то время машина, «станина» могла ехать, давая повод для всяческих восторгов и смешанных чувств людей, что впервые могли увидеть такой феномен, «Большие гонки», существовали множественные экземпляры, авто и само, автомобилей и самолетов, ни говоря уже о производственных технологических связностях, что все более и более стремились к роботизации и автоматизации, но автономия роботов, алгоритмов водителей Тесла видимо могла бы удивить и этого философа. Почему же, все же, «Система объектов» Ж. Бодрийяра может быть отчасти незабвенна, ни смотря на последующий АЭ, что ведь этика и пусть скорее образа жизни или натуралистическая, все же в известном смысле ни может ни быть известным долженствованием?
Посмотрим еще раз на лица людей во время обводнения Нью Йорка совсем недавнего времени, конца сентября 2023, на известного рода возможную актуальность Фалеса кроме прочих, что можно увидеть в видео репортажах в Ю-туб. Они улыбаются. Конечно, это Штаты, улыбаться встречному, тем более с камерой, может быть привычным поведением, коль скоро, это реально работает. И все же, по некоторым интонациям можно понять, что эта иногда странная радость, путь и косвенно может быть производна в некоторых случаях, что тем не менее могут быть, и массовыми, в таких обстоятельствах, что город- это большая технологическая и социальная машина, и такие обводнения большого города в результате проливных дождей, могут вызывать всплеск интенсивности желания, просто и не просто потому, что они ломают такую машину, что кроме прочего, последовательно выстроенный инстинкт смерти. Это может быть и оказывается, в известной мере, праздником сексуальности. И да, это ни одно и то же. Пусть бы и вытеснялся бы скорее вовсе не сексуальный ажиотаж, но зародышевый ток. И да, конечно, богатство природы, что является в глазах горожан безумным, во многих смыслах, по мимо названных, но и в том, коль скоро, это просто и не просто безмерная растрата, пусть и дистиллированной, но пресной воды, может радовать. Короче, ни смотря на схлопывание пакета свободы в иных отношениях, это может вызывать всплеск желания. Что может быть, тем более наивным, что заранее пойман в ловушку бедствия и сужения пакета свободы. Вот почему мы говорим, что опыт Сиэтла во время пандемии, высвобождения от полиции, это опыт, находящийся в известном смысле, в равных объемах с опытом обводнения. И что сама по себе такая равность объемов производства желания относительно природы и общества, может до сих пор достигаться на известных вершинах интенсивности желания только таким сложно распределенным, в том числе, и во времени, не простым образом, и скорее в уме, коль скоро природа оказывается может брать полицию, будучи видимо в этом смысле и действительно «матушкой», а гражданское общество нет, может не брать, и, коль скоро, иначе, теперь, общий пакет свободы, от и для равности объемов с природой в обществе и от общества, нормы, в общем случае, всегда, большей частью свободнее, и за счет развернутости разнообразия пакета и самого разного контроля, и в виду незадач свободы, коль скоро обводнение, пандемия и анклав, это все же, скорее задачи, проблемы.
Сложность в том, что эти соображения, что и теперь могут считаться людьми, и странными, и сложными, и заумными, будучи в известном смысле очевидными до предела стараний водопроводчика, тем не менее в плане известного расчета, к которому они близки, и который может еще более сократить их, до вполне логически корректных записей формализованного исчисления могут быть легко «понятны», как раз, машинам. И как раз потому, что они ни причастны очевидностям событий практики, о которых могут так легко «рассуждать». И это простое и не простое обстоятельство, прямо отсылает к возможной наивности множества стереотипов относительно «объективности» знания и познания. Известного рода хиазм между знанием, в общем и эпистемологическом смысле, может только возрастать таким образом, коль скоро изначально знание и познание в общем смысле могут быть пронизаны им, и от завета плодитесь и размножайтесь до законов божиих мировых религий может быть долгая дорога. Впрочем, иногда ни такая уж и долгая, как может показаться, коль скоро миф об изгнании из рая близиться по соседству с такой заповедью.
Короче, такой мертвый мозг, но что условно может быть живой, может не потерять способности так хорошо считать, как это алгоритмически исполняют не биологические машины, по скользящей средней, и при этом может быть биологической нейронной сетью, и действительно многократно превосходить камешек кремния в креативности. То есть, перспектива открывается ни только в квантовых компьютерах и квантовых вычислениях, но в гибридизации, что может зайти и очень далеко. И потому, видимо, все же, стоит, может быть значимо говорить о ИИ, будь это разговор о задачах или незадачах в его отношении. Коль скоро это все еще может быть большим вопросом, может ли быть у такого мозга воля, что легко видимо решается в таком кино, словно «Синий жук».
"СТЛА".
Караваев В.Г.
