..Просторный холл, где пациентов встречает и отправляет по отделениям медсестра, светлые двери, приветливый персонал — и мысли кажутся не такими уж мрачными, как могли бы быть. Сегодня в Крымском республиканском онкодиспансере имени В. Ефетова лечатся от рака десятки тысяч пациентов. Что помогает им бороться, не сдаваться? Очевидно, многое: профессионализм врачей, поддержка близких, воля, вера и даже чудо.
В семь утра в больнице тихо. Я пришла пораньше, чтобы успеть до планёрки (медики называют её «конференция») пообщаться с заместителем главврача, доктором медицинских наук Александром Бабичем. Но даже в такое время он уже в работе: отвечает на звонки, консультирует.
У Александра Игоревича спокойный, уверенный голос — такой, что с первых минут проникаешься доверием и ощущаешь себя в безопасности. И это не ложное чувство. Опытный хирург, разработчик уникальных технологий и методов проведения операций, решительный человек с золотыми руками, он помогает онкобольным, даже когда надежды совсем мало. Последняя инновационная идея, которую применяет, — изолированная химиоперфузия, простыми словами — щадящая химиотерапия. Я сразу попросила о ней рассказать.
— Эта новая технология значительно изменила ситуацию с оказанием помощи онкобольным. Как всё происходит? Если орган, поражённый метастазами, нельзя удалить, убираем его из системного кровотока и подключаем к аппарату искусственного кровообращения. Затем осуществляем высокодозное воздействие агрессивнейшей химиотерапией. При введении в вену она убила бы человека за считанные минуты. А мы отмываем орган от химии и вводим обратно.Что касается конечностей, там такая же последовательность — замыкаем артерии. Идея эта давняя — то забывали, то вспоминали, потому как метод сам по себе трудоёмкий и результаты зависят от ряда факторов. Есть множество образований, которые требуют подбора правильных препаратов. С учётом современных методов молекулярно-генетической диагностики это стало возможно.
Медицина для Александра Бабича — судьбоносный выбор. Решение принял окончательно и бесповоротно — спасать людей. Окончил Военно-медицинскую академию им. С. Кирова в Санкт-Петербурге (несмотря на большой конкурс, поступил с первого раза), прошёл интернатуру в НИИ скорой помощи имени И. Джанелидзе, ординатуру в Национальном медицинском исследовательском центре им. В. Алмазова, практиковался в Германии. Пять лет назад переехал в Крым, где и начал проводить уникальные операции.
— Если говорить про современную науку и практику в медицине, то нынешние возможности позволяют выполнять хирургические вмешательства малоинвазивными способами. Это значительно облегчает работу. Мы под большим увеличением видим сосуды, органы, ткани и берёмся за такие объёмы, о которых ранее даже думать не могли. Новые горизонты с точки зрения хирургических вмешательств безграничны. За последний месяц сделали порядка десяти таких операций. Через проколы смогли удалить часть лёгкого, желудка, большие лимфатические коллекторы без травматических разрезов. Как пример: у пациентки сорока пяти лет развилась опухоль всей нижней половины тела. Прооперировали, и теперь она будет жить, потому что смерть ей грозила главным образом не от рака, а от развития тромбоэмболии лёгочной артерии. Ещё одна уникальная операция (раньше таких пациентов отправляли в федеральный центр) — удаление большой липосаркомы (до семи килограммов). Внутри неё была замурована правая почка. Нам удалось единым блоком убрать её, законсервировать, вырезать из этой опухоли и вшить обратно. По сути дела, провели аутотрансплантацию почки. Относительно выживаемости: сегодня люди с колоректальным раком четвёртой стадии живут пять-десять лет с первичными метастазами. Успехи химиотаргетной терапии позволяют «вытянуть» пациентов, сохранить качество жизни.
У заместителя главврача просторный кабинет, но без изысков: рабочий стол, кресло, шкаф с папками и напольная доска-планшет на высоких ножках, которая сразу бросается в глаза. На ней — линии, стрелки, значки. Как пояснил доктор, это схема запланированной операции и, возможно, завершающий этап в борьбе с болезнью. Профессия онколога — наверное, одна из самых честных: репутация пропорциональна количеству спасённых жизней. Однако исход лечения в значительной степени зависит и от самого пациента. Поэтому врач на приёме — прежде всего психолог, что тоже приходит с опытом. Знакомится с больным, его семьёй (такой диагноз — сильный психологический удар для родных), подробно всё объясняет. И пациенту, и его близким нужны силы.
— Общение с людьми — важная часть нашей работы, во многом основная. Они же не понимают, какие хирургические вмешательства проводятся у них внутри. К тому же у человека целая жизнь за плечами, история судьбы, личные заботы. И врач не просто констатирует: «У тебя орган больной, будем его лечить» — а обсуждает, настраивает. То, что за рамками медицины, тоже зачастую оказывает большое влияние на лечение. Можно с одним и тем же диагнозом получить два разных исхода. Это такая тонкая материя — невозможно до конца проанализировать. Без подготовки пациента к операции результата не будет.
Александр Игоревич смотрит на часы. И я из-за недостатка времени сразу перехожу к следующей важной теме. За плечами у доктора несколько командировок в зону СВО, где пригодилось всё: и знания, полученные в военно-медицинской академии, и работа в институте скорой помощи, и опыт хирурга-онколога. Последний раз он ездил с определённой целью — команда медиков везла новую методику для сохранения конечностей у раненых. На передовой нет времени заниматься сложными и долгими операциями. Важно спасти жизнь бойцу, особенно если рана не одна (как зачастую бывает). И вот решение найдено.
— За последний год с коллегами пять раз выезжали: работали от десяти дней до месяца. Я долго практиковал в военной хирургии. Поэтому это мой долг и обязанность: показать то, что умеем и знаем. Очень важно помочь медикам, кто постоянно на передовой, в пяти-семи километрах от фронта. А если ещё новые технологии привозим — сразу большой плюс! Основная проблема на фронте — массовое повреждение конечностей, артерий, вен. При большом потоке пострадавших нет времени заниматься восстановлением кровотоков. Проще сделать ампутацию. А это в основном — молодые ребята. Наша команда медиков провела эксперимент на свиньях. Законсервировали конечность, а потом через 6—8 часов сшили. И оказалось, что нога работает. В полевых госпиталях подобного плана манипуляции вполне допустимы: отключить артерию, установить канюлю, отмыть при помощи портативного аппарата искусственного кровообращения от токсических продуктов и залить консервирующий раствор. Тогда появится время — перевезти раненого туда, где есть опыт, ресурс, возможности. В самый первый раз работали в Луганске, Первомайске. А сейчас ездим в сторону Лисичанска. Военный хирург должен быть поливалентным специалистом, оперировать голову, живот, ноги, руки. Там раздумывать некогда. Всё должен знать и уметь.
Вопрос, который нельзя не задать военному хирургу, врачу-онкологу, — о смертях пациентов. Неизбежных. На войне, которую он знает так близко, работают медики с большим и добрым сердцем, в самом пекле спасают бойцов. Приём, сортировка, неотложная помощь, стабилизация. Всё должно быть не просто быстро — молниеносно. И это тоже сражение — без страха, под постоянными обстрелами.
— Лёгких операций не бывает. Эмоции оставляем за порогом — это всё из фильмов. Сегодня на войне повреждения разительно отличаются от классических. Пуля пробивает небольшое входное и выходное отверстия, но разворачивает всё на своём пути. При небольших, казалось бы, дефектах на коже увечий больше, чем мы привыкли видеть. Оперируем — грохочут снаряды. Это обычное дело. Странно и неожиданно, когда в плановый стационар прилетает, а на передовой — в порядке вещей. Бывает, что борешься, борешься за парня, а он всё же умирает. Зависит от тяжести ранения. Можно ли привыкнуть? Известный врач, основатель многих направлений в неотложной медицине и сосудистой хирургии Майкл Дебейки однажды сказал: «Самое страшное — и ты никогда не приготовишься к этому, — когда больной умирает у тебя во время операции. Ты всякий раз умираешь вместе с ним». Некоторые пытаются придать подобным случаям эмоциональную окраску. Но это просто работа, которая тебе сегодня не удалась. А что именно чувствуешь, если сделал всё и не смог помочь, сами понимаете... Война — огромный пласт клинического материала, который в мирное время не получишь. Важно правильно использовать, относиться с умом. Сегодня наблюдаю такую тенденцию: молодые врачи идут в пластическую хирургию, занимаются ерундой. Студенты-ординаторы не нацелены на многозатратный и, как правило, малооплачиваемый труд. А если молодёжи нет — нет и развития. Что касается самой хирургии, мы на голову выше зарубежных коллег. У нас изначально сильная школа. Считаю, нужно поднимать престиж медицинских профессий, а ещё стремиться всем, кто оперирует в больницах, изучить на практике патологию боевых повреждений. Работаешь хирургом — поезжай в зону СВО!
Доктор хотел было продолжить, но в кабинет заглянули:
— Александр Игоревич, зайдёте перед операцией в палату?
Он быстро поднялся и направился к двери:
— Извините, времени больше нет, пациенты ждут.
Можно долго говорить о невероятных хирургических приёмах, которые удивляют, кажутся невозможными, но уже стали реальностью, — впечатляющих примеров в медицинской практике у Александра Бабича много. Но я и так задержала врача. А ведь он — человек дела, для которого прежде всего важны действия и спасённые жизни. Всё остальное потом.
Елена ЗОРИНА.
Фото автора.
