Начало, первая глава
А своего «старика» Григорий теперь старался получше накормить. При этом, когда Никита Васильевич предлагал свою пенсию (да не предлагал, а прямо-таки навязывал – деньги лежали у него в шкафу, в жестяной коробочке из-под конфет), мужчина старался не брать у старика купюр. Покупал продукты на рынке, у знакомых продавцов, те не стали бы его обманывать. Готовили по очереди. Григорий — что-нибудь солидное, например, плов. Никита Васильевич — «супчик моей молодости», как он его называл – овощной, с мукой и поджаренным луком.
— Знаете, Гришенька, когда я учился и жил в общежитии, мы такими блюдами только и питались. Макароны ещё варили, с томатным соусом ели.
Сопровождал Григорий Никиту Васильевича и в поликлинику, о больном сердце старика надо было регулярно заботиться. И уж если на лекарства денег у мужчины не хватало – тут шла в ход пенсия старого учителя.
Григорий не знал, сколько продлится такая жизнь. Ему хотелось, чтобы — как можно дольше. Когда-нибудь настанет день, когда он вернётся в свой вагончик. Но главное тут было – не в страхе мужчины лишиться бытовых удобств – тех, что имелись в доме. Григорий боялся остаться без душевного тепла, которое дарил ему старик.
Взрослый, видавший виды мужчина, точно переносился в детство, когда Никита Васильевич называл его «Гришенькой».
Но настал час, когда старый учитель слёг. Врачей пришлось вызывать на дом. Все думали, что Григорий приходится Никите Васильевичу сыном, и, тем не менее, говорили с излишней прямотой:
— Ну а что ж вы хотите... В таком возрасте уже никто серьёзно лечить не будет. Человек пожил – надо его отпустить.
— Но он всю жизнь отдал людям! Стольких замечательных учеников вырастил. Ветеран труда.
— Вы – на льготы надеетесь? — в упор смотрел на Григория очередной медик.
Мужчина махал рукой. Он не знал, как объяснить зачерствевшим эскулапам, что даже, если, с биологической точки зрения старик отжил своё – нужно сделать всё возможное, чтобы он задержался на этом свете, чтобы ему было хорошо.
Со своей стороны Григорий старался, как мог. Взял на работе отпуск, готовил диетическую пищу, сажал Никиту Васильевича, чтобы ему легче было дышать, ночью то и дело вставал — посмотреть, как старик себя чувствует.
В одну из таких ночей между мужчинами и состоялся разговор.
— Гришенька, деньги на похороны я отложил – наличные лежат в глубине шкафа, на верхней полке, слева, — чуть слышно прошелестел старик.
— И слышать о таком не хочу!
— Там достаточно, тебе на все хватит. Ничего особого не нужно – простой гроб, крест – и только. И ещё я хотел сказать, что завещание на этот дом на тебя написал.
Григорий едва ли это расслышал. Он отыскивал тонометр, который куда-то запропастился. Что там с давлением...
— Не надо мне ничего, — наконец, буркнул он, сообразив, о чём речь.
— Нет, Гришенька, если бы не ты – собачья бы была у меня старость. Никому не нужен. И я не отблагодарить тебя хочу, я тоже – по любви. Горько мне на том свете будет, если ты опять станешь мыкаться в своём вагончике.
Никиты Васильевича не стало дней через десять после этого разговора. Тогда-то все и вспомнили об этом тихом человеке. Оказывается, он был заслуженным учителем, его похоронами занялся город. И место для могилы выделили на кладбищенской «рублёвке», там, где хоронили вперемежку известных чиновников и бандитов. Тем и другим ставили памятники из чёрного гранита, а главному мафиози, застреленному ещё в 90-ые, отгрохали целый мавзолей.
Григорий попробовал было заикнуться о том, что Никита Васильевич хотел быть похороненным возле своей матери – там и место есть, но его не стали слушать. Кто он такой? Не сын и даже не дальний родственник.
— Что вы! — замахали на Григория руками организаторы, — К нему на могилу будут приходить ученики, приносить цветы. Вы хотите, чтобы они искали где-то этот уголок с крестом?
И были венки, автобусы, речи… Было всё, чего не хотел старый учитель. Там же, на похоронах, Григорий впервые услышал, что у Никиты Васильевича есть дочь.
— А где ж Лида-то? — спросила одна из женщин, — Неужели не приедет, не отыскали её? С отцом не проститься – это как-то не по-людски.
…Лида появилась через месяц. О смерти отца она ничего не знала, и очень удивилась, когда Григорий открыл ей дверь.
— А где папа? — спросила она, входя.
Известие о том, что старик умер, подкосило женщину. Она тяжело опустилась на стул, долго сидела и молчала. Григорий исподволь рассматривал её. Невысокого роста, короткие светлые волосы, а лицо чем-то неуловимо похоже на Никиту Васильевича. Хотя тот был отнюдь не хорош собой, а женщина весьма красива.
— Вы тут что делаете? — спросила Лида.
Григорий со своей стороны хотел задать ей несколько вопросов. Знала ли она, что отец тяжело болел? Почему у неё не появилось желания навестить его? Ведь в такой ситуации важны уход и любовь — именно близкого человека… Григорий и подумать не мог о том, что у старика есть дочь. Никита Васильевич о ней ни словом не обмолвился. Что за семейная тайна тут скрывалась?
Но ничего этого говорить мужчина не стал. Вместо этого в нескольких словах рассказал, что в последние годы ухаживал за Никитой Васильевичем. Не стал скрывать и то, что старик написал на него завещание.
Взгляд Лиды стал мрачнее тучи.
— Вот как… Видать вы на наследство и позарились, — сказала она.
— Господь с вами! Просто такие люди не должны оставаться одни, когда они почти беспомощны. Замечательный отец у вас был, — попытался вставить Григорий.
— А вы значит, даже не удосужились спросить, нет ли у него детей? Ведь у меня больше прав на дом, в котором я выросла, чем у вас! Сейчас море таких как вы развелось –— «опекают» стариков и старушек и отправляют их раньше срока на тот свет…
Лида ещё что-то говорила, чуть ли не брызгая слюной, но Григорий уже не слушал. Обида поразила его в самое сердце. Он знал, где у старого учителя лежали бумага и ручки. Григорий присел к столу, быстро написал отказ от наследства. Ещё раз пристально посмотрел на Лиду и вышел из дома, чтобы сюда уже больше не возвращаться.
Женщина приехала к отцу с вещами – с нею была большая сумка. Она рассчитывала, что всё сложится по-другому. Но в любом случае собиралась остаться тут. Больше ей идти было некуда. Всю ночь она проплакала, и никто никогда не узнал, какие мысли терзали её. А на другой день Лида затеяла генеральную уборку.
Она отнюдь не принадлежала к тем, кто, похоронив родителей, тут же спешит сменить обстановку, вынести на мусорке «ретро», сделать евроремонт, придать квартире современный вид. Наоборот, Лиде хотелось сохранить в доме всё, что было тут в период её детства и юности. И эти статуэтки — их покупала еще её мама, которая давно умерла. И салфетки, связанные бабушкой. И трельяж – первая детская обязанность Лиды была — убрать с него все вещицы, вытереть пыль, а потом всё снова аккуратно поставить обратно.
В глубине трельяжа хранилась шкатулка, где у родителей лежали документы. Маленькая Лида относилась к ней с благоговением – понимала, что тут хранится самое ценное. Сейчас женщина взяла эту шкатулку, и на глаза навернулись слёзы. Она открыла крышку и вздрогнула. Сверху лежали листки, и рукою отца было написано «Лидочке».
Женщина присела и развернула письмо. Увидев такой знакомый почерк, она снова заплакала. Отец писал, что просит у дочери прощенья. Никита Васильевич упрекал себя в том, что надо было проявить известное терпение, постараться понять, а так он, возможно, лишил Лиду поддержки, которая была ей необходима.
Отец благословлял дочку, желал ей счастливо и достойно прожить долгую жизнь. А потом он рассказывал о Григории. Этот человек пришёл ему на помощь в самое трудное время и скрасил его последние годы. Он ни на что не рассчитывал, но ухаживал за старым учителем, как родной сын...
СЛЕДУЮЩАЯ, ТРЕТЬЯ ГЛАВА
СПАСИБО, ЧТО ЧИТАЕТЕ И ЖДЁТЕ! 🌼🌼🌼
