РОМАН И МАРИЯ
Побывал дед Роман и на фронте – и опять (пользуюсь формулировкой А.Ф. Ключникова) оружия в руках не держал: работал в штабе с картами. Правда, на фронте он был недолго. Однажды бомба упала рядом с землянкой, где располагался штаб, были и погибшие, и раненые. Дед был контужен, и вдобавок разбились очки, когда взрывная волна швырнула его лицом о бревна, зрение после этого долго было расфокусировано – двоилось в глазах, расплывались буквы. После госпиталя отправили домой. Группы инвалидности у него не было – возможно, отказался сам, чтобы не потерять работу в школе, да и вообще не получить клеймо «психа» (снова забегая вперед, скажу, что в плане размера пенсии он сильно потерял – не менее сорока рублей, а в те годы это были деньги приличные). Начиная с 1943-1944 гг. до декабря 1959-го (до момента ухода на пенсию) он вел уроки – и, как вспоминали бывшие ученики, ни на кого не повысил голос, хотя поводы для того периодически возникали. Зато очень эмоционально реагировал на проблемы учеников. Мама одной моей ученицы из музыкальной школы вспоминала, как дед ругал ребят, живущих далеко от школы (особенно тех, кто приходил пешком из других сел), когда те в плохую погоду (дождь или таяние снега), хоть с опозданием, но на уроке появлялись.
- Да зачем же вы пришли? – причитал он, рассаживая возле печки насквозь мокрых учеников и раздавая им старые газеты – обернуть ноги, пока будут сушиться носки и сапоги. – Так же и до воспаления легких недалеко, и до ревматизма! Ну, и что, что новая тема? Я вам потом бы объяснил – посидели бы после уроков… Ну, и математику объяснил бы! Что ж я – со школьной программой не справлюсь?.. Да и физику…
Он действительно обладал энциклопедическими знаниями практически по всем школьным предметам. Уже в начале 90-х после просмотра очередной серии фильма «Богатые тоже плачут» свободные от уроков учителя горячо обсуждали момент, когда Марианна наняла учителя для своего потерянного, а теперь найденного сына. Одного! Неужели и в самом деле один учитель может вести сразу все предметы? Да ерунда! Да глупости! Да мало ли, что другая страна и другая система – другие головы у людей, что ли?..
- А вот!!! – вдруг возопил пожилой учитель физики, направив на меня указующий перст.
Впрочем, заговорил он не обо мне:
- …дед ее! Не знаю насчет иностранного языка, а так он смог бы вести все, что угодно! Как он литературу знал! А историю? А географию?.. Да и с иностранным справился бы! О, это такая голова была!..
Приятно было слышать! А я уж испугалась: чем это я провинилась?..
Давнишняя, в юные годы, работа в детдоме наложила отпечаток на характер обоих супругов: они не могли не откликнуться на чьи-то трудности. Можно сказать, их дом был «семейным детдомом и детсадом»: родственники с обеих сторон привозили к ним детей на временное проживание, которое, как водится, могло растянуться на несколько лет, детей оставляли «до вечера» соседи, если по какой-то причине ребенок не мог пойти в садик или школу, находили приют оставшиеся без родителей ученики (это нередко было в 30-50-х годах). «Детдом-детсад» существовал исключительно на зарплату, а позже на пенсию своих «учредителей». Когда умер дед, к бабушке постоянно наведывались с соболезнованиями бывшие ученики. Однажды меня попросили проводить на дедушкину могилу немолодую женщину, которая представилась как тетя Люба. Едва мы с ней вышли за ворота, она сказала:
- Все, что у меня есть – это только благодаря Роману Васильевичу и Марии Андреевне.
И, пока мы с ней шли до кладбища, рассказала свою историю, в общем-то и не особенно отличающуюся от историй ее ровесников.
Люба была родом из одного из сел нашего района. Даже в 70-х годах не везде были средние школы, и многие выпускники «семилеток», а позже «восьмилеток», именно по этой причине поступали в училища и техникумы. Те, кто хотел получить полное среднее образование, учились в Верхнемамонской средней школе. В «мое» время «иностранцы», как шутливо называли их местные, жили в интернате, который оборудовали в длинном здании напротив школы (до войны там были квартиры учителей, во время и после войны – больница). Но непосредственно после войны старшеклассники из сел района жили на частных квартирах. Сняла для дочери угол в одном из домов и мать Любы: она очень хотела, чтобы способная девочка получила высшее образование. Когда Люба была уже в десятом классе, мама скоропостижно скончалась. Было начало мая. Девочка приехала домой на праздники, а вместо радостных минут, проведенных с мамой, свалилось страшное горе. Отец погиб на фронте, родственников у нее не было. Платить за квартиру теперь было некому, денег у девчонки практически не осталось. Единственный для себя выход она видела только такой: прямо после майских праздников идти работать в колхоз… только вот в школу надо съездить, документы забрать, с библиотекой рассчитаться, забрать вещи с квартиры… Учителя, узнав, что случилось у одной из лучших учениц, дружно завздыхали и заахали: «Надо же, как не повезло! Прямо перед экзаменами такое. Еще бы чуть-чуть –и аттестат был бы. А теперь вот…». Помочь никто ничем не мог (или не додумался).
Расстроенная Люба со своими немногочисленными пожитками стояла на улице, где могли проезжать односельчане. Ждать пришлось не особенно долго – попутный «экипаж» появился, да вдобавок правил им сосед. Объяснять ему ничего было не надо, он погрузил на телегу зареванную девчонку с ее сундучком и «авоськами» и шевельнул вожжами. Было жарко, поэтому дяденька лошадку не гнал – пошла так, как удобно было ей. Может, это и помогло моему деду догнать уезжающую ученицу. Услышав от коллег, что она забрала документы, он бросился на улицу, которая вела к дороге до Любиного села. Сама Люба на бегущего за телегой учителя внимания не обратила – на отдаленные крики оглянулся ее сосед и остановил лошадь:
- Люб… это не за тобой? Мужик какой-то… я его не знаю – это точно. Значит, не ко мне.
- Роман Васильевич, - озадаченно проговорила девочка, тоже глянув назад. – Химик наш. Что это он? Я же ничего не должна.
Однако запыхавшийся учитель сказал совсем не то, что она ожидала:
- Люба, не делай глупости! До последнего звонка две недели, потом экзамены. У тебя аттестат через полтора месяца будет!
- Я за квартиру платить не смогу, - всхлипнула она.
- У нас поживешь. Только, извини, спать на топчане на кухне будешь. Сейчас сгородим что-нибудь…
Сосед Любы тут же завернул лошадь, довез моего деда с ученицей до ворот, от имени односельчан поблагодарил за заботу о сироте. Топчан «сгородили», покормили девочку тем, что было и тут же усадили за учебники – до экзаменов времени оставалось мало. В чужом доме Люба чувствовала себя неловко: сидит на шее у небогатых учителей, у которых трое своих сыновей и еще племянница. Ее попытки помочь хоть чем-нибудь по хозяйству решительно пресекались: «Сиди, учи – тебе надо все сдать хорошо». Если начинали резвиться младший сын и племянница, их немедленно одергивали: «Тише! Люба занимается».
Экзамены она сдала на «четверки» и «пятерки», большинство оценок в аттестате были отличными. От колхоза ей дали направление в институт, а дальше все сложилось лучше, чем у многих ровесников.
- А если бы Роман Васильевич тогда меня не догнал…
- Ну, он же знал, откуда вы, - возразила я. – В правление позвонил бы, в сельсовет. Все равно нашел бы и вернул.
- Наверное, - согласилась она. – А ведь многие учителя жили богаче, чем они. И условия лучше были. А ведь никто больше… Повздыхали, что меня жалко – и пошли по домам. Хотя, конечно, кормить чужого человека полтора месяца и сейчас мало кто согласится, а уж тогда, после войны… вроде и не первый год, как закончилась, а долго еще сказывалось…
Подобными воспоминаниями абсолютно без всякого вступления и без связи с предыдущим разговором поделилась и наборщица из типографии, когда я в начале 90-х работала в «районке». В ходе спонтанно возникшего «совещания» (наверное, всем знакомы такие моменты) обсуждали праздничный номер, технические моменты, замолчали на несколько секунд – и вдруг без всякой связи:
- Лен, а я твою бабушку часто вспоминаю… я же училась у нее. Вот терпение у человека было! Никто с отстающими так не возился, как она: заниматься дополнительно к себе домой забирала, кормила – после уроков же все голодные. А что там было после войны? Супа какого-нибудь плеснет или борща, молока стакан, пышечку даст… Тогда, бывало, проглотишь одним махом и сидишь, губы дуешь: мало, я не наелась, Марь-Андревна жадная… А немного подросла – классе в шестом-седьмом училась – уже понимать стала: а ведь она все это от своих и от самой себя отрывала…
Даже уйдя на пенсию, родители отца продолжали работать неофициально и абсолютно бесплатно, к ним продолжали обращаться за помощью: кого-то надо было «подтянуть» по химии перед поступлением в вуз, кто-то безнадежно «завяз» на азах… К слову, работа с отстающими была бабушкиным «коньком». Классы ее не «блистали» - а как они могли блистать, если наполовину состояли из второгодников и даже третьегодников? Учеников, которые не справлялись с программой, по какому-то молчаливому договору (или сговору) бабушкины коллеги оставляли на второй год до тех пор, пока они не попадали к ней. Как уж у нее получалось научить их разбираться в математике, писать простенькие сочинения, знала только она, но в пятый класс ее ученики переходили с заслуженными «тройками» и «четверками» и благополучно выпускались после восьмого класса.
- Мария Андреевна, помогите! – слезно умоляла мама какого-нибудь очередного второгодника или второгодницы. – Может, за лето как-нибудь подтянете. … – (мама называла имя учительницы, у которой учился ее ребенок), - разве будет с такими сидеть по столько, сколько вы сидели?..
Бабушка не могла отказать, и на лето появлялся очередной ученик, а иногда и не один. Чтобы не выпускать из виду меня и мою двоюродную сестру Иринку, бабушка сажала за стол и нас. «За компанию» с чужими второгодниками мы уже в три года научились читать, а в четыре – писать. Впрочем, способности у нас были семейные – наши отцы и их младший брат были талантливыми. О своем отце подробнее расскажу отдельно, а коротко: имел два высших образования, правда, одно было неоконченным, дядя Женя (средний сын наших стариков) окончил физико-математический факультет Воронежского пединститута. А вот дядя Юра, младший, доводил родителей до бессильного бешенства, забирая документы из институтов, в которые он только что поступил. Причина у дядюшки всегда была одна: данный институт ему лично был не нужен, он поехал поступать только за компанию с Васькой (Сашкой, Колькой и др.), и вот он поступил, а друг нет, и что же – он должен остаться в институте, в который хотел, но не смог поступить друг? Нет, он так не может, другу будет обидно, тем более сам он сюда не собирался, поэтому и документы забрал.
Использование материала без разрешения автора запрещается
Дорогие друзья!
Пишите отзывы в комментариях, ставьте лайки и подписывайтесь!
От вас зависит развитие канала.
