Проект возвращает публике имя одной из первых российских галеристок.
Имя Надежды Добычиной мало что скажет нынешнему зрителю. А ведь Надежда Евсеевна была одной из первых российских галеристок и в каком-то смысле — вершительницей судеб: помогала прославиться одним художникам и обходила вниманием других. Музей русского импрессионизма решил восполнить пробел и представил выставку «Выбор Добычиной» — без преувеличения фундаментальное исследование (куратор — Анна Скляревская). Перед глазами зрителя разворачивается предреволюционная эпоха: с ее борьбой «старого» и «нового» искусства, жаркими спорами критиков и бурной художественной жизнью, которая не замирала даже в революционные годы.
Выставка рисует и портрет самой хозяйки Художественного бюро — так официально называлась галерея Добычиной. Надежда Евсеевна, родившаяся в еврейской семье, не планировала заниматься искусством: она училась на биологическом факультете курсов Лесгафта в Петербурге. Однако в те же годы познакомилась с Николаем Кульбиным — главным врачом Главного штаба Русской императорской армии. Дослужившийся до звания генерала, Кульбин был большим поклонником искусства, дружил с художниками-авангардистами и сам вел себя как представитель богемы. Добычина в качестве секретаря начала помогать ему с организацией выставок, а потом накануне 27-летия объявила об открытии Художественного бюро, которое стало и выставочной площадкой, и галереей, продававшей работы художников.
В целом Добычина оказалась настоящим медиумом, выразителем духа того времени: российские мужчины не спешили заниматься галерейным бизнесом — как пишет в каталоге выставки искусствовед Наталия Семенова, они предпочитали торговлю антиквариатом. Работали с «живыми» художниками именно женщины: в Москве свои салоны держали Клавдия Михайлова и Клара Лемерсье (последней, правда, галерея перешла по наследству от мужа), ну а в столице царила Добычина. Воспоминания современников, а также выдержки из прессы тех лет (результаты гигантской архивной работы тоже представлены в каталоге) намекают: у Надежды Евсеевны были некоторые сомнения в собственном статусе. Или, если можно так сказать, комплексы. Кто она — предприимчивая галеристка, думающая о собственной выгоде (Игорь Грабарь писал, что ее Бюро оставляло за собой 25 процентов от продажи картин)? Или все-таки — культуртрегер, несущий искусство в массы и открывающий новые имена? Сегодня более правдоподобным выглядит второй вариант: ее выставки во многом были передовыми, а вот продавались не всегда хорошо. Однако далеко не все современники воспринимали Добычину как служительницу искусства. Многие отмечали ее деловую хватку, а ее любимый Александр Бенуа, с которым она много и плотно общалась и, как следствие, устраивала в Бюро выставки объединения «Мир искусства», и вовсе называл ее торговкой. Как утверждала другая участница выставок Бюро Анна Остроумова-Лебедева, Добычина, работавшая в советские годы в Русском музее, получила доступ к попавшему туда архиву Бенуа и вырвала страницы из дневников с обидными для себя записями.
Вообще отношения с художниками у Надежды Евсеевны складывались по-разному — как у любого человека, в той или иной степени облеченного властью. С той же Анной Остроумовой-Лебедевой они поначалу общались тепло: на «Выставке графических искусств» 1913 года Добычина устроила ей бенефис, показав более 60 гравюр. И даже приглашала редактировать «Журнал дамских мод» — вместе с художницей Анной Сомовой-Михайловой, сестрой Константина Сомова. Увы, этот проект так и остался неосуществленным. Впоследствии отношения испортились, и бывшую покровительницу Остроумова-Лебедева в мемуарах практически не упоминала (очевидно, не желая, чтобы ее записи постигла судьба дневников Бенуа).
Выставка Музея русского импрессионизма раскрывает две ипостаси Добычиной: рассказывает о ней как о галеристке и как о коллекционере. Собрание Надежды Евсеевны, по разным данным, включало в себя от 80 до 250 работ. Некоторые из принадлежавших ей вещей — картины Валентины Ходасевич, Кузьмы Петрова-Водкина, Мартироса Сарьяна — можно увидеть на выставке. А также — ее портрет кисти Николая Бенуа. Художницу писал и Александр Яковлев, однако заказчица не захотела выкупить портрет, возможно потому, что изображение ей не слишком льстило. Вторая ипостась Добычиной представлена работами, участвовавшими в ее проектах: от выставок латышских художников или «картин левых течений» до посмертной выставки Николая Кульбина, организованной на излете жизни Художественного бюро в 1918 году. Оглядываясь на деятельность Добычиной, понимаешь: у нее было прекрасное чутье на таланты. Надежда Евсеевна показывала не только передвижников (от них, впрочем, быстро отказалась) или мирискусников, которые в то время уже не считались особо радикальными, но и представителей русского авангарда. Она устроила большую выставку Наталии Гончаровой, ставшую итоговой для российского периода художницы (вскоре та навсегда уехала во Францию). На этой выставке случился скандал: одна из газет опубликовала статью, автор которой возмущался картинами Гончаровой на библейскую тему. Последовала реакция — 12 работ сняли с выставки, однако духовная цензура не нашла в них ничего предосудительного, и вскоре их вернули на место.
Вообще критика порой была беспощадна к проектам Бюро и не ценила новаторские порывы. Доставалось многим нынешним классикам. Про ту же Гончарову писали: «Повсюду со стен глядели отвратительные, косые, кривые, зелено-красные рожи мужиков с косами, яблоками, лодками и лошадьми; отовсюду торчали уродливые чудища и бездарно, беспомощно намазанные цветы, деревья, мертвая натура и пейзажи». Проходились также по Машкову: «Верхом нелепости у этого художника является его противный, грязно написанный автопортрет» Не обошли вниманием и Кандинского: «…на его полотнах, названных почему-то «живопись», на фоне разноцветных пятен танцуют какие-то запятые, зигзаги, кусочки вещей». Общие претензии можно суммировать фразой одного критика, высказанной в адрес мирискусников: «…какое-то высиженное, надуманное ковыряние слепых котов, невидящих света и солнца».
И все же культурная жизнь в знаменитом доме Адамини на углу Мойки и Марсова поля, где Бюро обосновалось в 1914 году, продолжала бурлить. В Первую мировую здесь проводили благотворительные выставки: вырученные средства шли на помощь раненым. Кстати, именно в стенах Бюро прошла знаменитая «Последняя футуристическая выставка «0,10», где публика впервые увидела картину «Черный квадрат» Малевича. Добычина как настоящий провидец придумывала совершенно головокружительные проекты: мечтала устроить выставку Пабло Пикассо (который в то время еще не превратился в живого классика) или экспозицию, посвященную городу-саду: идея зеленого мегаполиса, высказанная Эбенизером Говардом, завладела умами широкой публики десятилетием позже. Этим планам не суждено было сбыться: Добычина и так сделала слишком много для неспокойных военных лет. Кстати, о некоторых реализованных проектах рассказывает экспозиция на третьем этаже музея: там можно узнать, что неутомимая Надежда Евсеевна планировала выставки Василия Шухаева, Сергея Судейкина, Николая Рериха, Льва Бакста, а также показы японского и персидского искусства. Авторы выставки — опираясь на документальные свидетельства — постарались представить себе, как могли бы выглядеть эти проекты, так и оставшиеся мечтами.
Надежда Добычина пережила свое Бюро, прекратившее существование в 1919 году. Работала в разных институциях, связанных с культурой, — от Русского музея до Музея революции. Испытывала проблемы со здоровьем, лечилась в психо-неврологических клиниках и постепенно распродавала сохранившееся от роскошной коллекции. И могла бы в итоге остаться еще одним забытым именем, но хочется верить, что теперь все будет иначе.
Фотографии: Ярослав Чингаев / АГН Москва
