Детство у Степана было трудным, только закончил начальную школу в своей деревне, как началась война. В памяти осталось, как плакала мать, провожая отца на фронт. Отец, уходя потрепал по голове:
- Сынок, ты теперь главный в доме мужик, мать жалей, за ребятней приглядывай.
Деревня опустела, остались одни старики, женщины, да дети. Мать целыми днями на работе, а Степке нужно и за младшими присмотреть, и по хозяйству помочь. Деревенские мальчишки, особенно в то тяжелое время, взрослели рано, взвалив на свои хрупкие плечи непосильные для своих лет обязанности. Самым тяжелым испытанием было постоянное чувство голода, черные лепешки, которые пекла мать, смешивая лебеду и картофельные очистки, добавляя малую толику муки, не лезли в горло. От них часто болел живот.
Не хватало спичек и соли. Мать, вставая по утрам, выходила на крыльцо, смотрела, из чьей избы идет дымок, и бежала за угольками с ведром, чтобы растопить печь. Хорошо, хоть в амбаре сохранилась деревянная катушка, просоленная, кажется, насквозь. Раньше в ней хранили соль. Теперь её разбили, и просоленные щепки бросали в похлебку, чтоб хоть чуток присолить пресную еду.
Отца с фронта не дождались, вместо него пришла похоронка. И снова мать рыдала, просто выла от нестерпимой боли и горя.
- Не плачь, мам, не плачь, война скоро кончится, - успокаивал мать Степка, чувствуя на себе ответственность за всю семью.
Только и после войны не сразу стало легче.
- Бывало бежишь в школу через колхозное поле, на котором уже все убрали, и глядишь внимательно, - вспоминал Степан, став взрослым,- если вдруг увидишь морковку, то вытрешь её об штаны, и это, и завтрак, и обед. А не найдешь, то до вечера голодный.
Тут соседская девчонка подросла. Тетя Варя, мать её, слезно просила:
- Ты уж не оставляй её, Степочка, глянь какая она у меня маленькая да слабенькая, отстанет еще от вас, потеряется.
Так и заходил за ней Степка каждое утро, отправляясь в школу в соседний поселок. Добираться нужно было пять километров, а если осень выдавалась дождливой, то дорога превращалась в сплошное месиво.
- Вот навязалась на мою голову, - думал Степка, перетаскивая девчонку через непролазную грязь. Сам в старых отцовских сапогах, еле ноги вытаскивал из дорожной жижи, но Тосю не бросал.
А потом так привык к ней, что считал её почти сестрой, защищал от вредных мальчишек.
Закончил Степка семь классов, выучился на тракториста. Жизнь постепенно налаживалась. С Тосей продолжал дружить, понял, что испытывает к ней не просто дружеские чувства. Тут пришла ему пора в армию идти. На прощанье признался девушке в любви, пообещала она, что будет ждать.
Долгих три с половиной года провел он вдали от дома, скучал по своей деревне, по матери, а больше всего по кареглазой темноволосой Тоське.
Когда вернулся, то первым делом не домой пошел, а в соседское окно постучал. Тетя Варя выглянула, обрадовалась:
- Ой, Степка вернулся, вот мать – то рада будет.
- А где же Тося?
- Да тебе не написали что ли? Замуж вышла дочка, не живет она со мной, в колхозном доме квартиру им дали.
Опустил Степка голову, не ожидал он такого, радость от встречи с родным домом как-то сразу пропала.
- Что ж ты, мам, не написала мне ничего?
- Не хотела тебя волновать, сынок, да и думала, сам поди за эти годы забыл Тосю.
Устроился Степан в колхоз, стал ходить на работу. Увидел нового агронома, за которого девушка замуж вышла. А потом и Тосю на улице встретил, она уже второго ребенка ждала, в конторе счетоводом работала.
Больно было Степану, но виду не показывал. А вскоре встретил Наташку, помнил её чумазой девчонкой, а тут и не узнал: расцвела, похорошела, настоящей красавицей стала.
- Ты когда же вырасти успела? – сделал девчонке несколько комплиментов, и растаяла она, влюбилась без памяти в Степана.
Свадьбу откладывать не стали, перебрался Степан к девушке в дом, так как жила она одна, мать у нее померла, когда она еще совсем маленькой была, а отец хоть и вернулся с войны, но вскоре от полученных ранений тоже скончался.
Так и жили. Родила Наташа одного за одним троих сыновей, Степан на тракторе работал, Наташа на ферме телятницей.
У Тоси тоже две дочки подрастали, были они немного постарше детей Степана. Только жизнь почему-то у неё с агрономом не заладилась, то ли деревенская жизнь ему наскучила, то ли сама Тося. Бросил он свою семью, уехал из деревни.
Осталась Тося одна с девочками, задумалась, тяжело в деревне женщине одной, хорошо хоть родители живы, всегда помогут. А мысли в голову разные лезут:
- Эх, не на того я поставила, почему Степку не дождалась? Как он меня любил, заботился. А я позарилась на приезжего, думала – образованный, культурный, не чета нашим деревенским.
Как-то раз допоздна пахал Степан поле, пока поставил трактор в гараж, уже совсем стемнело. Направился к дому, заметил в темноте белеющий женский платок, поздоровался, хотел мимо пройти. Женщина окликнула его:
- Степан, погоди.
- Тося, ты зачем здесь?
- Как живешь, Степа? – Тося подошла совсем близко, несмело тронула его за рукав.
- Живу, как все, - Степан не стал останавливаться.
Но женщина не отставала, шла рядом и что-то говорила. Когда Степан хотел свернуть в сторону своего дома, повисла у него на шее.
- Степочка, дорогой, истосковалась я по тебе, всё сердце изболелось. Что я натворила, ежеминутно себя проклинаю, поверила в любовь этого проходимца, не устояла. Сейчас только поняла, что любила только тебя всегда. Не отталкивай меня.
Тося впилась ему в губы страстным поцелуем, и Степан не смог её оттолкнуть. Былые чувства снова вспыхнули у него в сердце.
Теперь Тося улучала каждую минутку, чтобы встретиться с любимым. Прибегала к нему на поле, завидев трактор, махала платком.
Степан останавливал свою технику, шел в тенечек передохнуть, перекусить. А Тося угощала его домашними пирожками или блинчиками. А, когда любимый насытится, жарко обнимала его, признавалась в любви.
- Погоди, погоди, Тося, мне работать нужно.
- Пусть хоть минуточка, да моя, не могу я без тебя. Давай уедем отсюда, любимый, - шептала Тося.
И поддался Степан на уговоры, не смог противиться натиску.
Жена, как водится, узнала об этом последней. Накануне Степан напарился в бане и вечером сказал Наташе:
- Уезжаю, я утром, Натаха, на заработки. Поживи тут пока без меня, как устроюсь, заберу. Там стройка огромная, Братскую ГЭС строят.
- Куда ты в такую даль? – расплакалась Наталья.
- Ты прекращай слезы лить, собери лучше меня в дорогу, утром Николай подъедет на лошади, отвезет на станцию.
Наташа собрала в узелок вещи мужа, замесила тесто, чтобы с утра пораньше напечь подорожников.
А утром проводила Степана, расцеловала на прощание и осталась одна на пыльной дороге, пока повозка не скрылась из виду. Вечером отправилась на колодец за водой, подумала, случилось что-то: бабы собрались и обсуждают какую-то новость, отчаянно жестикулируя. Только стала подходить, встретили её любопытными взглядами и гробовым молчанием.
- Что ж вы, бабоньки, замолчали, со мной бы поделились, о чем тут толковали?
- Как же ты его отпустила, девка, - заголосила одна молодуха, - как же теперь одна то будешь? Трое ведь у тебя на шее, мал – мала меньше.
- Обещал: устроюсь – заберу, - вздохнула Наталья.
- Так ты что, девка, не знаешь ничего? Не один же он уехал, а с Тоськой. Детей своих она пока у родителей оставила.
Покричала, полила слезы в подушку Наталья, а жить-то надо, детей растить. Самый малый еще грудной был. От Степана ни весточки не дождалась, от людей только и узнавала, что Тоська домой пишет. Не на кого было рассчитывать женщине, кроме, как на себя, не было у неё больше родных. Посадит бывало всю свою троицу в огромную корзину, бросит туда вареной картошки в мундирах, а сама на работу – трудодни зарабатывать. Когда на ферме работала, малого часто с собой таскала. Пока скотину обряжала, ребенок в клетке для телят спал на подстеленной соломке.
Три года прошло. Однажды услышала она, что вернулись Тося с мужем, не захотели больше в дали жить, то ли климат им не понравился, то ли так и не обустроились толком. Люди потом рассказывали, что пришлось им тоже помыкаться, и в палатках жить приходилось, поначалу, потом вроде в бараках за занавесочкой.
Целый день ждала Наталья, надеялась, что придет Степан детей хоть проведать, может гостинец какой принесет. Но не скрипнула дверь, открываясь, не пришел долгожданный гость. Уложила Наталья детей спать, не выдержала, налила себе в стакан самогонки, да и выпила.
А Степан с Тосей надолго не задержались в деревне. Купили в большом селе дом, забрали Тосиных дочек и уехали. Наталья так и жила в деревне, мальчишек растила. Отец их даже не навещал, вроде недалеко жил, километров двадцать всего, транспорт никакой не ходил, но на лошади – то можно было проехать. Но видно Степан попал под влияние Тоси, с детьми своими увидеться ни каких попыток не делал. Сам трактористом работал, Тося счетоводом в контору устроилась. Дочки подрастали. Закончили школу, по городам разъехались, там потом и остались, замуж повыходили.
Наталья так и прожила всю жизнь, и ни жена, и ни вдова. Мальчишки тоже выросли, все в армии отслужили, в деревню ни один ни вернулся. Осталась Наталья одна, к сыновьям бы переехать, но как, сначала они по общежитиям жили, потом в коммуналках с женами, да и мать вроде бы как в силах еще, что её с насиженного места срывать. Все бы ничего, только все чаще стала Наталья прикладываться к бутылке, а повод всегда найдется, то с горя, то с радости, то за дождик долгожданный выпить надо, то засуху взбрызнуть.
А однажды вышла в Новогоднюю ночь гостей провожать, мороз сильный был, споткнулась, возвращаясь и упала возле крыльца собственного дома, так и не смогла подняться. Утром нашли её, уже закоченевшую. Сыновья приехали, похоронили, поставили соседям щедрое угощение, чтобы помянули мать, да и разъехались опять по своим семьям.
Степан так и жили вдвоем с Тосей, держали огород, скотину, дом свой содержали, как игрушечку. Степан, хоть и любил иногда после работы выпить стопочку, но особо этим делом не увлекался, с хозяйством справлялся. А Тося всё о своих взрослых детях заботилась, копеечку к копеечке складывала, дочкам и внукам помогала. Степан ей был нужен, как работник, одна – то она бы разве справилась. А прав в доме никаких не имел, пока работал, зарплату до копейки Тосе отдавал. А, когда на пенсию вышел, умудрилась как-то Тося дееспособности его лишить через суд. И пенсию теперь сама за него получала. Так и вкалывал он всю жизнь на чужих детей.
Как-то один из бывших односельчан сказал ему:
- Степан, внучка твоя замуж выходит. Ты бы ей на подарок послал бы хоть немного деньжат.
Когда Степан сказал об этом Тосе, её возмущению не было предела.
- Ишь, ты чего захотел, деньги посылать вздумал, ешь - то, да пьешь за моим столом.
С утра Степан помогал Тосе управиться с хозяйством, переделывал всё, что она просила, а после обеда шел к магазину, садился там на крыльце, беседовал с мужиками. Кто-то сигареткой угостит, а там, глядишь, кто-нибудь и стопочку поднесет. Одна только радость у старика осталась.
Умерла Тося, когда ей уже за восемьдесят было, Степан к тому времени уже зрение терять начал, теперь сидел целый день на завалинке.
Дочки приехали, проводили мать в последний путь. Задумались, что же со стариком делать. Где-то нашли номер телефона его старшего сына, ничего лучше не придумали, как позвонить ему, чтоб забирал отца. Только сын даже слышать о нем не захотел. Пришлось заплатить соседке, чтобы присматривала за Степаном, приносила ему поесть.
Только он тоже прожил недолго, через пару месяцев ушел в иной мир.
Ничему не научило Степана собственное трудное детство, своих детей тоже обрек на безотцовщину. И оказался никому не нужен в старости.
