Тонкое оружие цивилизованного воина – это дипломатия. Воин может быть и безоружен. К победе привели нас не только полки, но и те, кто «воевал словом» – военные переводчики.
Много блестящих кадров выпустил в 1938 году филологический факультет ЛГУ. Среди них – Игорь Дьяконов.
Родившись в Петрограде, он всё детство провёл в Норвегии, куда служба забросила его отца. Здесь он в совершенстве освоил норвежский - впоследствии это пригодилось ему при исполнении обязанностей коменданта Киркенеса.
Как напишет он сам в книге своих воспоминаний, к русским в Норвегии относились неоднозначно, жизнь здесь была непростой:
«Русский был в Норвегии явлением невиданным. Русские - народ непредсказуемый, полудикий, особенно советские русские». Так мыслила вся Европа.
Тем не менее эта страна помогла ему и брату овладеть несколькими языками на таком уровне, чтобы «нигде и никогда не чувствовать себя иностранцами». В 1929 он вернулся в Ленинград, где закончил институт и поступил на службу в Эрмитаж.
Началась ВОВ. Дьяконов, отправив семью в эвакуацию, стал ждать призыва на фронт, надеясь попасть не в войска, а в разведывательный отряд: «Я предполагал, что на такой службе буду полезнее, чем если я просто возьму винтовку, из которой не могу стрелять».
Его трижды вызывали в военкомат, но снова возвращали одной и той же фразой: «Очкариков не надо!» Дьяконов стремился на фронт – отлично усвоил принцип: «Жить под НКВД – плохо, под Гестапо - еще хуже. Но сначала НКВД, потом Гестапо, потом опять НКВД – это просто невозможно».
3 сентября 1941 года он получает распределение на Карельский фронт переводчиком информационного отделения разведотряда. В его обязанности входил сбор данных, перевод немецких писем и документов для разведки, составление пропагандистских листовок для немцев и работа с «языками».
Из «Воспоминаний» видно, что скучать ни Дьяконову, ни его коллегам не приходилось. Как-то командир приказал за три часа написать поэму о том, как немец себя чувствует перед Рождеством. Подвиг, да и только! Но справились.
Он слыл «первым спецом» по опросу интеллигентов. А интеллигенты – народ гордый и сдержанный. Больше всего ему запомнился пленный врач Бринкман. Ему интеллигентность не позволила ползать – потому он и оказался в русском госпитале с подстреленным задом.
Начав с Дьяконовым беседу с обсуждения стихов Гёте, Бринкман сам не заметил, как «слил» всю нужную информацию. Дипломатом наш переводчик был отменным.
Игорю Михайловичу всегда было любопытно, почему немцы считают русскую культуру хуже своей. Бринкман объяснил:
«Меня здесь хорошо лечат, ни на что не могу пожаловаться. Но чистое медицинское полотенце висит на ржавом барачном гвозде. Это и есть наглядная разница между вашей и нашей культурой. Передают музыку Бетховена – это благородно. Но эта «тарелка» делает из Бетховена сплошное дребезжание! Что-то есть хорошее, но в таком виде, что невозможно принять».
Был у Дьяконова и лётчик Штейнман – неисчерпаемый источник информации, филолог по профессии. На базе общих тем переводчик постепенно насобирал данные на огромную рукопись, которая называлась среди своих «Энциклопедия Штейнманниана».
Одного из самых крепких во всех отношениях немецких офицеров – истинного барона – он растрогал до слёз, процитировав стихи на готском языке из очень редкой рукописи, которая некогда хранилась в библиотеке его отца.
Сам немец в мирное время изучал язык готов и их историю, а потому был «убит наповал» кругозором переводчика из страны, «сплошь заселенной варварами!».
Немецкий барон испытал катарсис, а Дьяконов получил сведения, которых долгое время не могли добиться его менее одарённые коллеги. Вот она - истинная сила слова!
