65,4 тыс подписчиков

Нагадай мне, чтоб кони стремились этой ночью в счастливый полёт... (Часть 5)

29 марта 202329 мар 2023

5793

6 мин

Фёдор тоже выглянул в окно, озадаченно перевёл взгляд на Сергея:

-А ведь она это… К тебе, Серёга!

Сергей отчего-то вспыхнул:

- Кто сказал?.. Может, к тебе… или вон к Тимохе.

Федька покачал головою:

- Вряд ли у неё к нам дела… Она ж с нами и не говорила, – с тобою всё. Про туман тяжёлый над твоею головой… Про курган в степи, что тучи грозовые притягивает, – про всё это вы ж с нею разговор вели… Нас с Тимохой ровно и не было там. Чай, не всё она тебе сказала, – вот, договорить пришла…

Тимоха засуетился:

- Серёга!.. Давай я Лизавету Петровну кликну!

Туроверов не понял:

- Лизавету Петровну?.. Для чего?

- Лизавета Петровна страх как не любит всех этих гадалок и тому подобных ведьм! Просто терпеть их не может, – я слышал, как она со своею кумой Матрёною Савельевной про них разговаривала. Так и сказала, – что каждую из них собственноручно за косы бы оттаскала… и в глаза бессовестные плюнула.

Сергей набросил форменную шинель, взял кисет с табаком. Сдержанно напомнил Тимохе:

- Ты ж сам предложил сходить к ней, – чтоб про счастье рассказала.

Тимофей смешался:

- Так крепко выпимши в ту ночь был… Ну, и… спьяну-то… Чего в голову не придёт!

Сергей молча вышел. Агата стояла у ворот. На Сергея посмотрела не сразу. Долгим взглядом проводила вдруг сорвавшуюся с верхушки тополя воронью стаю. Сергей тоже поднял голову, смотрел, как закружились вороны под темнеющим небом. Неспешно свернул самокрутку, закурил:

- Либо не всё сказала мне, Агата Ермолаевна?

Агатины ресницы чуть вздрогнули:

- Так я ж тебе ничего не сказала.

- Ничего себе!.. – Сергей усмехнулся сквозь дым: –Так уж и ничего не сказала. Выходит, туман ещё гуще стал? И тяжелее, значит?.. Ну, рассказывай.

Агата не обратила внимания на Серёжкину насмешку:

- Гуще. И – тяжелее. И – темнеет всё больше. – Объяснила: – Когда впервые увидела тебя, – не всё знала.

- А теперь будто всё знаешь!

- Знаю.

Сергей затянулся:

- Ну?

Над Луганкой, в разрывах тёмно-серых туч, закачалась первая звезда… Агата всмотрелась в её светлое сияние, неслышно перевела дыхание:

- На твоих родителях... на матери с отцом – проклятие. Глубокое, чёрное-чёрное проклятие.

Сергей не удивился. Потушил самокрутку, в глазах насмешку затаил:

- Не новость. Я про то с самого детства знаю. Танюшка, подружка, обмолвилась как-то: дескать, замуж за тебя не пойду, – потому как прокляты твои мать с отцом, и тебе из-за этого счастья не видать. Мол, как же за тебя, за несчастного-то, замуж идти.

-В этом и беда. Проклятие делалось так, чтоб вся тяжесть его на тебя пала.

-Воон оно как. На меня, значит, – с прежней насмешкой протянул Сергей.

- А ты не смейся. Нарочно это так делалось: чтоб матери с отцом больнее было. Известно, – сильнее боли нет… и горя нет, – того горше, когда мать с отцом дитя своё несчастным видят.

-Что-то не заметил я, – чтоб мать с отцом горевали, на меня глядя. Как себя помню, – радовались они, что я есть у них.

- А ещё ничего не начиналось, – никакого горя. Вот пока и радуются. Годков-то тебе сколько?

- Двадцатый.

- Двадцатый… – почему-то горько повторила Агата. – Ну, вот: у дитя какие могут быть беды-горести… Коленку разбил… либо – с ребятами подрался, ну – порты с рубахою порвал. Всех и несчастий. А теперь ты вырос. Отцу с матерью, понятно, хочется, чтоб ты крепко встал на твёрдый и надёжный путь. Чтоб женился, – а они бы радовались, как ты ладно, в любви и согласии, живёшь со своею суженой. Детишек бы твоих нянчили. А делано так, чтоб ничего этого у тебя не было. Чтоб с прямой дорожки свернул ты. Беспросветно горьким пропойцею стал, – а за такого какая ж девка пойти отважится… А отцу с матерью нет страшнее несчастья, чем это.

Агата помолчала. На берегу Луганки только-только расцветала дикая груша. За степным курганом проснулся ветер-озорник, прилетел к Луганке. На минуту замер перед девственно чистой белизною полураспустившихся цветков, а потом сильными крыльями трепетно и бережно обнял тонкий стан молодого деревца, и всколыхнулся волнующей нежностью запах несмелых бутонов…

- Твои мать с отцом сами не знают, что проклятие на них – не с одной стороны случилось. Оттого – во много раз тяжелее оно.

- Это ты – про деда Степана, материного отца? Про батиных родителей?– понял Сергей. – Так про то им известно. А вот ты откуда про всё это знаешь… гадалка? Неужто вот так – взяла, и угадала? – теперь уже откровенная насмешка тронула красиво очерченные, смелые губы Сергея. – А мне сдаётся, – всё просто с твоим гаданием. Сказывай: в посёлке нашем побывала?

В Агатиных глазах – удивление… И вроде бы даже обида мелькнула:

- Я же не знаю, откуда ты родом… Имени твоего – и то не знаю… – Припомнила: – кажется, Сергеем в ту ночь звали тебя друзья твои?

- Значит, – вот так взяла и угадала… на пустом месте!

- Что – угадала… а больше – увидела. Ушли вы тогда, а я всё про тебя думала. Мне ещё ни про кого не удавалось увидеть так много, как про тебя.

Сергей сделал новую самокрутку, с любопытством взглянул на гадалку:

- Это ещё почему?

Агата Ермолаевна пожала плечами:

- Видно, есть причина…

- А чем же… и – кому мои отец с матерью так не угодили, – что проклятие на них?

- Я не знаю этого. Вижу только проклятие. Поначалу виделось мне, что мать твоя во всём себя винит. А потом поняла, что и на отце не меньшая вина, – только про его вину они и сами не знают.

Сергей устало провёл ладонью по глазам. В досаде подумал: пока он тут… Агатины сказки выслушивает, Федька с Тимохой, небось, всю картоху умяли… С сожалением представил, как хорошо было бы очистить от тонкой кожуры круглую горячую картофелину, не спеша обмакнуть её в миску со щедро налитым пахучим подсолнечным маслицем… крупной солью посыпать, краюху ржаного хлебушка взять… Размышлял, как бы повежливее – всё ж он без пяти минут горный инженер, а не бесцеремонно-хамоватый возница, что ходит по базару и плюется тыквенными семечками, – объяснить Агате Ермолаевне, что не верит он всем этим угадываниям-гаданьям… видениям. Если бы знала Агата про механизм клети, что поднимает из шахты уголь,– с двадцатисаженной глубины! – если б знала про паровые машины, про то, как плавят чугун в вагранках на Луганском заводе, ей бы самой показались смешными все её видения. Тронул козырёк форменной фуражки:

До дому Вас проводить, Агата Ермолаевна? Стемнело уж.

Агата не ответила…Ровно к сердцу своему прислушивалась: отчего это вдруг так тревожно – за этого парня, которого и видит-то она во второй раз…

- Осторожным будь, когда на рудник поедешь, – там сгустится над тобою беда нежданная… в самой глубине. А ещё покажется тебе, что любовь свою встретил… Только много горя принесёт тебе любовь эта. И ещё одна беда стережёт тебя: другу своему врагом станешь… И будет так, что бессилием сменится твоя уверенность… Свет немилым станет.

- Всё? – улыбнулся Сергей. – Что ж ты – против ночи-то!.. – страхи мне такие! А вдруг поверю!

- Не поверишь, – вздохнула Агата. – Да и не из пугливых ты, – это я ещё той ночью увидела. Только помни, о чём сказала тебе. Особенно, – когда в шахту будешь спускаться.

- Спасибо, что упредила. Только я и сам знаю, что в забое мы все под Богом.

Вдруг припомнил: ещё как в Лисью Балку ехали, опустил руку в карман, – кисет достать. И оторопел: пальцы нащупали деньги, что он в ту ночь вложил в Агатину ладонь, – за гадание её заплатил…

- Скажи лучше, когда ты мне деньги вернула, что я дал тебе? Когда успела назад, в карман мне, положить их, – что я и не заметил?

- Не за что было тогда платить мне, – сухо сказала Агата Ермолаевна.

- А сейчас? – Сергей пошарил в карманах.

- Не в последний раз видимся.

- Огорчать тебя не хочу, Агата Ермолаевна. Но я так не думаю.

Агата повернулась и как-то быстро исчезла в темноте.