Сергей любил это время, – когда предвестником зорьки небо над Луганкой почти неуловимо светлеет. Любил смотреть, как чернота становится мягче, медленно сереет высь, – словно опрокидывается в реку, и вместе с нею тонут в Луганке созвездия…
И сейчас Сергей встрепенулся от дремоты, быстро поднялся. Умылся около колодца в хозяйкином дворе – они с Федькой и Тимохой снимали комнатку у Лизаветы Петровны, жены заводского кузнеца Евграфа Хлебникова.
Тимофей с Фёдором безмятежно спали. Сергей решительно сорвал с них тёплые одеяла:
- Федька! Тимоха!.. Ну, и мастера же вы дрыхнуть! Егорка вон запряг уже. И к воротам подъехал, – ждёт.
Невыспавшиеся будущие механики вполголоса чертыхались. Веснушчатый Тимофей недовольно взъерошил рыжеватые волосы:
- Серёга!.. Ну, вот чего ты расшумелся, – ни свет, ни заря… Минут пять ещё вполне можно было поспать!
- Давай-давай, – рассмеялся Туроверов. – Вам с Федькой предстоит осмотреть паровую машину, – ту, что с водоотливным устройством. Я б, Тимоха, на твоём месте ещё раз взглянул бы на схему, – чтоб на руднике лицом в грязь-то не ударить.
Кузнецов почесал затылок, резонно заметил:
- Так ты ж рядом будешь. Ежели что, – ужель не подскажешь, не пособишь друзьям. У тебя ж по паровым машинам – «отлично» всегда было.
- Отчего ж не пособить… Пособлю, – кивнул Сергей. – Да только ж у меня – по моей инженерной практике – свои дела на руднике будут. Мне велено обследовать, как производится откатка угля по рельсовому пути. А ещё задумал я встретиться с порохострельным, – охота мне подробнее узнать, как работает взрыв при проходке твёрдых пород (Порохострельный – так в 19 веке на угольном руднике в Лисьей Балке называли профессию мастера-взрывника, – примечание автора).
Двойка лошадей бежала по степной дороге, – оставляла позади сереющий туман, резво догоняла рассвет. Коляска на рессорах мягко покачивалась. Фёдор с Тимофеем укутались в форменные шинели, упорно пытались доспать то, что ночью не доспали… Сергей в превеликой досаде поглядывал на друзей: путь не близок, поговорить бы о предстоящей практике… а Тимоха с Федькой – голова к голове склонились и спят, как младенцы в люльке. Молчаливый Егорка не очень поддерживал разговор, – отвечал односложно, а чаще – просто кивал.
Сергей по-мальчишески радовался грачиному шуму. Проезжали мимо балок, и Серёжка оглядывался на ольховые вершины – там деловито переговаривались и хлопали крыльями колонии грачей.
В оврагах стояла талая вода, и запах её чуть кружил голову – тревожно-счастливым обещанием, что скоро сбудется какая-то тайная… неясная, но – такая желанная надежда. И вдруг в запахе талой воды Сергей уловил горьковатое дыхание полыни. В здешней степи полынь не боится весенних заморозков – сизовато-зелёные листочки смелой нежностью пробиваются из-под земли. Отчего-то взгрустнулось, – маманюшка очень любит запах полыни… А Сергей давно не был дома, давно не видел мать с отцом. Лишь теперь остро почувствовал, как соскучился по мамане с батей, виноватым себя почувствовал, – что не выбрал времени, не съездил перед практикой в посёлок. И полынная нежность отзывалась укором в Серёжкином сердце…
Казалось, – вчера с лёгкостью отмахнулся от слов гадалки про какую-то тяжесть, что следует за ним из прошлого… С батей так и не поговорили: маманюшка словно угадывала, что между Сергеем и батей может произойти разговор – тот, что несколько лет назад начался с недосказанного Серёжкиного вопроса: а что говорят… И в её глазах Сергей замечал мольбу. И понимал, что не надо расспрашивать батю – про Лукерью Лыкову, про деда Степана Атарщикова, про бабушку Нюру, что всегда плакала, если издалека видела Серёжку… Не надо расспрашивать, почему батины родители, Пантелей и Ефросинья Туроверовы, так ни разу и не зашли к ним – за девятнадцать Серёжкиных лет…
Сергей прикрыл глаза. Получается, всё же сходится что-то, – вчерашние слова Агаты Ермолаевны про беспросветный и тяжёлый туман сходятся с тем, что так и не рассказал ему отец. Грустновато улыбнулся: в прошлый Покров домой приезжал, – как раз на свадьбу попал. Танюшка Харунина замуж выходила, за Данилу Коршунова из Верхнекаменки. С верхнекаменскими они, новоникольские ребята, раза по три в год сходились, – стенка на стенку. А потом Серёга с Данилой дрались отдельно, – как положено предводителям ребячьих ватаг…
Молодых Серёжка Туроверов встретил, когда они вышли из церкви, после венчания. Теперь Данила степенно и уважительно поклонился Сергею, за свадебный стол пригласил. В Танюшкиных глазах просиял ласковый интерес: каким ты стал!.. Не уважить молодых не годилось, и Сергей на минуту зашёл к Харуниным – Покров стоял тёплый, и столы накрыли прямо в просторном дворе Макара Григорьевича. Лишь присел на лавку – народ за столами притих. Даже говорливые бабы умолкли, какое-то время переглядывались, потом зашептались, и шёпот этот становился всё громче, – будто волною вздымался, катился от одного края стола к другому… Сергей поднялся. Пожелал молодым любви и согласия. Когда выходил со двора, оглянулся. Татьяна смотрела ему вслед – с неожиданной для такой красивой и счастливой невесты, удивлённой грустью в глазах… А Серёжка услышал её девчоночий голос, полузабытые слова:
- Я бы вышла за тебя… Ты самый лучший из мальчишек.
И Сергей улыбнулся, чуть заметно кивнул Танюшке:
- Славная ты. И он, Данила, славный у тебя. Всё хорошо будет, Таня.
… На руднике в Лисьей Балке оставались полмесяца. И все эти дни Сергей не чувствовал земли под ногами – от долгожданного счастья, что спускается в шахту… вдыхает этот совершенно неповторимый в целом мире, пресный, свежий и чистый запах угля, гладит ладонями угольный пласт, поблёскивающий в глубокой черноте, в неярком свете шахтёрских ламп. И сила горюч-камня словно вливалась в него. В несмолкаемом грохоте, в ударах кайл и обушков чутко прислушивался к звону рельсовых путей из полосового железа, по которым откатывали вырубленный уголь. Даже улавливал дубовый запах деревянных телег, доверху гружёных горюч-камнем.
Горный инженер Туроверов!.. Батя свернёт самокрутку, гордо пыхнет дымом. А маманюшка незаметно слезинки смахнёт, прижмёт Сергея к себе, как маленького, в макушку поцелует… и будет говорить что-то ласковое и счастливое-счастливое…
Радовался и за Фёдора с Тимофеем: в редкие встречи удавалось переброситься парой-тройкой слов, и Сергей знал, что с паровой машиной и с водоотливным механизмом будущие механики Гуреев и Кузнецов вовсе неплохо поладили.
Пора было возвращаться на завод, в училище, а Туроверов в отчаянии думал, как здесь без него будут справляться с коксованием каменного угля, – кокс на Луганском литейном заводе применяли для плавки чугуна, и Сергею вполне серьёзно казалось, что без него теперь никак не обойдутся. (Первый каменноугольный кокс был получен на руднике в Лисьей Балке. На Луганском литейном заводе впервые была осуществлена плавка чугуна на каменноугольном коксе – до этого использовали лишь древесный уголь. Каменный уголь, добытый на рудниках Лисьей балки, оказался несравненно высокого качества. И сегодня многие марки донбасского угля – лучшие и единственные в мире. Донбасский уголь служит не только топливом,– из него получают материал, служащий, например, для обшивки космических кораблей, – примечание автора).
А когда вернулись в Луганский завод (посёлок, будущий полумиллионный донбасский город Луганск, – примечание автора), в первый же вечер к воротам дома кузнеца Евграфа Хлебникова подошла темноволосая женщина в тонкой красной шали. Друзья собирались ужинать. Тимофей случайно взглянул в окно, на секунду застыл в изумлении. Перекрестился:
- Никак – Агата Ермолаевна к нам?..
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Часть 17 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Часть 22 Часть 23 Часть 24 Часть 25 Часть 26
Часть 27 Часть 28 Часть 29 Часть 30 Часть 31
Часть 32 Часть 33 Часть 34 Часть 35 Часть 36
Навигация по каналу «Полевые цветы»