О скульптуре и культуре в интервью журналисту Богдану Хоменко
«Свойственно русским людям — долго запрягаем, но зато быстро едем»
YOUMEDIA·28 фев в 21:59
Никита Степаненко — ученик «Мухи»*, популярный скульптор, работы которого ненароком можно встретить по всему Петербургу: от различных ресторанов, до самого Эрмитажа. Разбираемся, можно ли считать скульптуру актуальностью, а не уходящим вдаль прошлым.
Где обучались, почему выбрали такой род деятельности? С чем это связано?
На самом деле, достаточно нетривиально, потому что, ещё обучаясь в школе, я особо не думал заниматься этим — занимались родители. Я ремесло это видел, но не понимал, интересно ли оно мне, буду ли я им заниматься. Когда уже был подростком, и надо было вглядываться в горизонт, я выбрал художественное направление, стал готовиться к университету имени Штиглица.
Сначала ходил вольнослушателем, лепил со студентами, и в тот момент у меня возникло ощущение, как у рыбы, которая попадает в водоём, когда её выпускают: сразу появилось впечатление, что я в свою среду попал. Параллельно работал на производстве декораций в Мариинском театре, и у меня формировался эстетический вкус. «Муха» дала мне навыки легко находить связь с архитектурой, пространством и отталкиваться от неё, находить решение каких-либо проблем.
Какие самые удивительные заказы реализовываете сейчас и ранее?
Был случай судьбы или воля Бога — кто как называет. Проект в Эрмитаже, который должен был вылепить. Было интересно, очень ответственно, само поднятие креста совпало с датой воздвижения, словно какой-то режиссёр это спланировал. Не скажу, что это была современная или востребованная работа, и что в обществе есть запрос, чтобы их делать. Это случайность. Один шанс из тысячи.
Сколько зарабатывает скульптор?
Скульптор, думаю, может зарабатывать от нуля или даже минус. А может вполне и до пятисот, семисот тысяч в месяц, если проект удачный, если нет ошибок, ибо надо понимать, что если ты взял хороший проект, пусть он будет стоить полтора миллиона, делая его два месяца, у тебя получается семьсот пятьдесят тысяч, учитывая налоги и материалы. Делаешь ты этот проект, скажем, полгода. Рассчитывал на семьсот, а у тебя уже двести тысяч, или триста. Бывает и на год растягивается, у меня такое постоянно.
Дело в том, что заказчик когда соглашается на творческую задачу, он же тоже не понимает, как это будет. На пределе мастерства и опыта можно зарабатывать триста, четыреста, пятьсот и более. Это если все звёзды сойдутся.
Вам что больше симпатизирует: абстракция или анатомия?
Я не совсем это называю абстракцией, но современные вещи более интересно делать. Ты, во-первых, более раскованный.
Во-вторых, чувствуешь актуальность времени, и ещё мне нравится, что там есть музыка, и некий танец в композиции. Можно сделать эффект какой-то. Когда ты делаешь чётко в стандартах памятник архитектуры, то ты всё равно делаешь какую-то реплику. Надо изучать архивы, фотографии, техники, и пытаться это повторить. Ты теряешься во всей этой старине.
Как проходит обычный рабочий день скульптора?
Работа скульптора такая же, как и работа фрилансера. Отсюда же все кайфушки и все недостатки. Это кайф от того, что день принадлежит тебе, и ты можешь его сам определять и фильтровать, чем ты хочешь заниматься, а чем не хочешь. А большая проблема, что тебе нужно организовывать самого себя: здесь и прокрастинация, и лень, и оттягивание сроков. Ты сталкиваешься со своей психикой, и тебе надо уметь её как-то побеждать. Борешься сам с собой.
На обычной работе тебе кто-то говорит, что надо делать, и тебя не надо себя заставлять, потому что есть некий пастух. Здесь же с одной стороны свобода, с другой — ответственность. Соответственно, рабочий день начинается с актуальности своих планов на неделю, и если нет корректировок, ты выполняешь те дела что в приоритете, потом менее важные и так далее. Бывает всё заходит в критические ситуации. Планы — это хорошо, но жизнь вносит свои корректировки, и бывают стрессовые ситуации, когда тебе надо в очень короткие сроки принять авральные решения. В целом, мне кажется, это очень свойственно русским людям — долго запрягаем, но зато быстро едем.
Что Вас вдохновляет на подобную работу, и что помогает двигаться в творчестве дальше?
Я бы сразу же отделил то, что моё основное направление — ремесло. Хотя, есть очень интересные штуки, оригинальные и творческие, но даже если она стоит в ресторане, это всё равно ремесло. Заказчик заказал, а ты делаешь. Творчество независимо ни от чего, ты делаешь для себя и путём демонстрации, презентации ты показываешь свои работы, и если человек желает, ты продаёшь. В творчестве ты независим никак. Возникает только финансовая проблема. А в ремесле же обязательно должен быть баланс между интересами заказчика и твоими интересами, и чтобы ты сумел себя выразить, чтобы тебе на горло никто не вставал, твою песню не глушил. С другой стороны, надо учитывать интересы заказчика, потому что он платит — заказывает музыку.
Если выгораете и теряете смысл творить, к чему прибегаете, чтобы вернуть былой рабочий жар?
Творческий человек, мастер, умеет настраиваться, и у него есть некий опыт. Основная фишка в том, что тебе надо понять задачу. Если у тебя нет контакта с задачей, лучше вообще не браться ни за заказ, ни за идею. Если же есть видение, картинка, то это как с целью и стрелой: цель просто примагничивает эту стрелу, если ты правильно её выбрал. Занимаясь творчеством, ты общаешься с пространством, из пальца ничего не высасывая, в этом выражая себя. Искусство мастера чётко чувствовать, где есть эта энергия, а где её нет. Если нет энергии, то он просто не ловит там эту рыбу, вот и всё.
Способен ли мир искусства и скульптуры спасти или исцелить человека? Были ли у Вас такие примеры?
Не думаю. Есть определение — состояние потока. Когда человек творит, делает что-либо увлечённо, то да, он спасается, удовлетворяется в этот момент, а если он блуждает по поверхности, не заходя внутрь, и стоя у закрытой двери, сколько бы он не говорил об этом, удовольствия он от этого не получит. Тут самое главное — диалог. Сейчас очень сильно всё смешалось, и нет чётких направлений, видов искусства, видов деятельности, и держать рамки того, что «это скульптура!» — это сложно. Для меня скульптура очень широкое направление, и я по большому счёту в рамках конкретного стиля или материала не держусь. Здесь очень простая формула: есть идея, и ты должен для неё найти форму и материю. В такой форме и человек строитель может быть скульптором, и женщина, рожающая ребёнка тоже скульптор. Тут очень широкие понятия.
Как воспитать с детства любовь к искусству? Хотели бы Вы, чтобы Ваши дети занимались тем же, чем Вы сейчас?
Я хотел бы, чтобы дети любили то же, что и я, чтобы был некий общий язык общения, но я осознаю, что дети — это отдельные люди со своим характером, поэтому они сами выберут, чем им заниматься. Но если они выберут творческое направление или скульптуру, то они оттолкнутся от того, чем я обладаю, а что-то выбросят на помойку. Это нормально.
В воспитательном процессе самое главное жить тем, что ты любишь. И не пытаться даже передавать. Нужно лишь осознать среду обитания. Дети возьмут то, что им нужно. Я не верю в эту передачу информации, когда ты всё правильно говоришь словами, но сам условно говоря не можешь, тогда в твоих словах нет правды, и детей ты будешь только мучать. Нужно жить тем, что ты любишь, а дети дальше сами уже выберут. Заразятся — отлично. Нет — всё равно не полюбят, сколько бы лапши на уши ты не вешал. Слова будут мёртвые. Надо делать то, что ты любишь. Дети заразятся этим сами. Это как идти в поход: толком не знаешь, что получится, но любопытно.
Каждая Ваша скульптура — это произведение искусства? Или что можно считать искусством, а что нет и почему?
Искусство — это воплощение чего-то божественного, какого-то высочайшего смысла. Причём оно может быть и не открыто названным, но ты через эти формы, эти звуки чувствуешь какое-то дыхание Бога, и это объясняет твоё существование, смысл на Земле, и является неким исцеляющим лекарством. Это для меня.
Есть современный скульптор, Аниш Капур. Мне он очень нравится, у него много работ из нержавейки. В его работах есть некий объём, и когда ты заходишь во внутрь, из-за всех отражений происходит воздействие на психику, с которыми он классно играет. И для меня это тоже является скульптурой, которая заставляет задуматься о пространстве, о том, где ты и что ты. Начиная с модерна, постмодерна, все эти декларации, что Бог умер, декларация независимости от Вселенной, для меня это всё не искусство, и концептуальное искусство я не воспринимаю: пока ты не прочитаешь концепцию, ты и не поймёшь её своим спинным мозгом, это всё надумано. И, хотя, можно спорить с искусствоведами, мол: «это олицетворение эпохи, времени!». По моим ощущениям, это всё на свалку потом. С одной стороны, да — это показывает эпоху. Но с другой — а что это за эпоха?.
Также, у меня большие вопросы к выставочной деятельности Санкт-Петербурга. Да, есть музей городской скульптуры. Там выставляют современные вещи, современных авторов. Это интересно, но у меня есть ощущение, что это всё на каких-то задворках. Главная площадка города — Эрмитаж, там либо какие-то коллекции царской России, сборище старины, и демонстрация зарубежных концептуальных провокационных художников, которых тоже надо пытаться понять. Мне не нравится, что не демонстрируют отечественных художников, хотя они есть, никакой работы такой не идёт. Я бы амбициозно использовал площадку самого известного музея России для продвижения русской современной культуры. У меня есть ощущение, что это интересно молодым людям в России, а у нас всё равно какой-то вакуум, которого никто не чувствует: все едят, что дают.
Главное, чтобы был отклик. И делать всё надо с неравнодушием, и на самом-то деле для меня если хлеб хорошо испекли, то я чувствую мастерство человека и это тоже искусство. Называть же какие-то пустые вещи искусством... Меня это вводит в какой-то ступор, как и самого себя убеждать, что там что-то есть, когда ты ничего не чувствуешь.
Что Вы чувствуете, когда спустя месяцы работы скульптура, созданная вашими руками, готова?
У меня часто приходило это ощущение, когда работа готова или близится к завершению… Опустошение от того, что история закончилась, словно в фильме титры идут. И тихим голосом место и работа говорит: «Что ты на меня смотришь? Иди дальше работай!». Закрывается гештальт, ты не можешь удовлетворяться процессом. Да, сделал фотографию, да, посмотрел — круто. Когда ты работаешь, восприятие идёт изнутри. Нет целиковой картинки. Ты можешь закончить монтаж, а всё будет в строительных лесах. И ты должен сделать свою часть работы, ориентируясь на внутренние вещи, не промахнувшись, будто по азбуке Морзе. А когда ты всё, выпустил наружу, смотришь с другого ракурса. То, что воспринимал изнутри, видишь снаружи. Работа отделена, она сама по себе, она говорит тебе: «Иди дальше». Есть ещё ощущение, что работа прошла через тебя. Возникает намерение, которое непонятно кто инициировал: судьба, заказчик, какая-то потребность... Когда ты закончил, уже нет ощущения, как через тебя идёт ток. Ты не можешь ей удовлетворяться, ты не в том состоянии, в котором ты находился, когда её делал.
Деградирует ли сегодня искусство или обилие абстракции просто всё ещё не является чем-то привычным?
Да, я считаю, что человек сейчас в самом деле утонул в комфорте. Скорее общество деградирует. Наверняка люди, создающие что-то уникальное, сейчас сильно продвигаются, создавая удивительное, какие-то единицы. С этими спальными районами с убогой архитектурой со второй сценой Мариинского театра.
Сейчас очень удивительное время с интернетом и информационным полем: с одной стороны, дикий обмен информацией, с другой — одиночество. Мне кажется, мы сильно отошли от какого-то Божественного замысла. Я чувствую бессмысленность во всём этом. Искусство — это там, где есть смысл, который даёт тебе понять, что во всей этой космической бездне ты идёшь по какому-то пути. И ты чувствуешь какие-то приключения, чувствуешь, что ты не один, что есть свет, смысл, направление движения. А сегодня, пусть это и звучит банально, «Матрица» хорошо передаёт смысл. Мы усыпили свой внутренний голос, и он много не требует и не просит. И эта болезнь выражается во многих вещах, люди будто потеряны.
Или, допустим, понятие «Родина». Его сейчас нет. Люди спокойно могут уехать из любимых мест, дворов, где они росли, их ничего не цепляет. Они спокойно отрезают все корни, и куда-то уходят. Не может ничего вкусного вырасти на пустой земле, она должна быть насыщенной, тогда и плоды будут славные. При таком раскладе и возникает искусство, причём на всех уровнях: начиная от приготовления хлеба, заканчивая музыкой.
Какой Вы видите скульптуру через пятьдесят лет?
Искусство — это изображение неких символов, которые ведут человека вперёд. Скульптура в первую очередь — это изображение идеалов. Если интернет нас всех растворит, то, возможно, не будет никаких скульптур, и не совсем понятно, как человек будет существовать. Но пока будут города, будут люди, и потребуется украшать эти площади. Будут искать какие-то идеалы. Некий символ духа, который живёт во всех нас, но спит.
Сейчас есть определённая тенденция к тому, что информационное поле настолько перегружено, что люди, приходя домой, хотят чувства пространства, чтобы отдыхать. Любое насыщение, даже живописью, картинами, фотографиями, коврами на стене это, возможно, уже перебор.
Я считаю, что скульптура должна задуматься о чём-то возвышенном, поэтому если наша цивилизация не рухнет, то надеюсь, будет некое зарождение новых ориентиров, двигающих нас вперёд.
Искусство может спасти мир?
Нет. Человек сам может себя спасти. «Спаси себя сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Я считаю, что не надо заниматься спасением кого-то и чего-то, это всё выходит некой манипуляцией. Вещь должна быть сама в себе, как любовь. Есть любовь с условиями, что ею не является, а есть безусловная любовь, когда ты что-то взял и сделал. Почему ты это сделал? Может, это важно, может, неважно — тебе было по кайфу. Вещь получается и живёт сама по себе, поэтому… Спасать кого? Возможно, эта вещь кого-то действительно спасёт, даст радость, надежду, но это не сама цель. Нельзя ставить это целью. Не нужно искать вторых смыслов, нужно делать ради процесса. Пускай каждый человек спасается так, как он может, все инструменты у него под рукой.
