Центральное для первого этапа творчества Стругацких произведение. Не потому что лучшее, а потому что заложило ядро так называемого Мира Полудня – литературного фантастического мира коммунистической утопии, в декорациях которого будет разыгрываться действие ещё девяти их последующих повестей. Написанные ранее и параллельно с "Полднем" "Страна багровых туч", "Путь на Амальтею" и "Стажёры" тоже вписываются задним числом в Мир Полудня.
"Райский мир для интеллигентов"
Для современных любителей sci-fi, фэнтези, комиксов и видеоигр понятие вымышленных миров вполне привычно и даже заезженно, но в советской фантастике первый такой полноценный и живой мир, похоже, создан именно Стругацкими. Да, конечно, нельзя не вспомнить Ивана Ефремова, его "Туманность Андромеды" вышла в 1957-м, и "Полдень" Стругацких – это в том числе ответ Ефремову, попытка (успешная) поспорить и посоревноваться с ним в построении мира будущего. Интересно было бы сравнить их книги, и это может быть темой для отдельных заметок, но вряд ли кто-то будет спорить, что Мир Полудня намного пережил мир трилогии Ефремова. Сами АБС не расставались с ним четверть века (последняя повесть, которую относят к Миру Полудня, "Волны гасят ветер", написана в 1984-м). Этот мир продолжил своё существование в сочинениях учеников Стругацких и многочисленных фанфиках.
Произнося слова «Мир Полдня», человек, сердцем приросший к творению Стругацких, одновременно выкликает имя святыни и выдает название сильнейшего наркотика. «Мир Полдня» для многих и многих интеллигентов — синоним рая на земле. <...> И даже сейчас, когда сгинуло общество, породившее мечту об утопии, напоенной творческим духом, многие ветераны фэндома живут его обаянием. Даже в «нулевых» — в «нулевых»! — время от времени кто-нибудь из старшего поколения образованных людей сообщал миру со страниц журнала или же с сетевой странички: «Я до смерти люблю „Мир Полдня“! Я хочу там жить! Я до сих пор хочу там жить. Это мой идеал».
(Д. Володихин, Г. Прашкевич. Братья Стругацкие)
"Даже в «нулевых»", – поражаются авторы книги о Стругацких, вышедшей в серии "ЖЗЛ" в 2012-м. Между тем, судя по комментариям к предыдущим постам здесь о ранних произведениях АБС, этот мир, бывший предметом размышлений и споров для шестидесятников, ровесников братьев, и эти ранние их вещи сохраняют притягательность и в наши роковые двадцатые, при всём их цинизме и скептицизме.
В сущности, хотя и говорят о "мирах братьев Стругацких", но ведь единственным таким их миром в полном смысле этого слова, со своей историей, социальным устройством, технологиями, идеологией, переходящей в серьёзную философию, миром, охватывающим большой ряд произведений и имеющим даже собственное имя, остался он, Мир Полудня. (Иногда его склоняют как "Мир Полдня", так тоже можно, но сами авторы предпочитали более поэтическую форму – "Полудня").
Миротворчество в литературе – это совершенно особый писательский взгляд, не ограниченный рамками собственно текста, мир – это то, что вообще парадоксальным образом существует вне написанного текста, конкретной книги или даже нескольких книг. Он как бы есть уже до них и продолжится после, а сами книги лишь открывают какой-то его кусочек. Но это иллюзия, ведь нет такого места, где бы он, этот мир, мог существовать во всей целостности, пусть даже в виде фантазии. Получается, что он и существует лишь в виде этих кусочков, приоткрытых текстами. Эта принципиальная мозаичность любого вымышленного мира, кстати, замечательным образом находит своё отражение в мозаичной структуре "Полдня", но о ней чуть позже.
"Такие люди есть и сейчас"
Летом 1960 года, находясь в длительной, четырёхмесячной экспедиции на Северном Кавказе, БН формулирует идею будущего произведения (будущего мира):
«Коммунизм – сообщество людей, любящих свой труд, стремящихся к познанию и честных с собой, с другими и в работе. Такие люди есть и сейчас».
Вот этот мотив – "такие люди есть и сейчас" – станет главным, стержневым для "Полдня". В "каноническом" варианте книги первая глава будет называться "Почти такие же", последняя – "Какими вы будете". И сюжетным обоснованием этого мотива станет история двоих классических "попаданцев" в будущее, выживших членов межпланетной экспедиции, вернувшихся на Землю, но только совершив при этом скачок во времени на сто лет вперёд. Есть даже точные даты – герои попадают из 2017-го в 2119-й. Таким образом, кстати, "попаданцы" Сергей Кондратьев и Евгений Славин оказываются из поколения нынешних читателей Стругацких, нашими с вами современниками, тогда как для самих авторов они были из будущего "ближнего прицела", такого будущего, которое ещё очень привязано к их, авторов, настоящему. Эти герои осваиваются в благополучном, изобильном, солнечном (не случайно – "Полдень") мире будущего, и, главное, они оказываются внутренне, нравственно, интеллектуально готовыми к нему. Они как раз такие люди, которые есть уже сейчас.
Рабочим названием повести было "Возвращение", и помимо буквального возвращения межпланетников на Землю здесь ещё есть смысл возвращения к "своим" людям, близким по духу, пусть и живущим сто лет тому вперёд.
Вообще повесть, задуманная ещё в конце 1958-го – начале 1959-го, в первоначальном плане была даже масштабнее: кроме истории "попаданцев" из 21-го века в 22-й предполагался полёт на планету с разумной жизнью, "медленным человечеством", имеющим гораздо более длительную историю, чем земляне, но более медленные темпы развития технологий. Затем герои должны были вернуться на Землю через тысячу лет. Планировалось ещё для контраста с будущим ввести "реминисценции" из жизни ΧΧ века (блокада Ленинграда, Сталинградская битва, военный коммунизм, 37-й год, смерть Сталина, целина, запуск спутника), но они были отвергнуты издательством: хоть на дворе и "оттепель", но темы, по-видимому, ещё очень триггерные, как сказали бы мы сейчас, и слишком серьёзные для фантастики, считающейся лёгким жанром.
Любопытно заметить, что вот такие грандиозные, эпические замыслы АБС, присутствующие в начале их литературного пути, не реализуются в виде больших романов с множеством сюжетных линий, широким размахом действия во времени и пространстве. И дело здесь, думается, не только в цензуре. Именно средняя форма повести оказывается наиболее подходящей для творческой манеры братьев, "хемингуэевской", как они сами её называют, лаконичной, аскетичной, исполненной недоговорённостей, оставляющей на поверхности только верхушку айсберга смыслов, идей и событий.
Новая повесть в общих чертах закончена к осени 1960-го, и в 1961 году в журнале "Урал" (№ 6) публикуется 10 глав-новелл, под заголовком "Полдень, XXII век" (главы из научно-фантастической повести «Возвращение»). Эту публикацию предваряло небольшое авторское предисловие, из которого видно, от чего отталкиваются АБС и чему противопоставляют свой мир (даже на уровне названия):
Хмурый, пропитанный радиоактивными туманами рассвет. Гигантские города в развалинах. <...> Одичавшие люди — несчастные потомки наших современников, ожесточенно воюют между собой за уцелевшие пастбища. <...>Забыта письменность, забыто искусство обрабатывать металлы, нет больше истории, само понятие гуманизма кануло в вечность. <...>
Так представляют себе будущее нашей планеты западные писатели-фантасты. Таким рисует мир будущего известная американская писательница Эндрю Нортон в своем романе «Рассвет, 2250 год».
Нам видится в будущем совсем иное. Не хмурый рассвет перед последней отчаянной битвой за само существование рода человеческого, а горячий сияющий полдень над цветущей планетой, где человек человеку друг, где каждый ищет и находит радость в громадном творческом труде на благо каждого, где жизнь человека является величайшей ценностью, где счастье — обычно, а горе — светло...
Молодые авторы Стругацкие, как мы видим, открыто и благожелательно (вполне в манере Мира Полудня) вступают в полемику не только с Ефремовым, но и с "беспросветной", "пессимистической" западной фантастикой.
Господи! Ведь мы тогда и в самом деле верили в необходимость противопоставить мрачному, апокалиптическому, махрово-реакционному взгляду на будущее наш – советский, оптимистический, прогрессивный, краснознаменный и единственно верный!
(Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному)
На пути к книжной публикации повести возникла анекдотическая, но неприятная заминка. По новым правилам многоступенчатой цензуры научной фантастики рукопись должны были согласовать не только в Главлите, но и в Главатоме. Главатом этот, продержав рукопись два месяца, вернул её с резолюцией, что хотя секретных сведений в повести не содержится, но написана она на низком уровне и не рекомендуется к опубликованию. Совершенно абсурдная ситуация была разрешена в пользу АБС только благодаря невероятной настойчивости редактора Детгиза Нины Берковой, вообще сделавшей очень много для братьев. Этот эпизод описан подробно и у БН в "Комментариях", и у Анта Скаландиса, ученика и биографа АБС.
Как бы то ни было, летом 1962-го повесть вышла, правда, под "техническим" названием "Возвращение" (исправить было нельзя, опять же по бюрократическим причинам). В этой первой книжной публикации повесть включала уже 16 новелл, а через пять лет, в 1967 году, выйдет переработанное издание, наконец под любезным самим авторам названием "Полдень, XXII век". В этой редакции было 20 новелл, и именно такой их состав и текст считается "каноническим".
"Мир, в котором нам хотелось бы жить и работать"
Если в посте про "Страну багровых туч" подзаголовок "Коммунистическая утопия" содержал знак вопроса, то "Полдень" можно уже считать бесспорной и образцовой утопией. Именно здесь впервые у АБС развёрнута картина того Светлого Будущего, которое предполагалось уже в "СБТ" и "ПнА", но сам мир этого будущего оставался там, по сути, за кадром. Теперь же авторы наконец взялись за нешуточное дело – показать этот мир во всей "полуденной" красе, причём такой мир, в который можно поверить, живой, настоящий и полноценный.
В том же 1961 году, когда публикуется первый вариант "Полдня", проходит XXII съезд КПСС, принимается новая программа партии, провозглашается знаменитый лозунг о том, что "нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме". Одновременно с этим продолжается курс на борьбу с культом личности Сталина, и точкой, символизирующей триумфальное завершение этой борьбы, становится вынос тела Сталина из Мавзолея и захоронение его у Кремлёвской стены в ночь после завершения съезда.
1961-й – конечно, ещё и год первого полёта человека в космос, полёта Юрия Гагарина, и это воспринимается как победа, доказательство превосходства социалистического порядка над капиталистическим. Последний раз, когда главный официальный герой становится и главным народным героем. И образ улыбающегося, молодого, солнечного Гагарина, вошедший в советскую мифологию, доживший до современных мемов, воплощающий ту самую неслучившуюся коммунистическую утопию, – он, возможно, очень "полуденный".
Сложно представить себе, какая буря эмоций творилась в душе у молодых фантастов и коммунистов, а в совсем недавнем прошлом и верных сталинцев Стругацких. Судя по тому, что мы знаем, они в тот момент были достаточно аполитичны, чтобы не терзаться глубоко мыслями о связи культа личности Сталина и репрессий с построением коммунистического общества, и достаточно молоды, восторженны и переполнены творческой энергией, чтобы гореть самыми светлыми мечтами о воплощении такого общества, такого мира в реальности и в литературе.
Однако, где-то в период между первым книжным изданием "Полдня" (1962) и третьим, переработанным (1967) происходит важное изменение в замысле повести, и вызвано оно неким сдвигом в сознании, в том числе в политическом сознании авторов. Если определять более точно момент этого сдвига, события, которые на него повлияли, то можно в качестве первой точки назвать знаменитый разгром Хрущёвым художественной выставки в Манеже в декабре 1962-го. Затем последовала оголтелая кампания в прессе и творческих союзах против авангардного, формалистского и вообще всякого неправильного, не подлинно советского искусства. К марту 1963 года эта волна докатилась до фантастов, состоялось скандальное совещание в секции научно-фантастической и приключенческой литературы Московской писательской организации, где участвовал и очень эмоционально выступал АН. И уже летом 1963-го будет написана повесть "Трудно быть богом", одна из самых популярных у АБС и переносящая читателя из ослепительно солнечного общества Полудня в сумерки средневековья.
Что же касается самого "Полдня", то перед авторами, уже выпустившими первую редакцию книги, открылась вдруг зияющая пустота тех представлений, которые стоят за лозунгами и программами, за самим понятием "коммунистического будущего". Тут важно привести одну цитату из "Комментариев" БН. Она большая, и везде, где речь заходит о Мире Полудня, её вспоминают, но без неё никак нельзя, настолько в ней филигранно сформулирована авторская задача:
Это было время, когда мы искренне верили в коммунизм, как высшую и совершеннейшую стадию развития человеческого общества. Нас, правда, смущало, что в трудах классиков марксизма-ленинизма по поводу этого важнейшего этапа, по поводу, фактически, ЦЕЛИ ВСЕЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ сказано так мало, так скупо и так... неубедительно.
У классиков сказано было, что коммунизм это общество, в котором нет классов. ...Общество, в котором нет государства. ...Общество, в котором нет эксплуатации человека человеком... Нет войн, нет нищеты, нет социального неравенства...
А что, собственно, в этом обществе ЕСТЬ? Создавалось впечатление, что есть в том обществе только «знамя, на коем начертано: от каждого по способностям, каждому по его потребностям».
Этого нам было явно недостаточно. Перед мысленным взором нашим громоздился, сверкая и переливаясь, хрустально чистый, тщательно обеззараженный и восхитительно безопасный мир, – мир великолепных зданий, ласковых и мирных пейзажей, роскошных пандусов и спиральных спусков, мир невероятного благополучия и благоустроенности, уютный и грандиозный одновременно, – но мир этот был пуст и неподвижен, словно роскошная декорация перед Спектаклем Века, который все никак не начинается, потому что его некому играть, да и пьеса пока еще не написана...
В конце концов мы поняли, кем надлежит заполнить этот сверкающий, но пустой мир: нашими же современниками, а точнее, лучшими из современников – нашими друзьями и близкими, чистыми, честными, добрыми людьми, превыше всего ценящими творческий труд и радость познания... Разумеется, мы несколько идеализировали и романтизировали своих друзей, но для такой идеализации у нас были два вполне реальных основания: во-первых, мы их любили, а во-вторых, их было, черт побери, за что любить!
Думаю, эта пустота ощущалась братьями и ранее, только неосознанно, ведь стали же они её заполнять своими рассказами, из которых сложился "Полдень". Переработка 1967-го года, по большому счёту, не была какой-то радикальной. В издании 1962-го уже были обе главные линии – "попаданцев" Кондратьева и Славина и "мушкетёров" Комова, Гнедых, Костылина и Атоса-Сидорова, уже был Горбовский со своей третьей, петляющей линией, пересекающей две другие.
Но, например, очень показательна замена рассказа "Моби Дик" из первого издания на "Глубокий поиск". Оба про Кондратьева, оба "морские", и "Глубокий поиск", в общем, выглядит более проходным, он был уже опубликован раньше в сборнике "Шесть спичек", он не написан специально для "Полдня".
А "Моби Дик" более яркий и насыщенный, более драматичный даже, пожалуй, но там были весьма прямолинейные рассуждения о коммунистическом будущем:
Кондратьев стал думать и вдруг с изумлением и ужасом обнаружил, что у него нет большой мечты. Тогда, в начале XXI века он знал: он был коммунистом и, как миллиарды других коммунистов, мечтал об освобождении человечества от забот о куске хлеба, о предоставлении всем людям возможности творческой работы. Но это было тогда, сто лет назад. Он так и остался с теми идеалами, а сейчас, когда все это уже сделано, о чем он может еще мечтать?
Сто лет назад… Тогда он был каплей в могучем потоке, зародившемся некогда в тесноте эмигрантских квартир и в застуженных залах экспроприированных дворцов, и поток этот увлекал человечество в неизведанное, ослепительно сияющее будущее. А сейчас это будущее наступило, могучий поток разлился в океан, и волны океана, залив всю планету, катились к отдаленным звездам. Сейчас больше нет некоммунистов. Все десять миллиардов — коммунисты. «Милые мои десять миллиардов… Но у них уже другие цели. Прежняя цель коммуниста — изобилие и душевная и физическая красота — перестала быть целью. Теперь это реальность. Трамплин для нового, гигантского броска вперед. Куда? И где мое место среди десяти миллиардов?»
И вот этот рассказ, который был очень сильным акцентом в первом книжном издании "Полдня", открывал главу с говорящим названием "Благоустроенная планета", – его АБС меняют на скромный "Глубокий поиск", который теперь в середине главы и играет фактически просто роль связки для сюжетной линии Кондратьева.
В итоге слово "коммунизм" встречается в "каноническом" тексте коммунистической утопии "Полдня" только в одном (!) месте, в самом конце самого последнего рассказа, "Какими вы будете". Сытые, пригревшиеся на солнышке, на берегу океана "благоустроенной планеты" Земля где-то в середине XXII века, герои мечтательно и расслабленно рассуждают о ещё более далёком будущем. И вот Славин, уже освоившийся "попаданец" из XXI века, говорит Горбовскому:
– Вы знаете, Леонид Андреевич, – сказал он, – мое воображение всегда поражала идея о развитии человечества по спирали. От первобытного коммунизма нищих через голод, кровь, войны, через сумасшедшие несправедливости – к коммунизму неисчислимых духовных и материальных богатств. Я сильно подозреваю, что для вас это только теория, а ведь я застал то время, когда виток спирали еще не закончился. Пусть в кино, но я еще видел, как ракетами зажигают деревни, как люди горят в напалме… Вы знаете, что такое напалм? А что такое взяточник, вы знаете? Вы понимаете, с коммунизма человек начал, и к коммунизму он вернулся, и этим возвращением начинается новая ветвь спирали, ветвь совершенно уже фантастическая…
Тут, кстати, чувствуется третий смысл названия "Возвращение" – возвращение человечества в своём историческом движении по спирали снова к коммунизму. Но важно, что в "Полдне" это не звучит на уровне деклараций, не провозглашается с трибун, и даже вот это единственное произнесение всуе слова "коммунизм", робкая попытка пафоса тут же снижается авторами, заканчивая повесть не восклицательным знаком и не многозначительным многоточием, а скорее смайликом:
Кондратьев вдруг открыл глаза, потянулся и сел.
– Философы, – сказал он. – Аристотели. Давайте-ка быстро помоем посуду, искупаемся, и я вам покажу Золотой грот. Такого вы еще не видели, опытные старики.
Мне представляется, что и классические утопии – "Государство" Платона, "Утопию" Мора, "Город Солнца" Кампанеллы, – и утопию Стругацких неверно рассматривать как конкретную модель идеального общества, по которой надлежит это общество строить, как строят дом по проектной документации. Нет, это что-то другое. Платона и Мора, положим, уже не спросишь, но вот от БНа у нас есть вполне твёрдое подтверждение этому:
В конце концов мы пришли к мысли, что строим отнюдь не Мир, который Должен Быть, и уж конечно же не Мир, который Обязательно Когда-нибудь Наступит, – мы строим Мир, в котором НАМ ХОТЕЛОСЬ бы ЖИТЬ и РАБОТАТЬ, – и ничего более. Мы совершенно снимали с себя обязанность доказывать ВОЗМОЖНОСТЬ и уж тем более – НЕИЗБЕЖНОСТЬ такого мира. Но, разумеется, при этом важнейшей нашей задачей оставалось сделать этот мир максимально правдоподобным, без лажи, без логических противоречий, восторженных сусальностей и социального сюсюканья.
Любая утопия, если это, конечно, не просто идеологическое, пропагандистское, выхолощенное произведение, если это хорошая литература, – она направлена не столько на устроение общества вовне, сколько на приведение в определённый строй души самого читателя. И ещё, может быть, это всё тот же принцип "полёта со сносом": если мечтать о таком утопическом будущем, как в "Полдне", то есть возможность построить хоть сколько-нибудь достойный человеческий мир.
Слова «коммунизм», «коммунист», «коммунары» – многое значили для нас тогда. В частности, они означали светлую цель и чистоту помыслов. Нам понадобился добрый десяток лет, чтобы понять суть дела. Понять, что «наш» коммунизм и коммунизм товарища Суслова – не имеют между собой ничего общего. Что коммунист и член КПСС – понятия, как правило, несовместимые. Что между советским коммунистом и коммунизмом в нашем понимании общего не больше, чем между очковой змеей и интеллигенцией.
(Б. Стругацкий. Комментарии к пройденному)
Пришлось разделить заметки о "Полдне" на несколько постов, потому что получается слишком объёмно. Первая часть больше про исторический, биографический и литературный контекст повести. В следующих частях внимание будет отдано уже самому тексту Стругацких.
Все посты о книгах Стругацких собраны здесь.
Если вам понравился текст, вы можете помочь в развитии канала, поставив лайк и подписавшись. Это, правда, ценно и мотивирует автора. Особая благодарность тем, кто найдёт возможность поддержать канал донатом, это поможет вести его регулярнее.
Можно подписаться также на телеграм-канал автора.
Комментарии приветствуются, как и доброжелательный тон общения.
Что ещё интересного в этом блоге: