Хотя "Полдень" называют повестью, на самом деле его необычную форму сложно определить. Ничего подобного у АБС больше не будет, да и вообще в литературе такое нечасто встречается. "Полдень" составлен из рассказов-новелл, которые были написаны в разное время по разному поводу и не имеют единого сквозного сюжета, но имеют общих персонажей и общий мир, который и получит впоследствии название "Мира Полудня". Всё же это и не просто сборник рассказов, объединённых только одной обложкой. Это целостное произведение со своим сложным, выверенным ритмом, а отдельные рассказы связаны между собой, как ниточками, путями героев, мотивами и идеями.
Это продолжение заметок о повести братьев Стругацких "Полдень, XXII век". Начало здесь >>
20 рассказов сгруппированы в четыре главы (будем говорить о "канонической" редакции 1967 года). Главы выстроены симметрично: первая и последняя – короткие, из двух и трёх рассказов; вторая и третья – длинные, по семь и восемь рассказов соответственно, они и несут основную повествовательную, сюжетную (насколько тут можно говорить о сюжете) нагрузку.
Название первой главы – "Почти такие же", последней – "Какими вы будете", здесь тоже симметрия-перекличка: преемственность, связь с прошлым, взгляд назад (два главных героя, Славин и Кондратьев, родившиеся в конце XX века, "почти такие же", как люди 1960-х, читатели, современники Стругацких) и взгляд в очень дальнее будущее (какими будете вы, люди XXIII века или ещё более отдалённого времени). А между этими главами, собственно, и разворачивается картина Мира Полудня, человечества XXII века. Причём, как уже говорилось, центральный мотив для всей повести – "такие люди есть уже сейчас". То есть слова "почти такие же" мы можем отнести и к людям Мира Полудня. Славин и Кондратьев "почти такие же", как шестидесятники, но они "почти такие же", как и Горбовский, Званцев, Комов, Сидоров и другие. В этом и состоит главный пафос "Полдня" – мы можем себя представить в этом прекрасном будущем, оно нам не чужое, мы к нему готовы, нам его и создавать здесь и сейчас, без нас оно не возникнет.
– ...И я верю, потому что они всё могут.
– Кто это – они? – тяжело спросил Кондратьев.
– Как – кто? Люди… Земляне.
– То есть мы?
Женя заморгал.
– Конечно, – сказал он неуверенно. – В некотором смысле… мы.
В первой главе мы знакомимся с двумя главными героями, причём первого из них читателю легко не заметить, поскольку он как персонаж ещё не присутствует, он только ещё должен родиться. Это Евгений Славин, который станет первым ребёнком, рождённым на Марсе, первым коренным марсианином. И сюжет рассказа "Ночь на Марсе" – о том, как врачи идут ночью через марсианские пески, чтобы принять роды у сотрудницы биостанции, а пески небезопасны, потому что там обитают огромные зубастые летающие пиявки. Занятно, что это напоминает секулярный вариант евангельского сюжета "Поклонение волхвов", даже своей ночной, неземной (в данном случае, в буквальном смысле), волнующей атмосферой. Врачи, как волхвы, идут к особенному младенцу, рождение которого ознаменует собой новую веху в истории человечества. Казалось бы, место религиозной мистики тут занимает научная рациональность и "героизм обыденности" (важный мотив для ранних Стругацких, см. "Путь на Амальтею"). В конце концов, "волхвы" идут, чтобы помочь младенцу родиться, принять важное практическое участие в "чудесном" событии, без них оно может просто не состояться. Однако, за этой рациональностью всё равно просвечивает тайна мироздания: есть полный надежды взгляд в будущее, есть вера в человека, но всегда есть место сомнениям, вопросам и никогда нет окончательной ясности и исчерпывающих ответов.
Здесь также сразу можно заметить, как скрепляется "мозаика" рассказов в "Полдне": начавшись с мотива рождения в "Ночи на Марсе", повествование движется через темы юности, взросления (рассказы "Почти такие же", "Злоумышленники"), поиска себя ("Возвращение", "Томление духа"), чтобы выйти к теме старости и смерти. Только в "полуденном", оптимистическом духе тема смерти здесь осмысляется скорее как тема (проблема) бессмертия. Так, в рассказе "Свечи перед пультом" мозг умирающего академика Окады "переписывают", кодируют на некую биомассу, чтобы потом можно было перенести этот код на другой мозг, и тогда Окада "возродится".
«На похороны это не похоже!» – подумал Званцев. Он знал, что Окада умер, но в это не верилось. Казалось, что академик просто заснул, только никто пока не знает, как его разбудить. Ничего, узнают. «Девяносто восемь процентов, – подумал он. – Совсем не плохо». Ему было очень странно, что он не испытывал горечи утраты. Горя не было. Он ощущал только что-то вроде недовольства, думая о том, что придется, может быть, еще долго ждать, пока Окада вернется. Как раньше, когда Окада надолго уезжал на материк. <...>
И весь мир вскоре узнает, что человек совсем скоро станет вечным. Не человечество, а человек, каждый отдельный человек, каждая личность. Ну, положим, сначала это будут лучшие… Званцев посмотрел на водителя.
– Товарищ, – сказал он, улыбаясь. – Хотите жить вечно?
Здесь, конечно, смешиваются понятия вечной и бесконечной жизни, тогда как это далеко не одно и то же, но для наукоцентричного и техноцентричного Мира Полудня (этой своей стороной он похож на современный мир) такое отождествление кажется пока естественным (посмотрим, что изменится в дальнейших книгах АБС).
Замечательно, впрочем, как Стругацкие всё равно встраивают Мир Полудня в контекст мировой истории и культуры. В том же рассказе "Свечи перед пультом" команда учёных, "переписывающих" мозг умирающего академика в полумраке при свечах (все электроприборы отключены, чтобы избежать помех), напоминает средневековых монахов, переписывающих книги и тем самым сохраняющих для потомков вековую мудрость и знания (сейчас бы мы сказали – информацию).
Связующие нити в "Полдне" многочисленны и разнообразны. Вот, например, летающие марсианские пиявки из первого рассказа, вроде бы эпизодические, возникнут затем ещё в нескольких местах. В рассказе "Благоустроенная планета" мы узнаём, что доктор Мбога, зоопсихолог, приручил этих пиявок. В рассказе "Злоумышленники" герой из другой, параллельной линии, Поль Гнедых, ещё будучи школьником, читает книгу Мбоги про летающих пиявок и гордится тем, что выкопал её в библиотеке. А в последней главе, в рассказе "Свидание", тот же Поль Гнедых, уже в преклонном возрасте, известный Охотник, будет в Музее Космозоологии смотреть на чучело этой самой пиявки и вспоминать:
«Да, были дела на Марсе, – подумал Охотник. – Такое не забудешь. Полсотни лет назад эти чудовища, почти полностью истребленные, неожиданно размножились вновь и принялись, как встарь, пиратствовать на коммуникациях марсианских баз. Вот тогда-то и была проведена знаменитая глобальная облава. <...> Пиявки метались между машинами, их давили гусеницами, а я все стрелял, стрелял, стрелял…»
И тогда мы поймём, что вот это "как встарь" – это и есть время конца XX века, время событий рассказа "Ночь на Марсе" (по хронологии, составленной С. Переслегиным, Славин родился в 1989 году). А ещё в одном рассказе, "Скатерть-Самобранка", как будто проходном (им, например, АБС пожертвовали, когда надо было сократить объём текста в издании "Полдень, XXII век. Малыш" 1975 года), есть такой фрагмент:
– Неблагодарность потомков – обыкновенная вещь. Мой прадед, например, погиб под Ленинградом, а я даже не помню, как его звали.
– И очень плохо, – сказала Шейла.
– Шейлочка, Шейлочка, – легкомысленно сказал Женя, – потому потомки и забывчивы, что предки не обидчивы. Вот я, например, первый человек, который родился на Марсе. А кто об этом знает?
Эта связь веков, непрерывность времени, ценность исторической памяти принципиальна для "Полдня", и она постоянно поддерживается вот такими перекличками между рассказами, и этим же придаётся целостность всей повести.
В "Ночи на Марсе" появляется (пока вскользь) и важная тема, связанная со Следопытами-археологами, которые встречают врачей в пустыне и защищают их от пиявок. Эти археологи (а точнее, астроархеологи) ищут следы Разума во Вселенной, следы разумной деятельности. Вот на Марсе их как раз найдут, как мы узнаем впоследствии. Эта тема (в конечном счёте, это тема Контакта) связана уже с фигурой Леонида Горбовского. В рассказе "О странствующих и путешествующих" мы встретимся с его рассуждениями:
"Мне надо искать следы разума во Вселенной, а я не знаю, что такое разум. А мне говорят о разных уровнях переработки информации. Я ведь знаю, что этот уровень у меня и у стрекозы разный, но ведь это всё интуиция. Вы мне скажите: вот я нашел термитник – это следы разума или нет? На Марсе и Владиславе нашли здания без окон, без дверей. Это следы разума? Что мне искать? Развалины? Надписи? Ржавый гвоздь? Семигранную гайку? Откуда я знаю, какие они оставляют следы? <...> Я уж не говорю о самих носителях разума. Ведь можно же двадцать раз пройти мимо и только нос воротить от скользкого чучела, хрюкающего в луже. А чучело рассматривает тебя прекрасными жёлтыми бельмами и размышляет: «Любопытно. Несомненно, новый вид. Следует вернуться сюда с экспедицией и выловить хоть один экземпляр…»
Кстати, семигранная гайка, которая здесь упоминается у АБС впервые, является символом Следопытов, она изображена на их знамени. Подробнее об этом говорится в рассказе "Благоустроенная планета":
"Давным-давно, почти столетие назад, один крупный межпланетник – ярый противник идеи изучения следов деятельности иного разума в космосе – как-то сгоряча заявил, что неопровержимым свидетельством такого рода деятельности он готов считать только колесо на оси, чертеж Пифагоровой теоремы, высеченный в скале, и семигранную гайку. Следопыты приняли вызов и украсили свое знамя изображением семигранной гайки".
Эта же гайка уже в нашей реальности стала символом литературной АБС-премии, которая вручалась с 1999 года (и только в прошлом, 2024 году приостановлена). Организаторы премии поясняют:
«Семигранная гайка – это символ любого артефакта вообще. Семигранная гайка не может быть продуктом природы (природа не производит таких продуктов), семигранная гайка не может быть даже продуктом технологического прогресса (ибо с точки зрения технологии семигранная гайка - нонсенс). Семигранная гайка есть обязательно продукт воображения и в этом смысле это символ самого искусства».
Приходится вот так перескакивать от рассказа к рассказу, чтобы показать связи между ними. Но, возвращаясь к "Ночи на Марсе", можно на её примере присмотреться к литературной технике Стругацких. Из их будущей формулы фантастики "чудо – тайна – достоверность" здесь обращает на себя внимание работа с "тайной", то есть само разворачивание сюжета, интриги, подача информации. В рассказе присутствует сразу несколько "тайн". Первая из них связана с целью поездки двух героев. Собственно, авторы не спешат нам даже рассказывать, кто они такие. Рассказ начинается с того, как их краулер (что-то типа вездехода) проваливается в каверну, пустоту в песках, и им приходится идти пешком. Куда? Зачем?
Может быть, вернуться на Базу и взять другой краулер? До Базы сорок километров, и там все краулеры в разгоне, и мы прибудем на плантации только завтра к утру, когда будет уже поздно. Ах как нехорошо получилось!»
Утром уже будет поздно. Вот всё, что мы узнаём. Почему поздно? Читатель идёт за этой приманкой, слушая диалог героев, наблюдая вместе с ними застывшего в отдалении марсианского ящера, безвредного, но красивого. Только через некоторое время тайна понемногу приоткрывается:
Бедный Славин, – сказал Мандель. – Вот беспокоится, наверное.
– Я тоже беспокоюсь, – проворчал Новаго.
– Ну, мы с вами врачи, – сказал Мандель.
– А что врачи? Вы хирург, я терапевт. Я принимал всего раз в жизни...
И даже здесь ещё недосказанность. "Принимал". Конечно, приходит мысль о родах, но мы всё ещё ждём подтверждения этому, пока наконец не услышим:
– Меня беспокоит другое: как будет ребенок развиваться в условиях уменьшенной тяжести?
Как только одна тайна более-менее раскрыта, появляется другая:
– Да, – сказал Новаго, озираясь, – громко разговаривать нам не стоит. Говорят, у нее очень хороший слух. <...> Двадцать пять километров по пустыне в полной темноте… И каждую секунду она может броситься на нас. Из-за той дюны, например. Или из-за той, подальше.
Что за "она"? Читатель снова на крючке интриги. Авторы вводят дополнительную опасность (причём пока не известную читателю, оттого ещё более волнующую), но не забывают и поддерживать напряжение по линии "успеют – не успеют":
Темнеет и темнеет. Марк, наверное, места уже не находит. То и дело бегает на башню поглядеть, не едут ли долгожданные врачи. А долгожданные врачи тащатся пешком по ночной пустыне.
Врачам на пути встречаются двое Следопытов. Напряжённость сюжета разбавляется юмористическим эпизодом (один из Следопытов повредил наушник, но, убеждённый, что он и так знает, что ему могут сказать, отвечает невпопад). А между тем, кто такая "она", яснее не становится.
– Она где-то здесь, – сказал Опанасенко. – Мы видели следы.
Дальше информация о "ней" чуть выдаётся, но всё так же постепенно, маленькими порциями. От диалога авторы переходят к мыслям героев:
"Все говорят, что она нападает только справа. Непонятно. И непонятно, почему она вообще нападает. Как будто последний миллион лет она только тем и занималась, что нападала справа на людей, неосторожно удалившихся ночью пешком от Базы. Понятно, почему на удалившихся. Можно себе представить, почему ночью. Но почему на людей и почему справа? Неужели на Марсе есть свои двуногие, легко уязвимые справа или трудно уязвимые слева? Тогда где они?"
Параллельно вводится ещё одна тайна, связанная с уже упомянутой темой Следопытов-астроархеологов и поиска следов иного разума во Вселенной, причём эти следы могут быть очень близко, на Марсе. В рамках этого рассказа ответов мы ещё не получим, поиски Следопытов только начинаются. Но потом, и тоже по обрывкам фраз, мы поймём, что на Марсе откроют подземный город. Об этом упомянет Горбовский в разговоре с Кондратьевым в рассказе "Возвращение", как о чём-то всем известном. А затем в рассказе "Десантники" между делом приоткроются ещё подробности:
Это были другие люди. Они пришли в Солнечную систему и ушли, оставив возле Марса покинутые космические лаборатории и большой город вблизи северной полярной шапки. Спутники были пусты, и город был пуст – остались только странные здания, на много этажей уходящие под почву.
То есть этот принцип фрагментарной, порционной выдачи информации читателю, он действует не только в рамках отдельных рассказов, а распространяется на повесть в целом.
Отнюдь не все рассказы в "Полдне" имеют такой простроенный сюжет и драматургию, как "Ночь на Марсе", но этим и интересна сложная структура повести: рассказы в ней разные и играют разную роль, но именно то, как они дополняют друг друга, в итоге и делает "Полдень" не сборником, а необычной литературной мозаикой или даже паззлом, предлагающим внимательному взгляду собрать из разрозненных фрагментов единую картину.
Все посты о книгах Стругацких собраны здесь.
Если вам понравился текст, вы можете помочь в развитии канала, поставив лайк и подписавшись. Это, правда, ценно и мотивирует автора. Особая благодарность тем, кто найдёт возможность поддержать канал донатом, это поможет вести его регулярнее.
Можно подписаться также на телеграм-канал автора.
Комментарии приветствуются, как и доброжелательный тон общения.
Что ещё интересного в этом блоге:
