Утреннее солнце скользило по кухонному столу, где Нина аккуратно расставляла муку, яйца, сахар — собираясь печь праздничные куличи. Она любила эти дни перед великим торжеством: вспоминала бабушкины рецепты, предвкушала светлую службу, детей, раскрашивающих яйца. Но внутри уже звякала тревога: её муж, Андрей, в последнее время слишком резко высказывался против «всей этой религиозной суеты».
— Опять с утра пекёшь? — обратился Андрей, войдя в кухню. Его лицо хранило лёгкий отпечаток недовольства.
— Да, и испеку не только куличи, но и небольшие пирожки для мамы, она придёт на праздник. — Нина улыбнулась, стараясь держаться бодро.
— Мама… и вся родня, наверно, тоже? — спросил он тихо. — Это будет целый “цирк” с этими обрядами?
В слове “цирк” звучало пренебрежение. Нина сжала ладонь: «Неужели снова та же история? Ведь я просто хочу скромное собрание…»
— Андрей, не утрируй, — вздохнула она. — Я же говорила: на праздник придёт мама, сестра, пару друзей. Это не “цирк”, это наша семейная традиция.
— Может, семейная для тебя, но не для меня, — отрезал он.
Нина опустила глаза на миску с мукой, чувствуя, как тревоги распускается внутри: «Похоже, снова праздник пройдёт в тени скандала…»
Краткая предыстория
Когда они познакомились десять лет назад, Нина была на третьем курсе филфака, открытая, улыбчивая, верила в «духовные корни». Андрей, студент-математик, показался ей спокойным, готовым относиться к религии «нейтрально». Они поженились без венчания, поскольку Андрей не желал церемоний, Нина и не настаивала — «Лишь бы любил, а к вере можно прийти постепенно…»
За следующие годы у них родились двое детей: сын Стас (7) и дочь Лиза (5). Нина устроилась в библиотеку, Андрей поднялся до замдиректора в IT-компании. Жили неплохо. Нина не была рьяно набожна, но любила крупные церковные даты: Пасху, Рождество. Вспоминала, как бабушка, глубоко верующая, с трепетом пекла куличи и несла их освящать. После смерти бабушки Нина ещё больше захотела придерживаться традиций, чтобы дети ощутили «наследие».
Жизненные обстоятельства
Сын Стас рос любознательным: любил, когда мама рассказывала о праздничных обрядах, о том, как люди радовались весне и свету. Дочь Лиза просто обожала разрисовывать яйца, делая весёлые узоры. Но Андрей всё чаще насмешливо фыркал: «Какие ещё узоры, мы ж не в 19 веке…» или «Зачем прививать детям суеверия?»
В последнее время он становился жёстче в своих высказываниях. И если раньше просто не участвовал, то теперь активно выражал неприязнь. Причина отчасти крылась в его детском опыте: Андрей рос в семье, где отец вроде бы следовал религиозным обрядам, но дома был деспотичен и несправедлив. Андрей внутри злился: «Если все эти молитвы не мешали отцу быть тираном, зачем вся эта показуха?»
Нина: 39 лет, спокойная, мягкая, считает, что религиозные праздники — часть душевного тепла, наследия её бабушки, желает приобщить детей к светлой традиции. Жаждет хоть немного духовной опоры, чувствует потребность в чём-то большем, чем быт.
Андрей: 35, внешне сдержанный, но в душе презирает религиозные обряды, видя в них обман и фальшь (из-за опыта с отцом, который был якобы набожным, но жестоким). Считает, что детям не нужна «обманка», пусть сами решают, когда вырастут.
Двое детей — между ними: любят всё красочное, не понимают сути конфликта.
Скоро Пасха. Нина договорилась с матерью Татьяной, и двоюродной сестрой о совместном праздновании. Андрей, узнав, что соберётся «полна хата верующих», нахмурился:
— Я не в курсе был, что они придут…
— Ну как же… Я говорила: хочу освятить куличи, мама привезёт угощения, потом вместе посидим.
— Зачем? Не могу я видеть все эти молитвенные обряды. “Христос Воскрес”, “Воистину Воскрес” — сплошные архаизмы…
Вечер, дети спят. Нина — на кухне, месит тесто. Андрей напротив, со скрещёнными руками.
— Андрей, ты не можешь хоть раз спокойно отнестись к моему желанию?
— Смотря как “спокойно”: если ты хочешь печь — пеки, но без меня.
— Ты даже не будешь помогать детям раскрашивать яйца? Они так просят…
— Нет, не хочу “играть в религиозные сказки”. — холодно произнёс он.
Нина всколыхнулась: «Ну почему такая резкость?!»
— Разве ты не понимаешь, что дети видят твоё отношение и теряются?
— Теряются? Я наоборот хочу, чтобы они сами решали, без навязанной традиции.
На следующий день сын Стас подошёл к папе:
— Пап, а мы пойдём в церковь?
— Нет, сынок, я не хожу, а если мама хочет — пожалуйста. Но я считаю, что это не нужно.
— Почему? Мама говорит, это очень хороший праздник…
Андрей сжал губы:
— Мама верит, а я — нет. Сам решишь, когда вырастешь.
Стас растерялся, а Нина, услышав, почувствовала обиду: «Почему нельзя мягче сказать? Зачем так рубить?»
Свекровь приезжает неожиданно, замечает куличи, икону, миску с раскрашенными яйцами. Она понимает: «Нина углубилась в религию?» И тихо советует сыну: «Может, не надо быть таким резким? Раз уж у неё потеря бабушки, пусть ищет утешение.»
Но Андрей (вспоминая своего отца-религиозника, лицемерившего дома) ожесточён: «Мама, тебе хорошо говорить, а я не желаю, чтобы мой дом превращался в храм.» Свекровь вздохнула: «Ну смотри… Не поссорьтесь на почве праздника.»
Пик эмоционального напряжения
Наступила Пасха. Нина с детьми рано утром съездила в храм, освятила куличи и яйца. Андрей остался дома, ворчливо сказав: «Нечего мне там делать.» Вернувшись, Нина принялась готовить праздничный стол. Потом пришла мама Нины с двоюродной сестрой Людмилой и её мужем. Дети бегали взахлёб, радовались: «Смотри, какие у нас расписные яички!»
Андрей сидел в стороне, пытаясь не смотреть на происходящее. В какой-то момент гости (мама и сестра) предложили короткую совместную молитву благодарности. Нина взглянула на Андрея: «Ну хоть на минуту сделай вид, что уважаешь…»
— Мы — люди верующие, давайте прочтём “Отче наш”, — предложила Татьяна, приглашая к молчаливому согласию.
Андрей сорвался:
— Сколько можно?! Я не участвую в ваших “обрядовых спектаклях”! Если хотите молиться — пожалуйста, но без меня. — Он встал, отодвинул стул с резким скрипом.
Дети оторопело глядели, Нина побледнела. Мама смотрела строго:
— Андрюша, мы в гостях у тебя, просто просьба не мешать…
— Я и не мешаю, но и вы не навязывайте. — он повысил голос, ярость в глазах.
В этот миг на столе потухла свеча, которую Нина только что зажгла. Смесь аромата куличей и горелого воска создала напряжённую атмосферу. Гости отвели глаза, а дети растерялись: “Мама, что происходит?”
Нина вышла из кухни, тяжело дыша:
— Андрей, ведь я просила: если не хочешь, просто не мешай. Но ты унижаешь всё при детях!
— Унижаю? Мне кажется, что вы меня принуждаете к чужим ритуалам! Сколько можно говорить “Христос Воскрес”?
Голоса взлетели. Мама Нины попыталась успокоить, но Андрей только завёлся ещё больше, выкрикивая, что «не нужно детей втягивать в религию». Нина же в слезах: «Ты разрушаешь то, что для меня священно…»
Кульминация достигла пика: дети расплакались, часть гостей ушли в другую комнату, не желая видеть этот раздор. Нина в сердцах крикнула: «Если тебе так ненавистно, уходи! Я не могу вечно чувствовать твоё презрение!» Андрей побледнел: «Уйти из собственного дома из-за нелепых обрядов?!» — он хлопнул дверью, скрывшись в коридоре.
Гости посидели ещё чуток, а потом, видя, что праздник испорчен, распрощались, оставив Нину и детей. Сын (Стас) взволнован: «Мама, папа ушёл?» Дочь (Лиза) плачет: «Он не любит наш праздник?» Нина обняла их, сказав: «Папа любит вас, просто он злится на обычаи…»
Позже вечером Андрей вернулся (оказывается, вышел «подышать» во двор). Встретил заплаканное лицо Нины, тишину в комнатах. Он подошёл, стараясь говорить тише:
— Слушай, я… сорвался. Но не могу делать вид, что мне это важно.
— Я и не требую, чтобы ты верил, — лишь просила не оскорблять мой праздник, мою семью… Детей, которые хотят красить яйца… — Нина утерла слёзы, голос её дрожал.
Андрей угрюмо: «Я помню своего отца, ходившего в церковь, а дома орал и бил меня… Я видел столько лицемерия. Не хочу того же!»
Нина помолчала, «Так вот в чём корень…» — подумала с сожалением. «Жаль, что он переносит опыт детства на меня…»
— Понимаю… Но не все религиозные люди лицемерны, — прошептала она. — Я искренне верю, а ты… если не можешь принять, хотя бы не унижай…
Андрей вздохнул:
— Хорошо… я постараюсь не высказываться. Но участвовать не буду…
— Лучше так, чем твои нападки… — она слегка кивнула, всё ещё обиженно.
Они договорились о «нейтралитете»: Нина празднует с детьми и роднёй, Андрей остаётся в стороне. Но эмоции ещё кипели, боль и обида не исчезли.
К утру их общение свелось к коротким фразам. Нина собрала остатки куличей, вытерла скатерть. Дети бегали с раскрашенными яйцами, но ощущали: «Мама и папа вроде помирились, но что-то холодное повисло…» Андрей уходил на работу рано, Нина молча укладывала дочь. Казалось, конфликт отошёл в тень, но след осадка остался в каждом взгляде.
Прошло несколько дней. О празднике все забыли, но дистанция между супругами не пропала: Нина испытывала горечь, что муж «презирает» её веру, Андрей затаил неприязнь к религии, усилившуюся после этой ссоры.
(Внутренний монолог Нины)
«Мы вроде бы вместе, но он так и не понял: для меня это не “сказка”, а память о бабушке, о духовном свете… А он видит лишь обман, приравнивая меня к лицемерному отцу, который причинил ему боль…»
Когда супруги не принимают ценности друг друга, даже большие праздники вместо единения приносят раскол. Нина осталась со своими обрядами, Андрей — со своей антирелигиозной позицией. Откровенного взаимопонимания не произошло.
Вечером Нина, положив детей спать, решила зажечь маленькую свечу у портрета бабушки, почти исподтишка. В отблеске огня взглянула на бледную стену, где висела икона. Услышала шаги Андрея, быстро потушила свечу — чтобы не провоцировать новый скандал.
— Ты тут? — позвал он.
— Да, я… просто вспоминала бабушку…
Тишина легла между ними, холодная и неприступная. За окном сгущались сумерки. Андрей подошёл к окну, не говоря ни слова. «Мы вместе, но в разных мирах…» — подумала Нина, ощущая, как слабый запах дыма от едва затушенной свечи символизирует угасающую надежду на глубинное понимание.
ПРИСОЕДИНЯЙСЯ НА НАШ ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛ.
Понравился вам рассказ? Тогда поставьте лайк и подпишитесь на наш канал, чтобы не пропустить новые интересные истории из жизни.
