Автор — Зигфрид Дегнер (Siegfried Degner)
Перевод, комментарии и иллюстрации — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart, Esq.)
Как я уже упоминал, на нашей кухне работали девчата из инстербургского отделения Союза Немецких Девушек (Bund Deutscher Mädel). Они изо всех сил старались накормить нас вкусной едой. Но однажды утром они всё же испортили нам завтрак и аппетит на весь оставшийся день. Случилось это так. Кофе нам подавали три раза в день. Любой, у кого во фляге к обеду ещё оставался старый кофе, выливал его и получал взамен свежий. Общеизвестно, что свежесваренный напиток всегда вкуснее несвежего, особенно если это был суррогат, как у нас. Но в то утро нам было лучше оставить своё «несвежее», потому как попробовав «свежее» мы начали плеваться. До чего же противен был его вкус! Кухонные барышни, судя по ощущениям, случайно ухнули в отвар целую пачку соды или стирального порошка! Из озорства или ради веселья это было сделано, не знаю, но мы буквально кипели от злости. Когда на следующий день мы поймали двух наших кухонных фей, то насильно напоили их этим «особым кофе», которое специально сохранили для этой цели. Плевались они точно также, как и мы накануне. Хотя мы совсем не гордились устроенным самосудом, но, по крайней мере, позаботились о том, что с тех пор получали если не «богатый и насыщенный аромат», то хотя бы снова обычный наш «отвар».
Контактов с внешним миром у нас практически не было никаких. Жили мы почти как на Луне, совершенно не зная, что происходит в мире и на фронтах войны. Каждый жил своей жизнью, насколько это было возможно в сложившихся обстоятельствах. У каждого были свои интересы и заботы. Мы мало обращали внимания на малознакомых товарищей, если тем не требовалась срочная помощь или они не оказывались в бедственном положении. В остальном всё шло по накатанной и по расписанию, включая неотёсанные черенки от лопат без ручек...
Однажды одним из таких черенков я натёр кожу на внутренней стороне руки до самого плачевного состояния. Работа превратилась в пытку, и только после того, как я наклеил большой пластырь и надел перчатку, стал чувствовать себя более или менее сносно. Однако постоянные натирания не давали образовываться новой коже, и ладонь превратилась в незаживающую рану. Ко всему этому добавилась ещё одна травма. Я хотел разрезать довольно чёрствую буханку хлеба своим тупым ножом. Из-за боли в правой руке я не мог держать нож достаточно крепко, из-за чего он соскользнул и вонзился в ладонь левой руки. Его остроты хватило, чтобы оставить на ней глубокий порез, и мне показалось, что в этот момент я даже услышал ангельские голоса. С нарезкой хлеба было на время покончено. Несмотря на плачевную ситуацию, в травмпункт я не обратился, поскольку испытывал стойкое отвращение к йоду и прочей медицине. Я попросил товарища перевязать мне руку и снова спустился в траншею. Чтобы бинт не испачкался слишком быстро, я надел на руку перчатку. В любом случае через две недели наша работа должна была подойти к концу. А до тех пор я оставил импровизированную повязку на руке. Порез был довольно глубоким, и заживление заняло бы некоторое время. Ко всему прочему я считал, что смена бинта лишь замедлит заживление.
Как-то пошёл дождь. Наша траншея превратилась в скользкое месиво. И, конечно же, я умудрился подскользнуться, и вляпался в трясину по самый локоть травмированной рукой. Повязка вместе с перчаткой моментально пропитались грязью и стали липкими. Несмотря на это я оставил повязку нетронутой, немного смахнув с неё прилипшую грязь. Забегая вперёд, замечу, что использовав «метод Айзенбарта» (Иоганн Андреас Айзенбарт был странствующим врачом и довольно популярной фигурой немецкого фольклора — Е.С.) я не подхватил никакой инфекции, и даже шрама не осталось. Свою перманентную повязку я снял только дома и промыл ещё не до конца зажившую рану мыльным раствором.
*
В отличие от Вилковишкена, в Райнсдорфе нам даже платили за проделанную работу. Заработная плата составляла две немецкие рейхсмарки в день, которые выплачивали, если я верно помню, каждые выходные. Это, несомненно, было очень кстати, поскольку деньги нам требовались всегда, хотя возможности потратить их у нас не было. Ну, разве что, на почтовые марки. Но мы нашли другую возможность транжирить свои кровно заработанные, и тут был важен каждый диттхен (монетка в десять пфеннигов — Е.С.). Мы, «деды из Вилковишкена» расчехлили свои игральные карты и начали резаться в «Семнадцать и четыре» (более известная у нас как Очко — Е.С.) при любой подвернувшейся возможности. Карты мы взяли у одного из наших товарищей. Я позднее выкупил их у него за ежедневную плату, поскольку в тот день он проигрался в пух и прах.
Но это увлекло нас только на время, поскольку у нас уже не было того задора, как во время пребывания в Вилковишкине. Постепенно мы стали играть всё реже. Я хотел сохранить игральные карты, как напоминание о нашем пребывании в Райнсдорфе, но спустя несколько месяцев потерял их в Саксонии вместе с прочими ценными и памятными для меня вещами. Под занавес нашей миссии в Райнсдорфе нас ждал особый сюрприз – обувь. Наша собственная обувка уже была порядком изношена. Оторванные каблуки, стёртые до дыр подошвы, разошедшиеся швы — вот то, что «украшало» наши ноги. Я, можно сказать, был ещё в неплохой ситуации, потому как, когда ездил домой со своим погибшим товарищем, то смог переобуться в хорошие ботинки. Впрочем вскоре они тоже стали напоминать туфли бродяжки. И вот в лагерь привезли целый воз туфель и ботинок. Обувь в наличии была всех видов и размеров. В образовавшейся людской свалке я не сразу нашёл подходящую обувь и в итоге вообще отказался от обмена. Я практически вытащил пару понравившихся мне сапог для верховой езды, но уступил их своему товарищу из Саарбрюккена, у которого обувь совсем была ни на что не годна.
Автор — Зигфрид Дегнер (Siegfried Degner)
Перевод, комментарии и иллюстрации — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart, Esq.)
Часть Первая, Часть Вторая, Часть Третья, Часть Четвёртая, Часть Пятая, Часть Шестая, Часть Седьмая, Часть Девятая, Часть Десятая
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна. С уважением, Е. А. Стюарт