Окно в бухгалтерии открывалось с натужным скрипом — постройка середины семидесятых, капремонта не было со времён Горбачёва. Наталья Петровна Воробьёва с силой дёрнула створку, впуская мартовский воздух в кабинет, пропахший канцелярским клеем и растворимым кофе «Москва». На подоконнике «дружелюбно» поморщился облезлый кактус в треснувшем горшке, подаренный коллегами к сорокалетию. Они сами давно исчезли из её жизни — и кактус оставался единственным свидетелем тех времён, когда Наталья ещё надеялась на что-то.
«Пышки прекрасны, когда они на тарелке и очень редко», — пробормотала она, с трудом застёгивая верхнюю пуговицу на блузке. В сорок три года фигура предательски расплывалась под натиском пельменей и эклеров, заедающих одиночество на кухне хрущёвки, доставшейся от матери. Про такое одиночество только Бродского читать. Но кто сейчас читает Бродского? Да и какой одинокой женщине до поэзии, когда поручни в ванной ржавеют, а телефон молчит, как партизан на допросе.
После развода с бухгалтером Сергеем (уже пять лет, три месяца и шестнадцать дней, если кто-то считает) её жизнь превратилась в равнодушный круг: работа — магазин «Пятёрочка» с вечно хамящей кассиршей — дом с ворчливой соседкой снизу. Иногда в этот совершенный механизм существования вклинивался звонок дочери Ольги — аспирантки исторического факультета, живущей с парнем-айтишником в съёмной квартире на окраине.
— Мам, ты себя запускаешь, — говорила дочь, глядя на её потускневшие волосы ненатурального каштанового цвета (самая дешёвая краска из ассортимента) и натянуто улыбающееся лицо с «хорошей такой, глубокой морщиной» между бровями. — Нельзя же так. У тебя бездонная яма в душе, а ты даже к психологу не идёшь.
— Нет у нас в Костино психологов на зарплату бухгалтера, — отмахивалась Наталья Петровна. — И ям никаких нет, это ты начиталась своих западных глупостей.
Но дочь права — жизнь действительно превратилась в нечто унылое, как столовское пюре: серая масса, через которую надо продираться ежедневно, дыша так, словно только что выплыла из глубин Марианской впадины. Даже стареющая кошка Маркиза, смотрящая на неё с шкафа жёлтыми глазами, казалось, начала её презирать.
Сердобольные бабушки на лестничной клетке, сидящие на продавленной скамейке у подъезда с восьми утра до последних новостей по Первому каналу, качали головами, когда она проходила мимо: «Ещё молодая, а как будто там никто не живёт. Всё такое неживое... Муж-то как ушёл, так и закончилась».
Встряхнуться. Это слово преследовало её, как вечные напоминания об оплате капремонта. Проще сказать, чем сделать. И в кого встряхиваться — в Людмилу Прокофьевну из «Служебного романа»? Но Наталья Петровна не была статистиком, дефицита очков в стране больше не наблюдалось, и Басилашвили с Мягковым давно перешли в категорию раритетов советского кино.
Однажды вечером, когда последние капли терпения иссякли от гнетущего одиночества, она открыла ноутбук (подарок Сергея на последний юбилей совместной жизни — как знал, зараза) и, глотнув для храбрости портвейна «Три семёрки» из запасов «на случай гостей» (случая так и не представилось), зарегистрировалась на сайте знакомств «Вторая половинка». Название отдавало дешёвой пафосностью, но отступать было некуда — позади только стена с выцветшими обоями в цветочек, поклеенными ещё в девяностые.
«Стройная, привлекательная женщина, 43 года, ищет порядочного мужчину для серьёзных отношений», — написала она в анкете, на миг представив свою полноватую фигуру в зеркале прихожей, и мучительно покраснела. В графе «фото» помедлила и загрузила снимок трёхлетней давности, где она на фоне моря в Анапе смотрелась ещё довольно прилично. Последняя семейная поездка перед разрывом — Сергей тогда уже наверняка крутил шашни с этой своей Викой из отдела снабжения, а она не замечала, дура набитая.
Наталья Петровна отодвинула ноутбук и схватилась за голову. Разве может в интернете найтись кто-то нормальный? Одинокие алкоголики, импотенты и альфонсы — вот кто там сидит. Сердце бешено колотилось, словно она тайком воровала конфеты из вазочки у директрисы школы. На соседней кухне громко защёлкала клавишами пишущей машинки одинокая старая учительница химии Елизавета Марковна — своеобразный таймер конца дня в этом муравейнике под названием «типичная пятиэтажка на окраине провинциального городка».
К утру на её анкету откликнулись семнадцать мужчин. Наталья Петровна едва не выплеснула растворимый «Якобс» на клавиатуру, когда увидела это число. У Вилкина из бухгалтерии наверняка бы волосы на руках встали дыбом от такой популярности их «синего чулка», как он её называл, думая, что она не слышит.
«Какая милашка! Давай встретимся сегодня? Могу приехать к тебе», — писал некто с ником «Граф_Дракула» и фотографией, где был запечатлён голый торс с татуировкой в виде черепа со змеями. Судя по дряблым складкам на животе, графу было далеко за пятьдесят, и кладбище он посещал не только в качестве вампира.
— Господи, куда я попала, — пробормотала она, чувствуя, как краснеет ещё сильнее, хотя казалось, что это невозможно. — Пожалуй, это была ошибка.
«Привет, красатка!!!! Не хош шампусика попить и расслабитса???» — интересовался «Бизнесмен_52» с фотографией на фоне чужого «Мерседеса» (она узнала машину директора соседнего супермаркета, на фоне которой фотографировались все желающие).
«Ищу женщину для серьёзных отношений. Живу с мамой. Своя комната в трёхкомнатной квартире, работаю сварщиком. Не пью (только по праздникам). Дети от первых двух браков взрослые», — сообщал «Василий_Тёркин_2.0», судя по фото — ровесник её отца.
Любопытство пересилило, и она продолжила листать. Недаром же Маша Синицына, молоденькая девчонка из отдела кадров, говорила, что сайты знакомств — это «аттракцион «Комната страха» для взрослых».
Среди множества сомнительных кандидатов выделялся один — Аркадий Семёнович, 51 год, преподаватель истории, вдовец. У него было интеллигентное лицо с едва заметными морщинками у глаз, аккуратно подстриженная борода с проседью и очки в тонкой оправе — типичный советский интеллигент, застрявший между эпохами, как муха в янтаре. «Добрый день, Наталья Петровна, — написал он. — Мне понравилась Ваша анкета. Если не возражаете, хотел бы познакомиться ближе. С уважением, Аркадий».
Она ответила сразу, хотя знала, что это выглядит нетерпеливо, словно пятиклассница у доски, знающая ответ. Но в её возрасте играть в недотрогу было глупо — как плюшевым мишкой в сорок лет. Времени оставалось не так много — скоро пенсия, морщины вокруг глаз не замаскировать никаким тональником с «эффектом сияния» за 119 рублей, а потом и... Нет, о старости думать не хотелось. «Когда я буду немощной, Оля едва ли потянет уход за матерью на свою аспирантскую стипендию», — эта мысль вспыхивала иногда по ночам, заставляя просыпаться в холодном поту.
Они переписывались две недели. Аркадий оказался начитанным, остроумным собеседником — хотя немного занудным, как и положено историку. Он рассказывал о своей работе в гимназии (частной, что немного кольнуло Наталью — её зарплата муниципального бухгалтера вряд ли дотягивала до его), о поездках со школьниками по историческим местам, о своей страсти к военной истории — особенно к Отечественной войне 1812 года. «Как будто мы Наполеона вчера разбили», — иронизировала она про себя, но вслух (вернее, в переписке) поддерживала его энтузиазм.
У него был взрослый сын, который жил в Канаде, занимался там какими-то IT-технологиями и, судя по отрывочным упоминаниям, особо не горел желанием возвращаться на родину. «Вот оно, современное поколение, — думала Наталья. — Сорит моими деньгами в интернете, топчет американские газоны и пьёт кофе из стаканчиков с крышечками».
«Хотите встретиться в эту субботу? — написал Аркадий наконец. — Я мог бы показать Вам выставку старинных монет в краеведческом музее. Там есть уникальный экземпляр петровского рубля!»
Наталья Петровна прочитала это предложение трижды, мысленно подсчитывая, когда в последний раз была на свидании. Встреча с директором ЖЭКа по поводу протекающей крыши не в счёт, хотя он и смотрел на её ноги дольше, чем на акты о затоплении. Глубоко вдохнув и выдохнув, она написала: «С удовольствием. Как насчёт встречи у входа в музей в 14:00?» Энтузиазма по поводу монет она не испытывала, но ведь не в ночной клуб же идти в её возрасте, в самом деле.
Она примеряла седьмое платье, когда в дверь позвонили. Наталья Петровна вздрогнула и уронила шкатулку с бижутерией — оставшийся с перестроечных времён янтарный комплект посыпался по застеленному линолеумом полу, как жёлтый горох. Взглянув на часы с выцветшим циферблатом (подарок отдела на 10-летие работы), она растерялась — до встречи оставалось ещё три часа. Кто мог прийти?
На пороге стояла дочь с огромной спортивной сумкой, с трёх сторон украшенной фирменными нашивками, и зарёванным лицом. По ступенькам она явно поднималась пешком — лифт в их доме работал по принципу «если очень захотеть, можно в космос полететь».
— Мам, я от Дениса ушла, — сказала она вместо приветствия, шмыгая покрасневшим носом. — Можно у тебя пожить?
От этих слов у Натальи Петровны сердце пропустило удар. Оля с Денисом жили вместе четыре года, снимая квартиру на деньги, которые он зарабатывал фрилансом, настраивая сайты для местных бизнесменов, а она подрабатывала репетиторством по истории и занималась диссертацией. Казалось, у них всё было хорошо — во всяком случае, лучше, чем у неё самой с Сергеем даже в первые годы брака.
— Что случилось? — только и смогла спросить она, пропуская дочь внутрь.
— Он изменил мне, — Ольга сжала губы, сдерживая слёзы. — С сестрой принесло ещё одного рыбака! С этой своей коллегой Настей. У неё тату на пол-спины и силиконовая грудь — что он в ней нашёл? Ведь я... у меня...
Наталья Петровна обняла дочь, и та разрыдалась на её плече, размазывая тушь по блузке, которую мать приготовила для свидания. «Блузка от «Инсити», со скидкой 70%, последняя на распродаже, к которой я три месяца присматривалась», — мелькнуло в голове, но она тут же одёрнула себя. Какая блузка, какое свидание, когда у дочери горе!
История Ольги, всхлипывающе изложенная между глотками чая с мятой и корвалолом, была стара как мир: Денис задерживался на работе, постоянно переписывался с кем-то, а вчера она нашла в его компьютере переписку с некой Анастасией, не оставляющую сомнений в характере их отношений.
«Как у Сергея с этой его Викой», — подумала Наталья Петровна, вспоминая собственное унижение. Тогда она тоже нашла переписку — забыл выйти из мессенджера на их общем компьютере. Увольняться пришлось ей — невыносимо было каждый день видеть их вместе в коридорах бухгалтерии, слушать сплетни за спиной. Мысли о предстоящем свидании с Аркадием улетучились сами собой, как будто корова языком слизнула.
«Простите, Аркадий, — написала она позже. — У меня непредвиденные семейные обстоятельства, встречу придётся отложить». Ответа не последовало, только одинокая галочка прочтения. Ольгу она уложила на диване в гостиной, застелив его свежими простынями с вышитыми пионами — память о приданом матери, вытертом до белизны за десятилетия стирок.
Ольга осталась жить у матери. «Временно, пока не найду что-нибудь», — сказала она, но недели складывались в месяц, а поисками жилья дочь, казалось, не занималась. Денис звонил, приходил с дешёвыми букетами из ближайшего ларька (гвоздики и хризантемы — эконом-вариант раскаяния), просил прощения, но дочь была непреклонна, как турникет в метро без жетона.
— Наступи на горло собственной гордости, — увещевала Наталья Петровна, глядя, как дочь мрачнеет день ото дня. — Он ведь раскаивается. И квартира у вас хорошая была, с ремонтом.
— Ты всегда так, мам, — ворчала Ольга, залезая с ногами на продавленный диван и включая очередной сериал на ноутбуке. — Готова всех прощать, как тряпкой быть. У тебя синдром жертвы. И с папой так было — он на тебе ездил, как на лошади.
Наталья Петровна молчала, механически нарезая морковь для борща. С бывшим мужем действительно всё закончилось некрасиво. «На что ты потратил мою жизнь?» — кричала она тогда, когда он объявил, что уходит к Вике, молодой финансистке, только-только окончившей университет. «Жаль, что природа не наделила тебя мозгами, только обидами», — ответил он, и это больнее всего ударило по её самооценке, годами лежавшей на дне мусорного бака. Она потом долго плакала в подушку, чтобы дочь не видела её слёз. «Сумела же я вырастить Ольгу, — напоминала она себе. — Значит, не совсем дура».
Аркадий больше не писал. Она заходила на сайт, проверяла сообщения, но от него ничего не было. Он прислал короткое «Понимаю» в ответ на её отказ и пропал, словно его аккаунт был виртуальным призраком, а не реальным человеком. «Ну и правильно, наверное, — думала Наталья. — Зачем ему женщина с проблемами и взрослой дочерью, когда вокруг полно одиноких и независимых, без довеска в виде детей на шее?»
Шли дни, складываясь в недели скучной рутины. В платёжках за коммуналку добавилась новая строка — за воду и электричество теперь платили на двоих, а зарплату никто не поднимал. Ольга целыми днями лежала на диване, обновляла социальные сети, читала «умные» статьи из интернета о том, как пережить предательство, и сотрясала воздух своими томными вздохами. Иногда она ходила на встречи по поводу диссертации, но чаще отпрашивалась, ссылаясь на «моральное выгорание».
Наталья Петровна ходила на работу в бухгалтерию, стоя в переполненном автобусе 40 минут в окружении закутанных в шарфы лиц, готовила ужины на двоих, экономя на мясе и фруктах, смотрела на дочь и понимала, что та постепенно садится ей на шею. И тащи её теперь, как вьючная лошадь, — не сбросишь же собственного ребёнка.
«Синдром ломовой лошади, — подумала она однажды, когда стирала носки дочери вместе со своими. — Вот что у меня. Всю жизнь кого-то тащу — мужа, дочь, работу. А кто потащит меня, когда сил не останется?»
А потом — звонок в дверь. Наталья Петровна даже вздрогнула — гостей не ждали, Оля уехала на встречу с научным руководителем, а соседка снизу могла полдня колотить в потолок шваброй, если ей казалось, что сверху шумят, но звонить в дверь никогда не приходила — боялась близкого контакта с «этими городскими», как она называла жителей своего же дома.
На пороге стоял Аркадий с букетом полевых цветов и выражением нерешительности на лице. На нём был потёртый твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях — привет из фильмов про английских профессоров — и шерстяной шарф, обёрнутый вокруг шеи явно от нервов, а не от холода. Мартовское солнце уже начинало пригревать, а снег превращался в бурую жижу, предательски обрызгивающую всё вокруг.
— Простите за вторжение, — сказал он, нервно потирая шею. — Вы не отвечали на сообщения, и я подумал... вы писали адрес в нашей переписке... в общем, я волновался. Это, наверное, неуместно, но я...
Аркадий замялся, и Наталья Петровна заметила, как у него нервно дёргается левый глаз. За его спиной маячила соседка с верхнего этажа — та самая, что собирала сплетни со всего дома и разносила их быстрее, чем «Почта России» письма с налоговыми уведомлениями.
— Проходите, — она пропустила его в квартиру, лихорадочно соображая, что сказать, и оглядывая беспорядок: вещи Ольги в коридоре, немытая посуда в раковине, кошка, нахально развалившаяся на стопке старых газет.
— Я должен был позвонить сначала, — Аркадий протянул ей букет. Цветы были слегка примяты, словно он долго держал их в руке перед тем, как решиться позвонить.
— Ничего страшного, — Наталья Петровна взяла цветы, отметив про себя, что это первый букет за последние... сколько же, пять лет? Или шесть? — Проходите на кухню, я заварю чай. Только не обращайте внимания на беспорядок — у нас тут некоторые перемены.
Через пятнадцать минут, когда они сидели за кухонным столом со скатертью в цветочек (ещё материнское наследство), и пили чай из треснувших чашек с надписью «Сочи-2014» (подарок профкома), в дверь снова позвонили.
Из комнаты выглянула заспанная Ольга — оказывается, она не уехала, а просто спала, наушники выпали из ушей.
— Ой, а это кто? — спросила она, оглядывая Аркадия с головы до ног, как редкий экспонат в зоопарке.
— Это... мой друг, — выдавила Наталья Петровна, краснея и заикаясь.
— Друг? — Ольга приподняла бровь. — У тебя есть друг-мужчина? Тот самый, из-за которого ты красила волосы в прошлую пятницу? Вот это новость!
— Я Аркадий, — представился он, поднимаясь и протягивая руку. — Преподаю историю в гимназии.
— Оля, — дочь пожала его руку. — Пишу диссертацию по истории Второй мировой войны.
То, что произошло дальше, Наталья Петровна не могла предсказать даже в самых радужных фантазиях. Аркадий и Ольга разговорились. Оказалось, что её дочь в университете специализировалась как раз на истории Второй мировой — теме, в которой Аркадий был настоящим экспертом. Он даже побывал на раскопках в местах боёв под Ржевом. Они увлеченно обсуждали какие-то военные операции, спорили о роли Сталина, цитировали каких-то малоизвестных генералов.
Наталья Петровна заваривала третий чайник и думала о том, как странно всё обернулось. Её дочь, обычно такая замкнутая и раздражительная в последнее время, оживилась и заговорила. А Аркадий вдруг превратился из скучноватого зануды, каким представлялся по переписке, в увлечённого рассказчика. Тема войны оживляла его, как вода оживляет засохший цветок.
Когда они пили чай с принесённым Ольгой печеньем (откуда-то взялись запасы, которых она не доставала для матери), Ольга вдруг сказала:
— Мам, а ты мне никогда не рассказывала, что у тебя есть такой интересный друг. Вот видишь, я правильно говорила: нужно встречаться с людьми! — В её глазах мелькнула плохо скрываемая ирония. — А я уж думала, ты так и будешь по вечерам эти свои турецкие сериалы смотреть.
— Мы недавно познакомились, — пробормотала Наталья Петровна, чувствуя, как предательски краснеют уши — верный признак волнения с детства.
— На сайте знакомств, — добавил Аркадий и улыбнулся. — «Вторая половинка». Ваша мама там написала очень интересную анкету. Не каждый день встретишь женщину, которая в графе «хобби» указывает «чтение исторических романов и уход за кактусами».
— На сайте знакомств?! — Ольга чуть не выронила чашку. — Мама?! Вот так номер!
Холод растекся по телу Натальи Петровны. Сейчас дочь высмеет её, скажет, что в её возрасте уже поздно искать счастье, что это всё глупости и самообман одинокой женщины...
— Вот это да! — неожиданно искренне воскликнула Ольга. — А я-то думала, ты так и будешь вечно одна куковать. Молодец, мам! Не зря я тебе твердила про сайты знакомств! Дениска вот тоже там сидит, оказывается, — эта мысль вернула ей прежнюю мрачность. — Только ищет он там не кактусоводов, а силиконовых куриц с татуировками.
В этот момент что-то неуловимо изменилось. Словно выключили очень яркий свет, и в полумраке стало вдруг спокойнее и уютнее. Наталья Петровна посмотрела на свою кухню другими глазами — маленькую, с облупившимся подоконником и колченогими табуретками. Но сейчас она казалась почти... уютной? Впервые за долгое время стены не давили, а словно раздвинулись, впустив свежий воздух.
— А знаете, — сказал вдруг Аркадий, кивнув на стопку учебников на шкафу, — я сам чуть не бросил диссертацию после смерти жены. Кому нужны эти изыскания, когда жизнь ломается на части?
— Правда? — Ольга подняла голову. — И что вас остановило?
— Моя научная руководительница, Маргарита Павловна, — улыбнулся он. — Старая закалка, знаете ли. Сказала: «Аркаша, горе горем, а наука вечна. Отвлекись на что-то большее, чем ты сам». И была права.
— Мой руководитель скорее скажет: «Ольга, если к пятнице не будет главы — идите к другому», — скривилась дочь.
— Так отнесите ему главу, — вдруг сказал Аркадий тоном, который Наталья прежде не слышала — твёрдым, почти отеческим. — Чем рыдать по человеку, который этого не стоит, лучше сделайте то, что поможет вам самой.
Ольга открыла рот, собираясь возразить, но неожиданно замолчала. Посмотрела на мать, потом на Аркадия. На её лице впервые за последние недели мелькнуло что-то похожее на задумчивость, а не обиду.
— Пожалуй, я пойду поработаю над текстом, — она поднялась, взяла свою чашку и остановилась в дверях. — Буду в комнате, если что. Приятно познакомиться, Аркадий. Почаще заходите, а то мама совсем закиснет со своими бухгалтерскими отчётами.
Когда дочь ушла, Наталья посмотрела на гостя с удивлением:
— Как вам это удалось? Она уже месяц не притрагивалась к диссертации.
— Ничего особенного, — пожал плечами Аркадий. — Просто иногда проще услышать правду от постороннего человека. Знаете, — он вдруг замялся, — я хотел пригласить вас на концерт в филармонию в эту субботу. Фортепианный вечер. Если, конечно, у вас нет других планов.
— Нет, — слишком поспешно ответила Наталья Петровна и осеклась. — То есть, да, я бы с удовольствием пошла.
Неделя до субботы тянулась бесконечно. Наталья Петровна перемерила весь свой скромный гардероб и в итоге решилась на отчаянный шаг — потратить часть отложенных на ремонт ванной денег на новое платье. Не бальное, конечно, но приличное тёмно-синее платье с длинными рукавами из магазина «Снежная королева» — последняя модель со скидкой 50%, всё равно выходило дороже её обычных покупок из секонд-хенда.
Странным образом после визита Аркадия что-то изменилось и в Ольге. Она по-прежнему сидела дома, но уже не только на диване — всё чаще за ноутбуком, стуча по клавишам с таким остервенением, словно каждая буква была личным врагом. А однажды вечером она объявила:
— Мам, я завтра на кафедру поеду. Руководитель просил главу привезти.
Наталья Петровна чуть не уронила сковородку:
— Ты дописала?
— Ещё нет, но уже близко, — Ольга вздохнула. — Знаешь, твой Аркадий прав. Может, Денис и идиот, но я-то нет. Не буду терять год из-за его похождений.
«Твой Аркадий», — эти слова эхом отдавались в голове Натальи. Нет, конечно, он не её. Просто знакомый, просто... Но червячок надежды уже пробудился и копошился где-то внутри.
В субботу Наталья Петровна собиралась с особой тщательностью. Даже достала из недр шкафа старые лодочки на невысоком каблуке — ещё советского производства, но удивительно удобные. Подвеска с янтарём, сохранившаяся со студенческих лет, неожиданно хорошо подошла к платью.
— Ну ты прямо как Золушка на бал, — хмыкнула Ольга, наблюдая за сборами. — Только карету не вызывай — таксисты сейчас такие цены ломят.
— Он заедет за мной, — тихо сказала Наталья Петровна, и сама удивилась своим словам. Когда она в последний раз собиралась на настоящее свидание? Кажется, при другом президенте.
Аркадий приехал точно в назначенное время. Не на карете, конечно, а на видавшей виды «Ладе Калине» болотного цвета. При виде Натальи его глаза заметно расширились, а сам он вдруг принялся нервно поправлять галстук.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал он, и что-то в его голосе заставило её поверить — не дежурный комплимент, действительно так думает.
Филармония встретила их гулом голосов и запахом духов. Наталья Петровна чувствовала себя неловко — отвыкла от таких мест, от нарядных людей, от самого ощущения праздника. Их места оказались в партере, и она невольно задумалась о цене билетов. Учительские зарплаты, конечно, выше, чем у бухгалтеров, но всё же...
— Мой бывший ученик работает здесь администратором, — словно прочитав её мысли, пояснил Аркадий. — Сделал скидку для старого учителя.
Играли Шопена. Наталья Петровна никогда особенно не разбиралась в классической музыке, но эти звуки что-то тревожили внутри, словно кто-то осторожно касался давно забытых струн. Она скосила глаза на Аркадия — он сидел, прикрыв веки, погружённый в музыку, как в тёплую ванну. Его руки, сложенные на коленях, чуть подрагивали, словно сами играли по невидимым клавишам.
Она вдруг подумала: «Давно я не видела таких увлечённых людей». Сергей в последние годы увлекался только футболом по телевизору да новой машиной соседа. А этот немолодой, не слишком привлекательный мужчина с блестящей проплешиной сидит, затаив дыхание, и в глазах его — целый мир.
После концерта они гуляли по вечернему городу. Аркадий рассказывал историю каждого старого здания, каждой улицы. Оказывается, их маленький городок таил столько историй — от купцов-меценатов до подпольных революционеров. Холодный мартовский воздух пах талым снегом и близкой весной.
— Хотите зайти куда-нибудь погреться? — спросил Аркадий, заметив, что она начала зябко поводить плечами.
— Если только недорого, — вырвалось у Натальи Петровны, и она тут же прикусила язык. Вечно эта привычка экономить, считать копейки!
Но Аркадий только улыбнулся:
— Я знаю отличное место. Кофе там, правда, растворимый, зато пирожки настоящие, как в советской столовой.
Кафе оказалось крошечным, на три столика, с пожилой официанткой, помнившей, кажется, ещё Брежнева. Они заказали кофе и яблочный пирог.
— Скажите, Аркадий, — решилась наконец Наталья Петровна. — Почему вы... ну, обратили внимание на мою анкету? Там же столько молодых женщин.
Он помолчал, размешивая сахар в чашке.
— Знаете, после смерти Нины — моей жены — я долго не мог себя заставить даже смотреть на других женщин. Потом решил, что пора как-то жить дальше. Зарегистрировался на этом сайте. И начал общаться.
Он вздохнул, и Наталья заметила тень, пробежавшую по его лицу.
— Сначала писал молодым, как вы говорите. Но быстро понял — не моё. Они другие, из другого мира. Тикток, инстаграм, селфи на фоне бокалов с вином... А потом увидел вашу анкету. Такую... настоящую. Без фильтров, без вычурных фраз. И кактусы эти, — он усмехнулся. — У Нины тоже были кактусы. Целая коллекция.
Наталья Петровна почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Вот так просто — без вычурных слов и пафоса, этот человек сказал ей то, что она не слышала уже много лет: ты настоящая. Не лучшая, не идеальная, просто — настоящая.
— У меня всего один кактус, — зачем-то сказала она. — И тот еле живой.
— Значит, будем выхаживать, — просто ответил Аркадий.
Когда он подвёз её к дому, уже стемнело. В окнах квартиры горел свет — Ольга была дома. Наталья Петровна замешкалась, не зная, как попрощаться. Поцелуй? Рукопожатие? Что принято в их возрасте?
— Спасибо за чудесный вечер, — сказала она наконец.
— Это вам спасибо, — ответил Аркадий. — Давно я так... по-человечески не проводил время.
Они замолчали, и в тишине было слышно, как где-то вдалеке лает собака.
— Я позвоню вам завтра, — сказал он. — Если можно.
— Можно, — кивнула она.
Когда Наталья Петровна поднималась по лестнице, она вдруг поймала себя на мысли, что улыбается, как девчонка. Вот бы посмотрели соседки с их вечным «она как неживая»!
Через две недели Ольга объявила, что возвращается к Денису.
— Ты уверена? — нахмурилась Наталья Петровна, помешивая суп на плите.
— Нет, — честно ответила дочь. — Но мы поговорили. Он признался, что это была просто интрижка. И попросил прощения. Сказал, что любит только меня.
— И ты ему веришь?
— Не знаю, — Ольга пожала плечами. — Но жить надо дальше, как говорит твой Аркадий. Надо зарыть топор войны и попробовать ещё раз.
Наталья Петровна только покачала головой. Молодость наивна и нетерпелива. Но кто она такая, чтобы осуждать? Она, которая сама поверила в возможность начать всё сначала в сорок три года.
Вечером, когда Ольга уже ушла, забрав свои вещи, Наталья Петровна сидела на кухне и смотрела в окно. Квартира казалась непривычно тихой. В дверь позвонили.
Аркадий стоял на пороге с пакетом из супермаркета.
— Решил заехать, проведать вас, — сказал он. — Ольга написала мне, что вернулась к своему парню. Подумал, что вам, возможно, одиноко.
— Вы переписываетесь с моей дочерью? — удивилась Наталья Петровна.
— Она спрашивала меня о каких-то исторических источниках, — смутился Аркадий. — Для диссертации. Я дал ей номер телефона.
— Проходите, — Наталья Петровна пропустила его в квартиру. — Только у меня не прибрано.
— У меня ещё хуже, — махнул рукой Аркадий. — После смерти жены так и не освоил толком всю эту бытовую науку. Вечно что-нибудь подгорает или не достирывается.
Он достал из пакета бутылку красного вина и коробку конфет.
— Подумал, что можно отметить возвращение к спокойной жизни, — сказал он. — Без молодёжи и их драм.
— Я не большой знаток вин, — призналась Наталья Петровна.
— Я тоже, — улыбнулся Аркадий. — Это самое дешёвое в магазине.
Они рассмеялись одновременно, и что-то в этом смехе было такое... искреннее, такое настоящее. Как будто двое уставших от жизни людей наконец сняли маски и признались: да, мы не идеальны, не богаты, не знаем толк в винах, и что с того?
Они пили терпкое вино из старых стаканов с советскими узорами (заварочный чайник стоял рядом — на случай прихода участкового или соседей), говорили о работе, о детях, о прошлом и будущем. О разводе Натальи и о смерти жены Аркадия. О финансовых сложностях и коммунальных счетах. Обо всём, что составляло их обычную, не слишком счастливую, но и не трагическую жизнь.
— Знаете, — сказал Аркадий, когда бутылка опустела наполовину, а за окном уже стемнело, — я давно не чувствовал себя так... спокойно рядом с человеком.
— И это странно, — отозвалась Наталья Петровна. — Мы же почти не знаем друг друга.
— Может быть, дело в возрасте? — предположил он. — В молодости стараешься произвести впечатление, доказать что-то. А сейчас... Что нам доказывать? Мы такие, какие есть.
— Мне нравится, какой вы есть, — неожиданно для себя сказала Наталья Петровна и тут же испугалась своей смелости.
Аркадий посмотрел на неё внимательно. И вдруг протянул руку, осторожно убирая прядь волос с её лица.
— А мне нравится, какая вы есть, — просто сказал он.
Утром Наталья Петровна проснулась с ощущением тепла и покоя. Впервые за долгое время она выспалась и не чувствовала тревоги при мысли о наступающем дне. За окном сияло апрельское солнце, заливая кухню золотистым светом. Даже старые обои казались не такими унылыми.
Кактус на подоконнике вдруг выпустил крошечную ярко-розовую почку. Наталья Петровна подошла ближе, не веря своим глазам. Пять лет это растение торчало безжизненным столбиком, а тут — такое чудо.
Она улыбнулась своему отражению в оконном стекле. Жизнь продолжается. И, возможно, лучшая её часть только начинается.
