«Любезный мой друг
Александр Сергеевич, я получила ваше письмо и деньги, которые вы мне прислали. За все ваши милости я вам всем сердцем благодарна — вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только, когда засну*, то забуду вас и ваши милости ко мне. Ваша любезная сестрица тоже меня не забывает. Ваше обещание к нам побывать летом меня очень радует. Приезжай, мой ангел, к нам в Михайловское, всех лошадей на дорогу выставлю. Наши Петербур.<гские> летом не будут, они [все] едут непременно в Ревель. Я вас буду ожидать и молить Бога, чтоб Он дал нам свидиться**. Праск.<овья> Алек.<сандровна>*** приехала из Петерб.<урга> — барышни вам кланяются и благодарят, что вы их не позабываете, но говорят, что вы их рано поминаете, потому что они слава Богу живы и здоровы. Прощайте, мой батюшка, Александр Сергеевич. За ваше здоровье я просвиру вынула и молебен отслужила, поживи, дружочик, хорошенько, самому слюбится. Я слава Богу здорова, цалую ваши ручки и остаюсь вас многолюбящая няня ваша Арина Родивоновна****.
Тригорское».*****
* Вполне вероятно, что суеверная А. Н. Вульф заменила здесь произнесённое няней слово «умру».
**Слово, данное Арине Родионовне в письме в феврале, «дружочик» сдержал, появился в Михайловском в последних числах июля и прожил там два с половиной месяца. Это была их последняя встреча.
***Речь идёт о П. А. Осиповой.
****Выделено в подлиннике.
*****Письмо писано, под диктовку, Анной Николаевной Вульф 6 марта 1827 г. Можно предположить, что Annette слегка при этом редактировала речь 69-летней женщины.
Итак, письмо написано 6 марта 1827 года. Значит, ровно через полгода, как в Михайловское из Пскова прибыл фельдъегерь с повелением, что Пушкин в его сопровождении должен явиться в Москву. О настроении, царившем тогда в Михайловском по получении предписания, сохранилось свидетельство пушкинского кучера Петра:
«...все у нас перепугались. Да как же? Приехал вдруг ночью жандармский офицер из городу, велел сейчас в дорогу собираться, а зачем — неизвестно. Арина Родионовна растужилась, навзрыд плачет. Александр-то Сергеич её утешать: “Не плачь, мама, говорит, сыты будем, царь хоть куды не пошлёт, а всё хлеба даст”».
С другой стороны, письмо написано за год с третью до смерти «многолюбящей» няни. Надо полагать, что каждый, хоть немного сведущий о Пушкине, в курсе о его няне: что была такая, что звали Ариной Родионовной, что Пушкин её очень любил, а продвинутые вспомнят даже строки поэта:
«Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя…»
или
«Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей…»
Так-то оно так, а что ещё нам известно о её жизни, о смерти и о той мере, в какой она присутствовала в судьбе Пушкина? Приходится признать, что сведения о няне невероятно скудны. Известное же в большинстве своём восходит к романтическому, поэтическому мифу о няне, созданному самим Пушкиным, позже продолженному его друзьями. Начать с того, что мы почти не знаем, какой она была в действительности. Из описаний её внешности можно отметить лишь несколько строк из воспоминаний Марии Осиповой («Рассказы о Пушкине, записанные М. И. Семевским»): «…старушка чрезвычайно почтенная — лицом полная, вся седая, страстно любившая своего питомца, но с одним грешком — любила выпить…» У поэта Н. Языкова, в его воспоминаниях можно прочитать про неожиданную её подвижность, несмотря на полноту: «…она была ласковая, заботливая хлопотунья, неистощимая рассказчица, порой и весёлая собутыльница». Современники писали, что она была словоохотлива и болтлива. Всё.
Но далее, приняв за истину только что процитированное, будем задавать вопросы. Первый из них: как звали няню?
Писатель Михаил Филин, в своей книге о няне поэта, изданной в серии «ЖЗЛ» (2008), хотя и изъявляет о намерении соблюсти желательный в научно-художественном исследовании этикет, и книгу называет «Арина Родионовна», и няню именует «Ариной Родионовной», и добавляет, что фамилия её была в девичестве «Яковлева», а после замужества — «Матвеева».
Давайте разбираться. Мы, теперешние, имеем странную привычку судить о том о сём с высоты сегодняшнего дня. Но, исходя из того, что няня жила очень давно и была из крестьянского сословия да к тому же крепостной, фамилии у неё не было и не могло быть. Мы ведь не удивляемся, что долгие годы советские крестьяне не имели паспортов и не имели возможности, без паспорта, сменить место жительства. Поэтому не надо удивляться и тому, что рождённая в 1758 году крепостная, принадлежавшая графу Ф. А. Апраксину, позже, после продажи имения с людьми, перешедшая в собственность прадеда Пушкина Абрама Петровича Ганнибала, фамилии не имела. Владельцу крепостного, будь тот мужского или женского роду-племени, его фамилия была без надобности, достаточно было имени. Именно оно указывалось в церковных книгах при записи факта рождения и смерти.
Теперь, чтобы продолжить, зададим следующий вопрос: где родилась няня?
Самый распространённый ответ: родилась 10 (21) апреля 1758 года в деревне Суйда (ныне — село Воскресенское). Хотя, правильнее будет сказать, уточнить — в полуверсте от мызы* Суйда, в деревне Лампово (Lamppula) Копорского уезда Санкт-Петербургской губернии.
* Мыза — отдельно стоящая усадьба с хозяйством, поместье. Слово (от латыш.muiža) употреблялось в северной и западной частях Санкт-Петербургской губернии и относилось к петербургскому говору.
Уточнение можно продолжить. Официально в XVIII веке почти все крепостные крестьяне Санкт-Петербургской губернии причислялись к русским. Хотя известно, что окрестности Суйды на самом деле в большинстве своём населяли ижорцы — потомки народа, носившего название «чудь», и чухонцы: те и другие относятся к представителям финно-угорских народов, которых объединяет родство языков. Кем именно была няня Пушкина — мнения специалистов на сей счёт расходятся. И ещё один штрих: родилась она в местах традиционного поселения старообрядцев.
Надо полагать, что своей церкви в деревне Лампово не имелось (потому как деревня, а не село), поэтому новорождённую записали в суйдинской Воскресенской церкви (после строительства церкви мыза (вместе с прилегающими к ней деревушками) получила право называться селом). В метрической записи о рождении указано, что у крестьянина Родиона Яковлева родилась дочь Иринья. Там же спустя 23 года, согласно церковной записи от 5 февраля 1781 года, были повенчаны «деревни Кобрино крестьянский сын отрок Фёдор Матвеев, села Суйды с крестьянской дочерью, девкою Ириньею Родионовой, оба первым браком». Выйдя замуж, она получила разрешение переехать к мужу в деревню Кобрино Софийского уезда (недалеко от Гатчины)* и прожила там 16 лет. В 1782 году у них родился сын Егор, через четыре года — дочь Надежда, затем через два года — дочь Мария, в 1797 году родился последний ребёнок — сын Стефан.
* Деревня Кобрино Гатчинского района Ленобласти находится на левом берегу речки Кобринки, притока Суйды. В 1974 году в отреставрированной избе, крошечной и малопривлекательной, где жила няня и её семья, местные жители открыли музей. Что из себя представляет изба? Одна горница, сени и хлев, топится «по-чёрному».
Делаем выводы: настоящее имя няни Иринья*, или традиционное Ирина. Но сначала в домашнем кругу, а потом и шире её стали называть Ариной. Не исключён вариант, что к переименованию имел отношение кто-то из хозяев, решивший, что вместо «Иринья» или «Ирина» благозвучней и проще будет «Арина» (хорошо ещё что не стали кликать какой-нибудь Акулькой. Такое тоже запросто могло быть).
* Иринья — имя имеет очевидные северно-русские, поморские корни.
Далее обращаем внимание на отражённый в документе факт: у крестьянина Родиона Яковлева венчается дочь Иринья Родионова. Почему так? Ошибки здесь никакой нет. Просто «именная формула» крепостных крестьян до середины XIX века была двучленной: одна часть — это личное имя (в нашем случае Иринья), вторая часть — родовое имя, которая присваивалось ребёнку по имени отца. То есть у отца Родиона была Иринья Родионова (дочь Родиона). Иногда такое слово «дочь» или «сын» даже добавлялось. Чаще ограничивались формой притяжательного прилагательного с суффиксом -ов[а], -ев[а] (-лев[а]) или -ин[а]*. Поэтому в документах того времени (метрические церковные книги, исповедные росписи, ревизские сказки) она называлась по отцу — Родионовой (Иринья дочь Родиона), а в быту — Родионовной. Никому из современников называть её ни Яковлевой (в девичестве), ни Матвеевой (в замужестве) и в голову прийти не могло.
* Как таковые отчества с суффиксами -ович, -овна, -евич (-левич), -евна (-левна) у крестьян в официальных документах не использовались до 1917 года.
В подтверждение можно привести ещё один конкретный факт, чтобы далеко не ходить за примером, сослаться на пункт 7 ревизской сказки села Михайловского за 1816 год. В нём приведён состав семьи двора 66 (это как раз семья овдовевшей няни поэта). Читаем и видим: сын Ирины Родионовой и Фёдора Матвеева, став главой семьи, именуется как Егор Фёдоров (сын Фёдора), а не Матвеев.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—90) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!»
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Эссе 52. Когда находила на Пушкина такая дрянь (так называл он вдохновение)…
Эссе 58. Пушкин Вяземскому: «У моей мадонны рука тяжеленька»
Эссе 59. Александра Фёдоровна занималась, назовём вещи своим именем, сводничеством
