Дмитрий Сергеевич Лихачев однажды заметил, что о нравственном здоровье нации можно судить по состоянию ее библиотек. Сюда можно добавить: об умственном здоровье народа и общества можно судить по состоянию его языка — чем язык беднее, тем, к сожалению, ниже умственное развитие его носителя.
Терпимость к ошибкам в СМИ (отмеченная почти у 50% реципиентов), говорит о том, что наше общество близко к формированию такого языкового сознания, в котором сленг, элементы просторечия и ненужные, избыточные заимствования становятся его органической частью, представляя специфические нормы и стереотипы социального поведения. Формируется сознание «странных» (М.К. Мамардашвили) людей, не способных к рефлексии, не готовых самостоятельно аргументировать позицию. Эти «странные» люди не способны уже к восприятию художественного текста, требующего напряженного ума, индивидуальных усилий для понимания.
Проверьте себя, если в парфюмерном магазине Вы говорите кремЫ, а не КремА, на Вас смотрят как на идиота. Орфоэпическая и грамматическая норма не в почете. А как говорят многие «с Москвы» или «мое День рождение»…
В современном обществе большая роль в определении языковой, социально-психологической и культурной жизни отведена СМИ. Прочно войдя в нашу жизнь, СМИ оказывают влияние и на мышление, и на мировосприятие людей, и на современную культуру. Именно язык СМИ относят к одной из основных форм языкового существования, так как, обладая самыми современными средствами распространения, он играет роль своеобразной модели национального языка, активно воздействуя на литературную норму.
В 1916 году футурист Зданевич написал пьесу без соблюдения нормативных правил орфографии и с применением «олбанскава изыка». Появившийся в 2000-е годы язык падонков, орфография которого построена по схожим принципам, иногда называется и «албанским языком», но совпадение с опытом Зданевича случайно.
«Падонкаффский», или «олбанский» язык распространившийся в Рунете в начале 2000-х годов — стиль употребления русского языка с фонетически почти верным (с некоторыми исключениями вроде медвед, зайчег, креведко и т. п.), но орфографически нарочно неправильным написанием слов (т. н. эрративом), частым употреблением ненормативной лексики и определённых штампов, характерных для сленгов. Чаще всего используется при написании комментариев к текстам в блогах, чатах и веб-форумах. Сленг породил множество стереотипных выражений и интернет-мемов, в частности, с ним связывают мемы «превед» и «дратути».
Осмысление национальной ментальности в категориях языка, языковых преобразований рубежа XX–XXI вв., оказавших значительное влияние на процесс становления современной языковой личности сейчас занимает многих ученых.
Еще в прошлом веке американский писатель Энтони Бёрджесс в романе «Заводной апельсин» выразил идею языковой идентичности:
«Словарь моих хулиганов из космической эры будет смесью из русского языка и упрощенного английского, и все это будет перемежаться рифмованным сленгом и цыганщиной. Русский суффикс “надсат” станет названием диалекта молодых людей, на нем будут говорить “други”, или “другс”, или друзья по банде... В тлеющем в глубине моего ящика черновике много насилия, в законченном романе его будет еще больше, поэтому странный новый жаргон может стать своего рода завесой, прикрывающей чрезмерную жестокость, и не давать разгуляться собственным основным инстинктам читателя. Тонкая ирония была в том, что равнодушные к политике тинейджеры, видевшие самоцель в тоталитарной жестокости, прибегали к жаргону, основанному на двух главных политических языках времени».
Сложная лингвистическая игра заложена уже в названии «Заводной апельсин», в переводе мы обнаружим связь с малазийским языком и сленгом. В русской версии важным является слово «заводной».
Бёрджесс насыщает роман жаргонными словами из так называемого «надсат», взятым из русского языка.
«Мне хватило около двухсот русских слов. Так как речь в романе шла о “промывании мозгов”, то и тексту была уготована та же роль. Этот минимум русских слов “промоет мозги” читателю».
Роману предназначалось стать упражнением в лингвистическом программировании, причем экзотичные слова постепенно прояснялись контекстом. Основная сложность перевода романа на русский язык состояла в том, чтобы эти слова для русскоязычного читателя выглядели столь же непривычно, как и для англоязычного. В основном в романе персонажи в качестве жаргонных используют обычные русские общеупотребимые слова — «мальчик», «лицо», «чай» и т. д.
Замечательный переводчик В. Бошняк придумал набирать эти слова латиницей, выделяя их таким образом из текста на русском языке. С одной стороны, в устах подростков они звучат нелепо, с другой, — это формирует своеобразный шарм и неповторимый стиль романа.
Массовое тиражирование ошибок, разрушающих норму устной и письменной литературной речи, формирующих негативное отношение к языковой норме (и опосредованно — к социальной норме вообще), способствует внедрению в сознание индивидов новых моделей межгрупповых и межличностных отношений и стереотипов поведения.
Ирина Мурзак
филолог, литературовед, театровед
доцент Департамента СКД и Сценических искусств ИКИ МГПУ
