Начать стоит с довольно банального замечания. Наука идёт вперёд. Что время от времени приводит к пересмотру прежних представлений. А что бы данный довод не слишком вдохновлял представителей альтернативного крыла, необходимо добавить, что только к пересмотру представлений, альтернативной наукой под сомнение не ставившихся. То есть, если где-то «нестыковки», что-то «противоречит логике», или что-то «доказали учёные», но учебник с ними не согласен, то — всё. Это наглухо доказанные, значит не подлежащие пересмотру факты.
...Ну, это — что касается паранауки. Что же касается меня, то во множестве моих статей, как я внезапно обнаружил, содержится ложная информация. Устаревшая. Системно это касается состава атмосферы, — а более всего концентрации кислорода в ней. Которая, пока я сеял разумное, доброе и вечное, была уточнена новыми методами. Что привело к принципиальным изменениям в картине.
Это, что касается меня, но стоит сказать и об атмосфере. Не касаясь вопроса устаревших данных, начать стоит с того, что к современным стандартам её состав устремился неожиданно рано. Если в тонии и криогении, — как и вообще в протерозое, — содержание кислорода было символическим — на уровне 1-2%, — то уже в эдиакарии, после таяния 600 миллионов лет назад глобальных ледников и повышения температуры на планете сразу на 35 градусов, концентрация кислорода стала стремительно возрастать. Чтобы уже в кембрии — 500 миллионов лет назад — достигнуть современного уровня 21%. Концентрация же углекислоты за тот же период упала с 30 до 9%. Что, впрочем, тоже означает смертоносность атмосферы кембрия человека.
В следующие 150 миллионов лет — в ордовике, силуре и девоне концентрация кислорода медленно убывала до уровня 16%, чуть меньше становилось и углекислоты. Биосфера не справлялась с потерями на минерализацию… Она и раньше не справилась бы, но ледники — в кембрии ещё обширные — не окисляются, потери же кислорода растут с его концентрацией.
Затем, в карбоне, в процессах массивной минерализации углерода, вызванных образованием угольных залежей, углекислый газ был израсходован едва ли не полностью. В конце периода его концентрация упала почти до нуля, что привело к быстрому похолоданию климата. И росту концентрации кислорода. Но только до 25%. Атмосфера стала пригодной для дыхания и даже комфортной, однако, для каких-либо эффектов связанных с избытком кислорода этого мало.
Пригодной для дыхания оставалась и атмосфера пермского периода. Концентрация кислорода медленно снижалась, оставаясь чуть выше современного уровня, углекислота, выдыхаемая вулканами, — накапливалась. Но не зашкаливала. Пока в конце периода не произошла серия суперизвержений, приведшая к грандиозному вымиранию. Концентрация кислорода в начале триаса упала до 17, а углекислого газа выросла до 3%.
Далее, в мезозое — 250-70 миллионов лет назад… ничего особенного не происходило. Кислород медленно шёл к 20%, углекислота же постепенно проседала до 1.5%. В целом, можно сказать, что её концентрация в мезозое исключала нормальное функционирование человеческого организма, но не выходила за рамки «толерантности» к углекислому газу, наблюдаемой у некоторых современных — обычно, роющих, — животных.
Главное же, — вопреки прежним данным, никакого изобилия кислорода в мезозое не наблюдалось. Объективно, дышать тогда было намного труднее, о чём и говорит увеличенный объём грудных клеток вымерших видов.
На рубеже мел-палеогена кислород просел, но быстро восстановился, в палеогене выйдя на современный уровень — 21%. Первое было связано с катастрофой, второе же, с восстановлением биосферы на более высоком уровне приспособленности. Углекислота в палеогене держалась на уровне 0.4%, что означат сильную духоту. Дополненную жарой. Хоть и не в такой степени, как в мелу и юре, парниковый эффект делал климат очень тёплым.
На протяжении неогена (23-3 миллиона лет назад), концентрация углекислого газа упала ещё в 10 раз — до современного уровня. Причиной этого стал перевес биогенных механизмов минерализации углерода над темпами пополнения запасов газа вулканами.
...Рассмотрев же изменения, — сравнительно с картиной прежней, — в целом, можно сказать, что эволюция атмосферы стала более понятной и предсказуемой. Даже — монотонной. Можно видеть, что углекислый газ постепенно переходил в свободный кислород. Монотонной, хоть и нарушенной двумя событиями, — изъятием углекислого газа из обращения в карбоне, когда после изобретения лигнина редуценты не справились с ситуацией на суше, и его триумфальными возвращением в конце перми.
Отпали также вопросы, связанные с изменениями плотности атмосферы при огромных скачках кислорода. Математически они, вроде бы, следовали из прежних представлений, указывавших до 30% кислорода в мелу и до 40 в карбоне, но все доступные методы показывали завидное постоянство плотности атмосферы в палеозое и мезозое — на современном уровне. Отсутствие же заметных колебаний концентрации кислорода разрешает данное противоречие.
