«Тексты составляют для того, чтобы их читали и понимали. Умение приспосабливать текст к реципиенту – самое главное свойство любого автора». Таково мнение финского профессора Арто Мустайоки. Он рассказал о легком русском, упрощенном английском и ясном финском. Но сначала — небольшая предыстория.
Министерство труда и социальной защиты РФ в сентябре 2020 года решило внести изменения в «Закон о государственном языке Российской Федерации». Главное нововведение: чтобы стать госслужащим, надо сдать экзамен по русскому. Знание норм современного русского языка, возможно, будет обязательным условием при поступлении на госслужбу. Но вся эта история не про лингвистику. Она про коммуникации. Про то, что документы, влияющие на качество жизни граждан, должны быть написаны на ясном языке. И именно в этом направлении движется цивилизованный мир: европейские и американские чиновники обязаны выдавать понятные распоряжения, производители – понятные инструкции, а депутаты – понятные законы.
В большинстве европейских стран с середины прошлого века создается особая версия национального языка – легкий язык. Разработаны нормы и требования, предъявляемые к нему, есть специальные переводчики (они, например, переводят с английского на упрощенный английский), работают издательства, редакции журналов, сайтов и телевидения, где используют легкий язык. Более того – действуют законы, обязывающие чиновников использовать легкий язык. В Европе существует термин — Easy Language, а 28 мая в мире отмечают Международный день легкого языка.
Легкий язык появился как возможность писать и говорить с людьми, которые не понимают обычный текст, чей интеллект поразила болезнь или возраст. Легкий язык также используют для общения с иностранцами и, конечно, он нужен всем гражданам, когда они читают законы, предписания, любую информацию, исходящую от государства. Легкий язык избавляет от манипуляций и недопонимания, от неправильного толкования и предвзятости экспертов и всех интересантов.
В каждой стране своя история создания легкого языка. В России она только начинается. Но есть страны, где накоплен большой опыт. Одна из этих стран – Финляндия. Мы поговорили с Арто Мустайоки, профессором русского языка Хельсинкского университета. Область исследования Арто — коммуникативные неудачи и проблемы в коммуникациях. Упрощенные варианты языков – часть решения этих проблем.
Какая из стран – лидер в развитии легкого языка?
Это трудный вопрос. Есть, по крайней мере, два критерия для определения развитости в этой области: уровень и активность научной деятельности, с одной стороны, и применение идеи легкого языка к практике, с другой. Во многих странах Европы, в Норвегии, в Австрии, в Словении и т.д., то и другое стоит на достаточно высоком уровне, но нигде данная тематика еще не получила такого внимания, которое она заслуживает.
Почему Финляндия так много внимания уделяет легкому языку?
У нас власти, точнее, некоторые люди в администрации, поняли, что доступность разного рода информации – важный элемент равноправия граждан. Если человек не способен читать официальные и другие документы, он легко отчуждается от общества. Если таких людей много, это большая проблема для общества. В Финляндии есть для распространения идеи легкого язык отдельный центр, который финансируется государством. Кроме того, в Финляндии есть ученые-энтузиасты, которые активно проводят исследования, связанные с этой тематикой. У нас есть особый термин: selkosuomi, дословно «ясный финский». В прошлом году в Финляндии организовали ряд мероприятий вокруг этой тематики. На каждом из них было около ста участников: как исследователи, так и люди из администрации.
Легкий язык – это для иностранцев, мигрантов? Или для граждан, имеющих особенности здоровья? Для кого в первую очередь?
Это для тех и других. В целом посчитали, что около 15 % населения не способны читать «нормальные» тексты. Растет число людей-носителей языка, у которых нет никаких физических или ментальных недостатков, но которые, из-за излишнего использования новой технологии, не способны читать нормальные деловые документы, если в них нет картинок. Думаю, что это будет большой мировой проблемой в будущем.
Почему в России тема легкого языка не звучит: о ней не говорят филологи, она не обсуждается в университетах, в обществе?
В России очень уважают, особенно интеллигенция, грамотность людей, чистоту речи. Важно знать не только все детали грамматики, но и правила использования знаков препинания. Интересное, уникальное в мире проявление этого – тотальный диктант. Меньше уважают доступность и читабельность текстов. Это разные вещи. Можно писать грамотно, но недоступно, и можно писать неграмотно, но доступно. В Советское время газетный стиль был тяжелым и громоздким, но все было нормативно правильно. Многие современные газеты пишут менее правильно с точки зрения нормы, но более понятно. Грамотность неплохая цель, но доступность не менее важная. Тексты ведь составляют для того, чтобы их читали и понимали. Умение приспосабливать текст к реципиенту – самое главное свойства любого автора.
Как реагируют ваши коллеги в России, когда вы говорите об упрощении русского языка?
По-разному. Многих эта тема вообще не интересует. Говорят даже, что если некоторые люди не понимают нормальные тексты, это их проблема. Одни считают, что Россия еще не готова для идеи легкого языка. Есть и такие, которые сравнивают ситуацию с английским языком. Самый распространенный язык мира – не британский или американский вариант английского языка, а упрощенный английский как «лингва франка». У этого языка нет родины, но как средство коммуникации он очень удобный и эффективный.
Скажите, какие мифы существуют о русском языке (у тех, кто изучает русский как иностранный)?
Русский язык считают очень трудным. Виды глагола пугают многих. Число падежей удивляет англичан, а финны боятся «колоссального числа» шипящих. В любом языке есть свои трудности. Три вещи осложняют обучение русскому языку особенно в самом начале. Во-первых, из-за богатой системы словообразования, даже самые обыкновенные, типа учительница, достопримечательность, иногда очень длинные. Во-вторых, простые предложения нельзя составить без знания морфологии. Третья трудность – кириллица. Буквы можно быстро выучить, но они препятствует работе зрительной памяти. Было бы хорошо, если бы в начале обучения не обращали слишком много внимания на ошибки, а поощряли бы студентов смело употреблять свои неполные ресурсы русского языка.
Что в русском языке требует упрощение, что больше всего препятствует коммуникации?
На эту тему пока мало исследований. Нужны тесты и эксперименты о том, какие черты текстов осложняют их восприятие у читателей, у которых те или иные проблемы в понимании. Очевидно, причастные и деепричастные конструкции не самые простые. Действительный оборот, как правило, легче понимается, чем страдательный. Думаю, что порядок слов SVO (подлежащее — сказуемое – дополнение) проще, чем инверсия. Определенную роль играет, конечно, лексика. Читабельность текстов увеличивается, если используют схемы, фигуры и картины. Большой фонт текста тоже помогает. Читатель, которому трудно усваивать смысл текста, легко устает. Это комплексное последствие многих факторов.
Я считаю, что канцеляризмы (штампы речи) очень популярны у нас в средствах массовой информации. Как вы считаете: русский язык «замусорен» канцеляризмами или нет? А в финском языке есть такая проблема?
У меня есть пример того, что строгое соблюдение законов и правил не гарантирует понятность текстов: одна студента сравнивала годовые в своей дипломной работе отчеты акционерных предприятий в России и Финляндии. В России отчеты очень длинные и подробные и содержат много деталей о финансовом положении предприятия, но в целом они дали информацию в такой форме, что акционерам было трудно найти там важные и нужные для них сведения. В Финляндии закон не требует такой точности, зато необходимо дать в сжатой и доступной форме самую важную информацию. Но думаю, что это проблема в любой стране. Самое главное для служащих – не допускать ошибки. Из-за этого они стараются выражать себя как можно более подробно. Другая причина для использования штамбов – лень, неохота тратить когнитивную энергию на составление текстов. Повторное использование одних и тех же выражений облегчает их работу.
Что думают о легком русском в разных странах?
Во время подготовки интервью для журнала «Автограф» Арто Мустайоки разместил пост в Фейсбуке о легком русском языке. Пост вызвал интерес у читателей из разных стран, было много комментариев. С разрешения Арто, мы публикуем некоторые из них.
«В России язык является инструментом власти во всех смыслах. Если власть сделает себя понятной — то как править-то? Гражданин слишком много про нее поймет, еще и бояться перестанет. Как известно, когда в 1861 году отменяли крепостное право, и читали царский манифест, крестьяне не поняли, у кого остаётся земля. Это очень хорошо иллюстрирует отношения языка и власти в России».
«В русском языке страсть к канцеляритам. Способность говорить витиеватыми формулировками и непонятными терминами здесь ошибочно воспринимают как знак начитанности, мудрости и профессионализма. Хотя часто это бывает наоборот – признаком негибкости и недостаточного владения языком, желанием казаться умнее, чем есть на самом деле».
«Для власти важно отличаться от обычных людей. В царской империи для подчеркивания этого Французский язык был языком дворянства. По-моему Бахтин об этом метко писал...»
«Здесь как минимум две стороны проблемы, и их следует по-разному, наверное, называть и решать. Первое — Лёгкий язык… Одело, когда язык адаптируют для детей и в иных — педагогических — целях, другое — когда идут по пути упрощения и примитивизации. По этому пути он сам идет в его сниженных формах — сленге, жаргоне, жаргонизированном просторечии и т.п. Второе — Ясный язык. Здесь проблема связана с замусориванием письменного — официально-делового, псевдонаучного языка (особенно в связи с проблемой копипаста, особенно в юридическом подстиле. Здесь нужно нещадно разгребать «авгиевы конюшни» и добиваться ясности (точности, не допускающей инотолкования)».
«Легкий язык важен и для изучения «нормального» языка на первых порах. Я, например, изучаю шведский и регулярно слушаю новости на легком шведском — и на YLE, и на Radio Sweden. А вот на легком русском новостей нет — я специально искала для своих знакомых, изучающих русский. Хотя, казалось бы, русскоязычные медиа заинтересованы представить свой взгляд на происходящее внутри страны и вне ее».
«Вы попали в самый нерв современной жизни! Я вижу здесь две проблемы. Во-первых, «неонеграмотность», которую у нас в стране называют «функциональной неграмотностью». Несколько лет назад мне предложили провести занятия по риторике с врачами-психиатрами. Причина была удивительной: врачи не понимают друг друга в ходе консилиумов! Во-вторых, это утрата способности выражаться ясно, которая возникает в тех дискурсах, в которых говорящие преследуют дополнительные цели. Такими целями для научного, например, дискурса может служить желание соответствовать стандарту, быть «на переднем крае науки» или желание выглядеть умнее обычных людей. Для внятной передачи содержания научных наблюдений и идей эти побочные цели оказываются контрпродуктивными. Я писал об этом еще 2010 году в статье «Обессмысливание научного дискурса как объективный процесс» (и позже – в 2013).
«Лёгкий русский-совсем не тренд в нашем обществе. Даже в общении с иностранными студентами профессора очень часто не переходят на более простые конструкции. Думаю, дело в традиции. И в иллюзии, что все язык могут и ДОЛЖНЫ выучить в объёме продвинутого носителя».
«…публикация весьма актуальна вообще и для юрислингвистики в частности. Во всех статьях, книгах, учебниках на темы языка закона заявляется, что он должен быть грамотным, точным, ясным и доступным. На практике однако, дело ограничивается правильностью и точностью, ясность и доступность лишь декларируется. Я много писал на эту тему, ратовал за экспертизу текстов законопроекта. В последних публикациях предлагал использовать для этой цели обратный машинный перевод, как маркер простоты / сложности юридического текста. Причины того, что этот аспект не в тренде российского права, лежат в иной плоскости».
«Очень актуальный вопрос и не только о русском языке. У нас в Венгрии тоже многие не понимают официальных писем, юридических документов и т.д. Сейчас лингвисты начали заниматься этим вопросом. Что касается русского языка, то даже само выражение «читать лекции» в университете предполагает такой язык, который не всегда понятен студентам-иностранцам, и когда они возвращаются домой, то часто спрашивают: «Почему мы понимаем своих преподавателей, но не понимали русских преподавателей в России?».
«… Вы пишете о проблеме адресата, но есть, с моей точки зрения, и проблема адресанта, который специально так строит текст, чтобы получатель обращался к аффилированному с отправителем переводчику. Таковы юридические тексты, обращенные ко всему гражданскому обществу, а не только к специалистам, которые узурпировали право объяснять их смысл. А помимо этого просто падает уровень сформированности навыков и умений чтения в школе».
«… Проблема важная. Мы ее пытаемся обсуждать через понятие «государственный язык» (это макростиль литературного языка). В США эту проблему решают через введение «простого английского языка». Сейчас самое время решать прикладные задачи с помощью разработки специальных методик».
