Проверка в Марах быстро стала историей, особенно, после того как из Москвы пришла итоговая оценка. Полк был оценен положительным баллом, хотя, авария при возвращении, конечно, на этот балл повлияла. Особых торжеств я не помню. Перед полком стояли другие задачи по выполнению плана учебно-боевой подготовки на год. Но у меня интенсивность полётов сразу снизилась. Общий налёт за месяц до самого отпуска едва превышал 5 часов в среднем на месяц. Что, конечно, было маловато. Зато боевых дежурств было — по самое не могу. И днём и ночью.
Мои страхи по поводу комэски, за неловкий эпизод нашего воздушного боя в Марах, не оправдались. Он никогда не вспоминал про свою неудачу и отношения ко мне не изменил. Может и изменил. Но я этого совершенно не почувствовал и быстро успокоился.
Отношения с моими старлеями вышли на более спокойный и доверительный уровень. Они смирились со своей участью иметь командиром звена зануду. А по лётной подготовке я уже вышел на общий уровень в полку. Да и полёты на проверке показали, что мой опыт стоит того, чтобы относиться к нему уважительно.
Но, субъективно, я всё ещё чувствовал себя в полку чужаком. Не всё мне было понятно во внутренней жизни полка, в котором впервые смешались понятия о службе в истребительной авиации ВВС и авиации ПВО.
Благодаря тому, что я попал в струю летних отпусков, надеялся летом побывать на своей родине первый раз из ГДР. Я уже сам немного прибарахлился в магазинах Мерзебурга, после того, как приоделись мои женщины, и мечтал щегольнуть в своём хуторе европейским прикидом.
Боевое дежурство сильно ограничивало моё изучение Мерзебурга. Если я не был на самом дежурстве, то был в усилении с 30-минутной готовностью к вылету. Вроде и дома, вроде и выходной, а в город с семьёй не выйдешь. Жена быстро потеряла надежду на семейные прогулки и бывала с дочкой в городе в компании таких же женщин, чьи мужья торчали на выходные возле ДОСов, чтобы не пропустить вызова в дежурное звено. А вызовы эти бывали регулярно.
Самый плохой день для боевого дежурства — четверг. Если меньше четырёх раз за дежурство займёшь готовность №1 в самолёте по 30-40 минут, это — везуха! Можно было в этот день пару раз и подняться в небо по команде «Воздух» одиночно или парой. Тут уж вызывали и усиление. В другие дни было поспокойнее, но НАТОвцы расслабляться не давали.
В четверг в Англии взлетал самолёт-разведчик SR-71 и шёл вдоль границ Варшавского Договора с посадкой в Греции. Там он заправлялся и возвращался назад. И все страны социализма сопровождали его пролёт своими перехватчиками, которые двигались на параллельных курсах над своей территорией. Наш полк был расположен слишком близко к границе и нам не хватало дистанции, чтобы успеть выскочить по прямой в стратосферу. За нас отдувался братский фалькенбергский полк, он располагался глубже и лётчики успевали набрать нужную высоту по прямой. Но мы их подстраховывали в готовности дежурных сил №1: сидели в самолётах под питанием в ожидании команды «Воздух».
А у нашего полка был свой участок для надзора: международная воздушная трасса шириной 30 км на Западный Берлин. Она проходила недалеко от места базирования полка и дежурные силы бдили за порядком пролёта воздушных судов по этой трассе. Трасса была шире стандартной, но иногда приходилось поднимать истребители, чтобы вернуть на ось трассы тех, кто слишком близко подходил к боковой границе трассы. Кроме того, был ещё и участок сухопутной границы, за воздушные рубежи которого отвечала наша дивизия. Этот участок тоже приходилось периодически перекрывать дежурными силами при опасном приближении к границе ГДР НАТОвских самолётов.
Здесь надо вспомнить про Валеру Чайкина, который был знаменитостью в нашем полку. Капитан, будучи ответственным по приёму и выпуску самолётов, умудрился захватить западно-германский легкомоторный самолёт, который произвёл несанкционированную посадку на нашем аэродроме. Блокировал его Валера с помощью дежурного тягача на рулёжной дорожке. И вынудил пилота покинуть кабину, наставив на него ракетницу.
У пилота был отказ навигационного оборудования, он сел на аэродром, чтобы уточнить своё место.
Самолёт и пилота быстро вернули восвояси, Чайкина похвалили и поставили его бдительность в пример другим. А разведчики потом пояснили, что НАТОвцы таким нехитрым способом облётывают мелкими самолётиками на предельно-малой высоте маршруты крылатых ракет.
Запускают пилота, якобы с отказом, по маршруту на сопредельную сторону и наблюдают за действиями средств ПВО и авиации: когда его обнаружили, какими средствами, какими силами и с каких аэродромов поднимались на перехват. Нарабатывали статистику по реагированию наших сил, искали слабые места в обороне, выбирали оптимальные маршруты для будущего пролёта крылатых ракет на объекты Варшавского Договора.
А были ещё дни наших великих советских праздников и военных учений в ФРГ. Эти дни мы отмечали увеличением дежурных сил вдвое, втрое, а то, бывало, доходило до того, что сидели целой эскадрильей. Всё зависело от обстановки в Союзе и от текущего состояния международных отношений. Больше всех доставалось ИТС в такие моменты: надо было подвесить ракеты на нужное количество самолётов, разместить их на стоянке, организовать охрану и прочее. Домик дежурного звена на большое количество личного состава рассчитан не был, поэтому приходилось размещаться на ночлег в подходящих помещениях вблизи стоянки самолётов. Только с питанием было без дополнительных хлопот, питались в столовых на аэродроме, а не в городке.
В такие дни в домике дежурного звена было шумно и оживлённо. Народ убивал время, в ожидании очередной смены, за настольными играми и разговорами. Резались в шахматы, а больше — в нарды, ночами расписывали «пульку». Любители этой игры даже умудрялись влиять на назначение дежурных сил по сменам — тасовали состав так, чтобы в ДЗ ночью был полный набор квалифицированных игроков. Ночью начальство гораздо реже наведывалось с проверками дежурных сил.
Конечно, в такие дни массового боевого дежурства о выходе из городка не могло быть и речи. Практически весь личный состав был задействован на боевом дежурстве: одни сидели в домике, а другие — дома в 30-ти минутной готовности. Третьи отдыхали перед заступлением на ночное дежурство.
Проходило несколько дней и в полку всё возвращалось в режим повседневной деятельности: один день проводилась предварительная подготовка к полётам, а на следующий день — полёты.
В домике дежурного звена воцарялась тишина, периодически прерываемая беготнёй дежурной смены при объявлении готовности №1 или командой «Воздух».
Забавно мне было вспоминать в это время про свои подростковые думки про боевое дежурство. Когда я смотрел фильм, где показывали, как солдаты и офицеры бегут к ракетам, занимают боевые места, всё начинает крутиться и мигать лампочками. Или лётчики бегут к самолётам по команде «Воздух» и быстро взлетают. Мне казалось, что всё это делалось для фильма, на показуху. Но теперь я сам мчался по команде с КП на самолёт, утяжелённый высотным снаряжением, и в мозгу сидела одна мысль: быстрее, быстрее, быстрее… И если бы мне в это время кто-то попался на пути, я бы его снёс к едрене фене и не обернулся бы.
Частые дежурства изматывали. Надоедало сидеть в замкнутом пространстве в домике или дома в усилении. Видеть из окна квартиры, как по воскресеньям офицеры семьями направлялись вниз в сторону КПП — в город. И семейные отношения это не укрепляло. Жена с дочкой уходили гулять, а я садился в кресло, одевал наушники и включал пластинку с оперой или классической музыкой — расслаблялся. К этому времени у меня была порядочная коллекция таких пластинок.
Всё что можно увидеть в военном городке, увидел и узнал. В Военторге открыл для себя новые советские вина, которых никогда не видел в продаже в Союзе — крымские. Прекрасный портвейн и мадера, отличные сухие вина. Всё это было дороже, чем у немцев затариться их спиртным, но качество того стоило. Я перестал покупать немецкое спиртное.
А какой выбор художественной литературы и альбомов с картинами художников был в Военторге! Закачаешься! Вот уж где был пир моей души. С каждой получки я покупал книги, изредка — альбомы. Открыл для себя новых русских писателей, которых не изучали в школе. Выкупил всю серию «Писатели чеховской поры» и таскал эти книги в дежурное звено для чтения.
Даже первой покупкой у немцев оказалась книжная полка со столешницей. И мне нужен был стол для писанины, и дочка подрастала. Доставить покупку домой из города мне помог ведомый, у которого был немецкий «дырчик». Он же мне помог сориентироваться в немецкой торговле, подсказал, что покупать надо в магазине, а забирать на складе. Вот уж подивила меня мощность неказистого свистящего «дырчика»: даже подъёмы были по пути назад с полкой в упаковке, и мы их легко взяли.
А дочке мы купили большую немецкую куклу. Они с мамой назвали её Машей. Я их раскритиковал и сказал, что немецкой красоте не идёт такое имя. Предложил назвать её Катариной. Дочка согласилась и пошла хвалиться куклой подружкам на улицу. Минут через десять она вернулась снизу на пятый этаж, чтобы спросить у меня имя куклы. Я напомнил. Она опять весело поскакала по лестнице вниз.
Когда она поднялась в квартиру третий раз с этим вопросом, я сдался:
- Доча, зови её Машей!
Послал же Бог ребёнку папу, не приведи Господи!
