Ватто – пример яркого дарования, которое, как ручей, находит себе дорогу, преодолевая любые препятствия. Он прожил совсем короткую жизнь, но успел войти в историю живописи как очень оригинальный художник, который явно принадлежит своей эпохе... и столь же явно стоит вне эпох, времен и течений в искусстве.
Жан Антуан Ватто (1684 – 1721) – художник эпохи французского Регентства, то есть периода, когда страной управлял Филипп Орлеанский, племянник Людовика XIV (наследник престола, Людовик XV, был еще слишком мал). Стиль Регентства – переходный: от величественного классицизма к игривому рококо.
На этом портрете Ватто тридцать шесть лет – и это последний год его жизни. Лицо бледное и изможденное, но темные глаза смотрят прямо и внимательно. Этот человек мог бы показаться слабым, если бы не взгляд. Физическая хрупкость сочеталась в нем с невероятным трудолюбием и упрямством.
Ватто родился в Валансьене, в семье, не имевшей никакого отношения к искусству: его отец был кровельщиком. Антуан, в свою очередь, не имел ни малейшей склонности к этому ремеслу и предпочитал наблюдать за выступлениями бродячих актеров на городской площади и делать с них наброски.
В семнадцать лет он тайком сбежал из дома и пешком добрался до Парижа. Там он был замечен и вскоре обзавелся связями. Все это – благодаря исключительно таланту... и вопреки сложному характеру: человек он был импульсивный, ранимый и неуживчивый.
Несколько лет Ватто работал под руководством театральных художников-декораторов Клода Жилло и Клода Одрана. Театр всегда притягивал Ватто, а теперь у него появилась возможность окунуться в театральную жизнь и наблюдать ее изнутри. Кроме того, благодаря покровителям он смог изучить художественные коллекции Люксембургского дворца. Так его природный дар оформился в мастерство, хотя академического образования он так и не получил за всю свою жизнь.
В 1709 году Ватто участвовал в конкурсе Академии художеств, страстно желая получить главный приз – поездку в Рим. Но он занял только второе место. Для чувствительного, амбициозного и при этом вечно недовольного собой Ватто это был удар.
Однако он продолжает работать – упорно, до самозабвения, и картины его постепенно получают признание. Одновременно у Ватто развивается туберкулез – страшная болезнь, с которой ему не суждено будет справиться.
Жанр, в котором он работал, определяют как «галантные празднества». Пришлось изобрести отдельный термин, потому что в готовые рамки Ватто не вписывался.
Академическое собрание… признав за Ватто право быть включенным в сонм бессмертных, с трудом подыскало ему тот чудаческий ярлык «peintre de fetes galantes», под которым мастер должен был значиться среди важных «историков». Не знали, в какую рубрику отнести Ватто, и позднейшие летописцы… На самом же деле, разумеется, значение Ватто выходит далеко за пределы всех этих терминов и, в сущности, вполне характерной «клички» для него до сих пор не подыскано. Ватто есть Ватто.
А.Н. Бенуа. История живописи
Определение это, хоть и беспомощное, но формально верное. Что мы видим на картинах Ватто? Те самые галантные сцены: домашние спектакли, развлечения, дамы и кавалеры флиртуют и музицируют в парках, под сенью деревьев.
Ватто не отказался от идеи вступить в Академию, и в 1712 году предпринял еще одну попытку. Согласно правилам, он должен был за два года написать картину на заданный сюжет.
Ватто работал над этой картиной... пять лет. И это при том, что академики уже не решались указывать ему, что писать, и предоставили свободу в выборе темы! Он не вписывался в правила, и тогда правила изменили ради него. В Академии уже хорошо понимали, какого масштаба талант раскрывается у них на глазах.
В 1717 году работа наконец была завершена.
Это была картина под названием «Паломничество на остров Киферу» – столь же знаменитая, сколь таинственная и до сих пор не объясненная.
Кифера – остров в Эгейском море, один из культовых центров Афродиты, богини любви и красоты. Остров счастья, наслаждения, сбывшихся грез. Не вполне понятно, какой момент изображен на полотне: отплытие влюбленных с Киферы или прибытие на нее. Обычно предполагается, что это уже расставание героев с островом – влюбленные прощаются.
Вполне возможно, что вся эта толпа дам и кавалеров на картине – на самом деле одна и та же влюбленная пара, чья история запечатлена в развернутом виде, как последовательность сцен в мультипликации.
Несмотря на игривый сюжет, картина оставляет ощущение меланхолии, мечтательной задумчивости. Перед нами лишь греза, дивный сон о несуществующей стране, где царят любовь и счастье... Увы, возвращение к реальной жизни неизбежно, а чарующее сновидение ускользнет от нас навсегда.
Вскоре после этого Ватто создает одну из своих самых загадочных и трогательных картин – «Пьеро» (или «Жиль»).
Некая загадка таится уже в названии картины: как мы видим, есть два варианта. Для человека, знакомого с персонажами итальянской комедии дель арте (или хотя бы со сказкой «Буратино»), очевидно, что перед нами именно Пьеро. Жиль – тоже персонаж народного театра, но совсем другой по характеру: грубоватый приземленный дурачок. Разве таков Пьеро (опять же, вспомним «Буратино»)?
Ранние картины Ватто на тему театра запечатлели выразительные сценки: их герои ведут себя подчеркнуто театрально, они разыгрывают ту или иную пьесу. Весь мир – театр, а люди в нем – актеры!
Но поздние работы Ватто тоньше и сдержаннее, острохарактерные эпизоды и персонажи отходят на второй план… в буквальном смысле слова: на этой картине они – лишь фон для человека в костюме Пьеро. Люди на заднем плане играют комедию (причем самый человеческий взгляд, как было остроумно отмечено, у осла). Пьеро же неподвижен, растерян и одинок. На нем театральный костюм, но мы видим перед собой не кривляющегося клоуна, а печального, искреннего и беззащитного человека. Кто он такой? Почему оказался здесь и ощущает себя чужим? Актер, который еще не вошел в роль? Или вовсе не актер? Где грань между иллюзией и реальностью, страданием наигранным и неподдельным?
И еще интересная картина: опять герой комедии дель арте – на этот раз Меццетен. По характеру Меццетен близок Арлекину – развеселому буяну и удачливому сопернику невезучего Пьеро.
Вот и у Ватто он поет под гитару любовную (в этом нет сомнений!) песню, устремив пылкий взгляд к невидимому балкону или окну, за которым скрывается предмет его страсти. Обратите внимание на нервные цепкие пальцы: всякий, кому приходилось наблюдать за руками гитариста, оценит этот верно схваченный момент напряжения. Иллюзия реальности настолько сильна, что, кажется, вот-вот услышишь и звон струн.
Но... статуя Венеры позади Меццетена выразительно повернулась к нему спиной. Зря стараешься, дамский угодник, не видать тебе счастья!
Вот таков Ватто. Во всем у него – двойственность, тайна, подтекст. Мы не знаем точных названий его картин. Да что там, нам даже даты в большинстве случаев известны лишь приблизительно! Что уж говорить о трактовках сюжетов...
Если применительно к Буше, о котором была речь в прошлый раз, чаще всего мелькает слово «ложь», то для Ватто это будет «недосказанность».
Вот еще загадка из того же ряда. Снова таинственное название – что за равнодушие имеется в виду? Герой играет роль в человеческой комедии, оставаясь безучастным к этой внешней суете? На нем нарядный костюм, он замер перед нами в изысканном танцевальном па, но мысли и чувства его никак не затронуты происходящим...
Взглянем на другие картины Ватто. На них все тот же отпечаток мечтательной отстраненности, созерцательности, некоторой нереальности – при том, что фигуры, складки ткани, предметы выписаны мастерски и достоверно.
Тем временем жизнь Ватто неумолимо близилась к финалу – болезнь брала свое. Теперь он был богат, он мог поехать в вожделенную Италию... А вместо этого отправился в Англию – в такой климат с его-то чахоткой! Чистое самоубийство! Однако Ватто был упрям и своеволен, и подчинялся, кажется, лишь велению какого-то внутреннего голоса, слышного только ему одному.
В Англии его приняли хорошо, но в Париж он вернулся совсем больным.
Ватто так и не обзавелся собственным домом, и его принял у себя торговец картинами Жерсен. В благодарность Ватто вызвался написать… вывеску для его лавки, где торговали картинами. Какая ничтожная работа для признанного мастера! Сам Жерсен был смущен этим предложением. Но Ватто был дьявольски упрям и выполнил обещанное. Он умирал, задыхался от кашля, однако работал из последних сил, и картина была завершена всего за неделю.
Крайне строгий к себе Ватто считал «Лавку Жерсена» своим лучшим произведением.
Художник словно убрал фасадную стену дома, и мы прямо с улицы видим внутреннее пространство лавки. На стенах – не какие-то там условные картины, а конкретные работы любимых художников Ватто: Йорданса, Рубенса и Веласкеса.
А слева упаковывают в ящик портрет Людовика XIV. Король-Солнце сходит со сцены, его эпоха закончилась. Впереди – нечто новое. И Ватто, уже умирающий, уже сам уходящий в историю, сумел задать тон для этого нового искусства.
***
Современники Ватто отмечали странную двойственность его характера. То он холоден и застенчив, то резок, тверд и нетерпелив. То равнодушен, то горяч и вспыльчив.
Он отличался беспокойным, изменчивым нравом, твердой волей; по умонастроению был вольнодумец, но вел разумный образ жизни; он был нетерпелив, застенчив, в обращении холоден и неловок, с незнакомыми вел себя скромно и сдержанно, был хорошим, но трудным другом, мизантропом, даже придирчивым и язвительным критиком, постоянно не был доволен ни собою, ни окружающими и нелегко прощал людям их слабости.
Эдм-Франсуа Жерсен
По натуре он был язвителен и вместе с тем застенчив – природа обычно не сочетает эти две черты…
Граф де Келюс
Такая же двойственность отличает его живопись. Легкость, подвижность, изящество линий, утонченность рисунка и цветовых решений – все то, что будет свойственно эпохе рококо. И в то же время – неизбывная меланхолия, тихая мечтательность и размытая грань между реальным и воображаемым.
В эпоху Просвещения сладостные сновидения Ватто шли вразрез с духом времени. Дидро отзывался о них презрительно, студенты смеялись над ними.
Но спустя полтора века импрессионисты заново откроют искусство Ватто, обнаружив у него то, к чему стремились сами: легкость, трепещущие мазки, движение, воздух, свет... «Квинтэссенцию живописи вообще», по выражению А.Н. Бенуа.
#культура #искусство #живопись #жил-был художник один
