(книга «Больше, чем тире»)
Да! Сон! Сон непременно полезен и необходим каждому курсанту. Это вам скажет не только какой-то там врач-анестезиолог или физиотерапевт, но даже и каждый весьма компетентный курсант военно-морского училища. И не важно, где и как спит курсант. В роте ли в положенное время в своей коечке, на посту или на лекции, на сложенных воедино нескольких стульях в учебном классе на самоподготовке или в перерыве между боями в камбузном наряде в дальнем углу обеденного зала. Или даже просто на жарком морском взморье в увольнении или в невысокой траве прямо у края строевого плаца. Главное что этот сон всегда абсолютно необходим и непременно полезен. Сон в наше время – это самая удобная машина времени, позволяющая без особых усилий по-быстрому переместиться в недалёкое будущее. Без сомнений. А вот последствия сна иногда бывают ох как неприятны и даже вредны для спящего. Особенно на лекциях или на самоподготовке в вечернем учебном классе.
У читателя наверняка возникнет вполне закономерный вопрос. Неужели вот все курсанты постоянно вот так запросто просыпали все лекции? Конечно же - нет. Конечно же, не все курсанты спали, и конечно же не на всех лекциях. Но были ведь и такие лекции, на которых предмет читался равнодушно монотонно и убаюкивающе. И вот ты сначала пишешь всё четко и ясно, а потом из-за спины как-то постепенно на твои плечи начинает что-то давить. Неведомые коварные мохноножки ползут по твоей спине, затем они неспеша перебираются на плечи, затем – на затылок и осторожно переползая по черепу спускаются тебе на лоб, на глаза и своими лапками закрывают тебе веки… И вот твоя рука уже не выводит буквы и слова на тетрадном листе, а как-то судорожно инстинктивно дергается, и продолжает движение слева-направо, оставляя непонятный след на бумаге, который напоминает уже не конспект, а скорее предсмертную электрокардиограмму с редкими импульсами сердца. Веки уже поднять невозможно – мохноножки отравляют мозг вызывая летаргию, которая отличается от комы тем, что организм курсанта поддерживает жизненные функции органов и не находится под угрозой смерти... Но в вот в какой-то момент кардиограф сначала фиксирует полную остановку сердца, а потом и сам переходит в состояние лёгкой клинической смерти…
Однажды как-то после самой последней пары, перед самым обедом все курсанты вышли в огромный внутренний двор главного учебного корпуса и как обычно стали строиться для перехода в свои ротные помещения. Мы - тогда еще младшекурсники - стали строиться в глубине внутреннего двора на окраине огромной курилки, а перед нами – по негласному статусу старшекурсников - начал строиться, точнее изображать подобие строя взвод четвёртого курса с какого-то факультета. И, судя по помятым изуродованным сном лицам, у наших старших коллег только что закончилась одна из интереснейших лекций по обществоведению или научному коммунизму. Некоторые из них всё ещё неуверенно держались на своих отсиженных ногах, кого-то колотил лёгкий озноб внезапного пробуждения, кто-то ещё не отошедший от сладких издевательств лекционного сна усиленно занимался рекогносцировкой и мужественно пытался найти себя в пространстве и времени. Со стороны это, конечно выглядело несколько комично и местами даже смешно.
Но самое потешное в этом было потом. Ибо на шкентеле строя – то есть в его самом конце - встали трое невысоких курсантов в фуражках, и у которых как на грех заботливыми одноклассниками на черных околышах сзади обыкновенным мелом красивым древнерусским шрифтом были написаны названия старых боевых кораблей времён Россейскаго Амператорского флота с твёрдым знаком на конце. То есть если немного абстрагироваться, то в том строю стояли героические матросы якобы с броненосца «Громъ», с бронепалубного крейсера 1 ранга «Варягъ» и конечно же с легендарного эскадренного миноносца «НовикЪ»… Конечно для пикантности и контраста можно было бы добавить и приписать, что мол на других околышах тоже были написаны знаменитые и громкие названия типа «Потемкинъ» или «Аскольдъ» с «Авророй», но это уже будет необоснованным гротеском, и пересоленной байкой. Ну а в тот момент мы, кстати, быстро вычислили хулиганов, сделавших эти исторические надписи. Эти авторы как-то неестественно громко хихикали и оглядывались по сторонам, выискивая тех немногих возможных зрителей, которые должны были оценить всё остроумие их беззлобной шутки. Конечно же такие нашлись, и немало. Да и курсанты – народ очень юморной и слегка циничный. И поэтому тем героическим морякам так и не сказали о надписях на их фуражках, чтобы те смогли порадовать как можно большее число курсантского люда…
Иногда спящему курсанту делали маленький поджог. Нет – это совсем неопасно, но зато очень обидно только ему одному и непременно весело всем остальным. В этой шутке на практике применялись свойства теплопроводности некоторых предметов. В частности – текстиля. Когда курсант спит, положив голову на руки на столе, то в силу физического строения флотского организма при такой позе непременно натягиваются штаны в той области тела, которую я увы не помню название по латыни, короче - пониже спины. И вот, когда спящий, наконец, уже полностью погрузился в нирвану, один из шутников, присев позади него на корточки, подносит к его пятой точке источник открытого огня – горящую зажигалку. И начинает водить в том районе, слегка касаясь материи штанов язычком пламени. Совсем недолго – секунды три – не больше. Потом быстро усаживается на свое место как ни в чём ни бывало. И вот где-то спустя секунд пятнадцать - двадцать, а может и даже полминуты, это в зависимости от глубины сна и болевого порога, спящий курсант вдруг подпрыгивает со своего места раненым у попу бойцом, стараясь оттянуть от внезапно укусанного места уже остывшие снаружи штаны. Спросонок он конечно ничего не понимает, доставляя радость и веселье всем окружающим своим внезапным и немного истеричным пробуждением.
А вот однажды получилась не очень удачная шутка, когда один из курсантов во время чистки картошки якобы слегонца так «занемог» и, бросив своих собратьев на произвол судьбы, преспокойно ушел к себе в роту и безмятежно заснул в своей коечке на втором ярусе. Ну, и когда посреди ночи, после чистки картошки все возвратились к себе в кубрик, то к своей неописуемой и глубокой досаде обнаружили своего внезапно занемогшего товарища мирно спящим в коечке, и как-то уж совсем траурно сложившего руки на груди. Идея у обиженных родилась внезапно, словно вспышка молнии на тревожном ночном небе. Найденная во взводной баталерке свеча, которой обычно натирали с обратной стороны стрелки брюк перед глажкой, была тут же аккуратно и тихонечко вставлена несчастному в руки и немедленно подожжена. В жутком мраке кубрика хитролисый спящий курсант выглядел вполне реалистичным усопшим. У жителей кубрика тут же началась тихая истерика. На непонятную возню и сдавленное массовое хрюканье среагировал и дежурный по роте. Когда он заглянул в помещение, где уже все, давясь от смеха, отпевали своего собрата, дежурный только ухватился за косяк и громко произнёс:
- Что это?
То ли от возгласа дежурного, то ли от тепла оплавленного воска новопреставленный внезапно воскрес, и приподнялся на койке, всё также держа обеими руками свечу. В этом было что-то дьявольское и комичное одновременно. От неожиданности воскресший вскрикнул и выпустил из рук свечку, пламя которой падая уже успело лизнуть простыню и только мгновенная реакция одноклассников спасла того от участи птицы Феникс…
Но в основном шутки были беззлобны и непременно исполнялись с творческой фантазией. Вот тому яркий и даже цветной пример. Однажды на какой-то лекции старшина класса, явно после бурной бессонной ночи, попросту на заднем ряду составил воедино стулья и незаметно для лектора улёгся там немного вздремнуть под прикрытием стола и всей аудитории. Лекция видать была не очень интересной, ибо на заднем ряду, как раз около безмятежно спящего старшины была отмечена некая активизация деятельности некоторых курсантов. Лекция закончилась. Все спокойно и чинно вышли на построение, ну а хорошо выспавшийся старшина широко и сладко позёвывая в голос, распугивая местных стрижей, радостно повел свой класс от учебного корпуса в роту как раз мимо дежурного по училищу, которому по непреложной традиции все взвода должны были отдавать честь, переходя на строевой шаг, громко чеканя по асфальту парадным строем. И вот поравнявшись с дежурным, старшина подает команду:
- Класс!
По этой команде весь класс переходит с походного на парадный шаг, четко и громко печатая по асфальту. Старшина подносит «лапу к уху». В ответ дежурный по училищу тоже принимает горделиво-строевую стойку, радостно подносит свою лапу к своему уху и восторженно начинает принимать торжественное прохождение очередной парадной коробки мимо себя, вдохновенно оглядывая ладных живых солдатиков. И тут его преисполненное строевой эйфорией лицо вдруг искажается гримасой непонимания и искреннего разочарования, замешанного на сумеречном состоянии души.
- Вольно! – обречённо командует он.
- Вольно! – всё ещё радостно командует выспавшийся старшина класса и собирается следовать дальше, как дежурный по системе приказывает немедленно остановить строй и тут же подзывает старшину к себе.
- Что у вас с бляхой, товарищ старшина? – с грустным видом он тыкает пальцем в бляху старшины класса. Тот опускает взгляд и, присвистнув негромко произносит:
- Вот же бляха – муха. Гады.
Яркая начищенная бляха старшины сейчас выглядит особенно изысканно, креативно и немного вычурното. Якорь на его бляхе аккуратно окрашен в свежий изумрудный цвет, а пятиконечная звезда вызывающе и горделиво краснеет революционным кумачом. И вся эта композиция таинственно затихла на ультрамариновом фоне. Оказалось, пока старшина безмятежно набирался сил, лёжа на спине, его собратья решили приукрасить один из элементов его формы простой гуашью, найденной в одном из шкафов лекционной аудитории…
Кстати, на той лекции досталось ещё одному крепко спавшему собрату, когда ему умудрились незаметно даже разрисовать зелёной гуашью нос, а он это заметил только по возвращении в роту, когда увидел себя в умывальнике в зеркале таким красивым и зелёно-носым.
А вот другому товарищу заснувшему на самоподготовке на задней парте однажды в приоткрытый его рот вставили… нет не подумайте ничего плохого. Просто угостили его спящего кусочком шоколадки фабрики с символичным названием «Рот фронт». А он прямо во сне её неспеша сжевал и даже причмокивал ещё… Ну правда он потом в умывальнике долго приглядывался к своим губам, обмазанным чем-то подозрительно тёмно-коричневым, тщательно прислушиваясь к своим вкусовым рецепторам…
А вот когда с нами не только учился, но и спал в одном кубрике один срочник – гораздо старше нас, то это для нас была настоящая вешалка почти каждую ночь. Звали его Волоха. И вот почти каждую ночь он не храпел. Вовсе нет! Он рычал! И рычал так, что иногда даже дежурный по роте в испуге прибегал к нам в кубрик и пытался растормошить храпящего. Но Волоха спал просто мертвецким сном радостно присвистывая и урча во сне. Конечно же, когда он спал, вокруг него не спало ничего. Ну, а спать нам всем хотелось, и даже очень. А чтобы прервать волохин храп хотя бы на несколько минут, его надо было либо растормошить, либо потрясти коечку на которой он спал, но для этого же надо выползти из-под тёплого одеяла и, шлепая по студёному паркетному полу босыми ногами, растормошить истерично-храпящего Волоху. А не проще ли швырнуть в него – спящего и храпящего каким-нибудь тяжелым предметом? Конечно же проще! И в него периодически по очереди швыряли тяжелыми флотскими ботинками, в просторечии называемые «гадами». Швыряли всю ночь… Наступало утро и по подъему многие устремлялись прямо к волохиной койке, возле которой лежало уже несколько пар обуви. А Вовка недоумённо и испуганно смотрел на решительно приближающимся к нему заспанным курсантам. А потом с удивлением разглядывал на стенке кремового окраса, у которой находилась его коечка, множество черных полос напоминавших треки элементарных заряженных частиц в камере Вильсона, оставленных резиновыми подошвами множества ботинок после очередного ночного налёта на позицию акустически-активного сокурсника…
А вот с одним командиром отделения (со старшего – третьего курса) однажды случилось страшная неприятность. Ну, был он не то что зловредным, а слегка въедливым и неприлично деревянным. И была у этого сурового командира одна непростительная слабость. Любил он по вечерам не аккуратно и спокойно укладываться к себе в коечку, а с разбегу да со всего лёта разнузданно так плюхаться на своё спальное место. При этом койка от внезапного удара вибрировала, скрипела и пронзительно стонала всеми своими пружинами. За этими его затяжными прыжками наблюдали все не то с завистью, не то со скрытым восхищением. Вот мол – наш парашютист пришёл. Но это длилось не так уж и долго. Как-то раз двое его приятелей – тоже командиры соседних отделений - в один из хмурых и томных вечеров с особой тщательностью и братской заботой подложили баночку под койку прыгуна как раз в том месте, где у того товарища должен был находиться мозжечок…ой простите копчик. Ну и тот, конечно же, ничего не подозревая, влетел в кубрик и со всего разбега как обычно бросился спиной в свою люлю. Трещало, крушилось, лопалось, дробилось очень страшно и громко. А потом правда ещё громче и продолжительнее из того угла материлось на всю округу воплями насмерть раненого Минотавра. Этот ужас все обитатели нашего кубрика стойко и молча пережили, истово крестясь под одеялами, но зато с той поры наш командир отделения как то внезапно прекратил свои затяжные прыжки на койку, да и вообще после этого возненавидел парашютный спорт.
Но вот про одну хитрость и уловку, связанную со сном я хочу рассказать особо, потому как она произошла именно со мной. Почему это получилось? Да потому что, во-первых я случайно обнаружил в одном из полумрачных закоулков нашего подвала полуубитую и полураздраконенную коечку с безвольно висящими крючками и шайбами, из которых и состоял панцирь любой армейской уставной койки. Во-вторых, однокашники все без исключения были порядочными и беззлобными. В третьих – потому что мы в то время уже были на третьем курсе и жёсткого контроля за олимпийцами на утренней физзарядке уже не было.
Короче говоря, моё спальное место было на втором ярусе. В один из вечеров, набрав от донорской подвальной койки необходимое количество крючков и шайб и прихватив из ротной баталерки мощные пассатижи, я принялся за претворение в жизнь своей авантюры. Вскоре моя койка напоминала уже не туго натянутый, словно струны теннисной ракетки спальный прямоугольник, а этакий корабельный старый гамак времён парусного флота. На дно этого гамака были уложены постельные принадлежности, а синее одеяло туго натягивалось, таким образом, создавая иллюзию обыкновенной стандартной уставной заправленной койки. Самая хитрость как раз начиналась утром в 6 часов 50 минут, когда дежурный по роте заходил в кубрик и включал верхний свет. При этом как обычно все курсанты с недовольным ворчанием под пронзительный скрип панцирных коек накрывались плотными одеялами с головой, стараясь досмотреть последнюю серию своего сна. Я же в свою очередь быстренько выскакивал из койки. Также быстро её заправлял и туго натягивал верхнее одеяло. Потом аккуратно вползал ужиком в этот упакованный конверт, быстро и бесшумно взбивал подушку и уложив её себе на голову замирал в своем логове. Раздавалась команда "Подъём" и все мои однокашники недовольно ропча одевались и уходили на зарядку. Никто так и не заметил моей метаморфозы или, скорее всего, сделали вид, ожидая, чем это закончится. В первое утро я так и не заснул, а лежал напряженным и абсолютно неподвижным, прислушиваясь к шорохам и звукам в опустевшей роте. Оказывается, что в пустой роте гораздо больше шума и шороха, нежели, когда она заполнена её обитателями. Когда все вернулись с зарядки обратно в кубрик, то я спокойно вылез из конверта, поправил одеяло и слегка поскрипывая позвоночником направился в умывальник. На второй день процедура повторилась. И я к своей искренней досаде снова не смог заснуть, ожидая или прихвата или провала моей затеи. Но в этот раз обстановка несколько обострилась ибо в период зарядки к нам в кубрик с проверкой зашел дежурный по факультету. Судя по шагам, он неспеша прошёл вглубь кубрика, осмотрел опустевшее помещение и, ничего не сказав, молча вышел в сопровождении такого же молчаливого дежурного по роте. И никто даже не услышал моего громкого, словно набат, стука сердца. Уфф… Пронесло. Опять все мои товарищи вернулись с зарядки, и я опять выбрался из своего конверта и, кривясь от постоянной ноющей боли в спине пошёл заниматься утренним омовением. На обеденном перерыве я всё же не выдержал и, снова овладев пассатижами, разобрал к чёртовой бабушке этот проклятущий гамак. Тут никаких ни нервов, ни здоровья не хватит на подобный авантюризм. Так что мне удалось почти безболезненно выйти из этой щекотливой затеи абсолютно сухим и с незапятнанной репутацией. И в этом сыграли только два жизненно важных фактора. Во-первых – попросту совесть заела. Ну не мог я спокойно лежать, когда знаешь, что в это время твои однокашники нарезают вялой трусцой дистанцию вокруг строевого плаца. Ну а во-вторых – действительно резко пошатнувшееся здоровье. Из-за этого импровизированного гамака осанка резко меняется, и потом ты целый день ходишь сутулым и скрюченным, скрипя затёкшим и запотевшим за ночь позвоночником. Так что утром следующего дня я был самым счастливым человеком, если не на Земле, то уж точно в нашей системе, когда мог не только сладко выспаться на жёсткой койке, но и спокойно бежать лёгкой трусцой вместе со всеми и при этом абсолютно не скрипя суставами и позвоночником.
Конечно же, всяких приколов и глупостей со спящими было немало. И, конечно же, за сон на лекции преподаватели нас наказывали и нещадно карали. И поэтому ко второму курсу у каждого уже была своя метода, как надо правильно спать на лекциях, чтобы тебя не запасли. На руке или на боку спать очень неудобно и непрактично - затекает абсолютно всё, да потом ещё и лицо долго носит следы подтёков и шрамов. Но был найден один верный способ уснуть без последствий – на край стола аккуратно укладывается либо пилотка, либо шапка пирожком. Немного отдвигаешься назад. Руки обхватываешь за локти и кладёшь их себе на колени, а подбородок укладываешь на импровизированную подушку. И таким образом лицо заснувшего на лекции всегда остается без шрамов. Ибо ведь так или иначе каждая встреча с богом Морфеем в неурочный час всегда сопряжена с многочисленными шрамами на лице и затекшими конечностями. А тут в позе эмбриона с максимальной экономией энергии и закрытым ртом обеспечивается сто процентное исключение храпа и постоянная бодрость действий в результате внезапного пробуждения.
Так что всё равно, так или иначе, каждый курсант хоть один раз, но всё-таки засыпал на лекции. Ой! Нет! Я вас обманул. У нас в классе учился отличник - Серёга Ветров, вот который ни разу за все пять лет так и не умудрился заснуть ни на одной лекции, и поэтому все его конспекты непременно пользовались у нас в классе, да и в роте особой заслуженной популярностью. Так что я ещё раз с удовольствием повторюсь - в нашей системе учились только уникальные и особенные курсанты… Только уникальность и особенность у каждого была своя…
© Алексей Сафронкин 2021
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.
