Генуя жила морем. Пенила его бесконечный простор хищными килями боевых кораблей. Отправляла к ближним и дальним берегам вереницы пузатых торговых судов. Заставляла посланцев заморских держав замирать в немом почтении при виде своего могучего и великолепного порта.
Именно море сделало Геную образца XVII века процветающей передовой республикой. Постепенно превратило Лигурию, эту вечную провинцию античного мира, в финансовый центр Европы. Обеспечило невиданный взлёт науки и искусства. А затем обрекло эту «новую Атлантиду» Старого Света на скорый и драматичный уход со сцены Истории.
Впрочем, до развязки этой драмы остаётся ещё добрых два столетия. Пока что перед нашим мысленным взором Генуя в самом «расцвете сил», образца XVII века. Город-государство, чьи правящие кланы, непрерывно «грызущиеся» за влияние и престиж, накопили фантастические богатства. А что может быть нагляднее и престижнее, чем визуальное воплощение своего достатка? Вот потому-то и принялись возноситься к ясному средиземноморскому небу башни и шпили резиденций, дворцов и усадеб. А что это за резиденция генуэзского правителя, аристократа и купца, если её стены не ломятся от обилия бесценных картин, статуй, фресок? Без множества прекрасных полотен именитых мастеров таковая не могла считаться полноценной.
Впрочем, не следует сводить феномен генуэзского искусства исключительно к финансовой стороне вопроса. Обширная морская торговля, влекущая за собою широту взглядов и интенсивный культурный обмен, обогатила культурную среду Генуэзской республики. Предопределила сложность и разнообразие методов и средств самовыражения. Подтолкнула художников к самостоятельному выходу за рамки классицизма.
Выражаясь метафорически, в самом начале XVII века корабль генуэзской живописи сошёл со стапелей классицизма и устремился в прекрасное и бурное море под названием Барокко. Ветром вдохновения, что наполнял его паруса, был революционный подход к репрезентации. Проще говоря, художники решились на более субъективное, но и более выразительное понимание и воплощения реальности на своих полотнах. А путеводными звёздами, что помогали им не терять нарративных и эстетических ориентиров на просторах творческих присков, были работы последователей Рубенса и Караваджо.
Сам Рубенс никогда не жил в Генуе, но несколько раз посещал республику (между 1604 и 1607 годами), работая над алтарями иезуитов. И, конечно же, создавая свои знаменитые портреты. Три из них — для семейства Джованни Карло Дориа.
Та смелость, с которой великий живописец сочетал мощь натурализма Караваджо и античный динамизм венецианцев, по-настоящему вдохновила генуэзских мастеров. Рубенс стремился запечатлевать единство движения и формы, мимолётности времени и глубины чувства, тем самым на сто лет вперёд покорив воображение художников-лигурийцев.
Впрочем, были в Генуе и те мастера, которым претило чрезмерное культурное влияние извне. Бернардо Кастелло, (считающийся ведущим художником Генуи 1580-х и 1590-х годов) и Джованни Баттиста Пагги были стилистическими антиподами, но разделяли тревогу по поводу безостановочного «импорта идей». Работы консервативного Кастелло отличались размеренной повествовательностью и акцентом на длительный диалог с воображением зрителя.
В свою очередь, импульсивный стиль Пагги был призван «с ходу» разбудить наши чувства, формируя более личное и намного более однозначное отношение наблюдателя к происходящему на полотне.
При поддержке аристократии Джованни Карло Дориа Пагги основал академию Дисеньо, которую посещали самые многообещающие художники нового поколения.
Ну и конечно же наш рассказ о генуэзском барокко был бы неполон без упоминания имени Энтони ван Дейка. «Главного фламандца» Республики.
Под влиянием его полотен Доменико Фиаселла, Лучано Борцоне, Джованни Андреа Де Феррари и Джованни Баттиста Карлоне начали создавать работы, основанные на общем восприятии реальности, а не на передаче конкретных её деталей. Сосредоточились на структуре композиции и артикуляции её ключевых аспектов, на уникальности палитры и широте мазка.
С момента своего прибытия в Геную (в 1623 году) Ван Дейк буквально «доминировал» в мире портретной живописи республики, написав в общей сложности около 100 портретов.
Ну а самым заметным генуэзским художником, сосредоточившись на голландском влиянии, был Синибальдо Скорца. Обширная коллекция его работ включает в себя некоторые из самых ранних генуэзских офортов. Скорца великолепно изображал животных. Как местных домашних питомцев, так экзотические виды, включая страусов, львов и леопардов. Порою эти рисунки были всего лишь подготовительными этюдами к картинам на библейские или мифологические сюжеты, но куда чаще это были вполне самостоятельные произведения.
Такое органичное и равноправное сосуществование «родных» и чужих идей оказалось на редкость удачным. Генуэзская школа живописи стала допускать широчайший диапазон стилистических возможностей. К примеру, многие её представители «взяли на вооружение» маньеризм Рафаэля. Отходя от предельно простых и эмоционально нейтральных выразительных средств позднего Ренессанса, они искали свой стиль в сочетаниях причудливости с элегантностью; напряжённой позы с плавностью движений своих героев; интуитивно понятного сюжета картины с необычными ракурсами и цветами.
К середине столетия генуэзский «союз идей» приобрёл более-менее выраженные стилистические черты. Если формулировать совсем уж кратко и обобщённо, то «в тренде» была фигуративность, заряженная эмоциями. Логичные композиции с изящной и продуманной перспективой заполнились динамичными сюжетами, зовущими наблюдателя размышлять и сопереживать. Жанровые сюжеты всё чаще обращались к зрителю как к некоему «третейскому судье», ставя смысл и настроение полотна в зависимость от его мнения. Это сегодня каждый из нас считает себя Личностью с Мнением наперевес. А вот для постцерковной нравоучительной традиции Высокого Возрождения, всё ещё актуальной в ту пору, подобные вольности были немыслимы. Воистину, наступала новая эра изобразительного искусства!
Так продолжалось больше ста лет. Увы, в начале XVIII века генуэзская живопись начала претерпевать кардинальные изменения. Усилилось влияние Рима с его вечными духовными исканиями и подчёркнутым натурализмом. Да и прочие живописные школы не отставали, то и дело «перехватывая» инициативу. Мода на картины французских мастеров вернула интерес общества к портретам и пейзажам. Разумеется, само по себе это явление никакой угрозы местному барокко не несло. Зато «тренд» на идеализированное изображение человека и природы, а в ещё большей степени — на возвращение к «традиционному», классическому пониманию такой красоты — нанесло ему сильнейший удар. Самобытность и экстравагантность генуэзской живописи всё сильнее вытеснялись в сферу дизайна интерьеров и декоративного искусства. Становились уделом «провинциальной» жанровой живописи, резьбы по дереву и прочей росписи.
К середине XVIII века генуэзская школа как культурный феномен приказала долго жить. И вскоре финальную точку в её самостоятельном существовании поставит вторжение Наполеона. И в память о былом могуществе останется лишь прекрасная архитектура, неповторимо самобытная живопись да вечный шум моря.
