А будущего не было. Ну совсем. У нашего общего праиндоевропейского предка форма этого времени отсутствовала как класс. Поэтому каждый из современных индоевропейских языков должен был как-то выкручиваться самостоятельно, из-за чего стало всё сложно.
Ну если честно, не совсем самостоятельно. Есть признаки, что сначала языки массово пытались использовать для будущего времени особую форму глагола, которая обозначала желательное или ожидаемое действие. В принципе логично. Если мы ждем какого-то события или представляем его возможным, то очевидно оно в нашем сознании связывается с будущим временем. У меня трёхлетняя дочь так делает: вместо «я пойду гулять» выражается «хоть бы я пошла гулять!» Не знаю, зачем так говорит она, а вот древние греки, римляне, ирландцы, да и славяне тоже использовали конъюнктив (ту самую желательную форму) в функции будущего времени. Правда что-то не срослось, и от него остались одни осколки. В древнерусском языке, например, такой осколок – причастие бышѧ – ‘тот, который будет’, ‘будущий’ (последняя буква называется «Юс малый» и звучит как «А» в исполнении человека с сильно заложенным носом). Ещё в паре рукописей попадалось близкое ему слово «събышѫщасѧ» – ‘тот, который сбудется’. Но увы, это всё.
Впрочем, кое-где древняя форма будущего времени смогла удержаться. Например в нежно любимом всеми санскрите. А ещё, внезапно, в литовском языке. Древние диалекты, из которых выросли индоиранские и балтийские языки, сохранили старый способ и им практически не пришлось извращаться, придумывая новые формы будущего. А вот нашему пришлось.
Сначала древние славяне особо не заморачивались. Ну нет будущего и нет. Проблем-то. Будущее так стремительно превращается в настоящее, что можно спокойно брать глаголы настоящего времени и говорить о том, что когда-то совершится, как о происходящем прямо сейчас. Мужик сказал – мужик сделал, зачем для этих событий какие-то разные времена. Поэтому «иду на вы» спокойно могло обозначать ‘пойду на вас’, а «потом ешь и пьёшь» – ‘потом ты будешь есть и пить’. Впрочем мы и сейчас вполне себе используем формы настоящего в значении будущего, и точно так же можем сказать «завтра я работаю, а послезавтра иду в кино». Но есть нюанс – у нас есть выбор, а у предков его особо не было.
Кстати, забавный факт. В то время, когда древние славяне использовали одну форму для настоящего и будущего времени, как раз развивалась категория вида. Ну это про то, что одни глаголы отвечают на вопрос «что делать?», а другие – «что сделать?» И таки эта одна форма так для них всех и осталась, просто поделилась по временам. Поэтому у глаголов совершенного вида есть только простая форма будущего, но вообще нет настоящего: «сделал – ? – сделаю», «написал – ? – напишу». А у глаголов несовершенного есть форма настоящего, зато будущее делается через ж… посредством вспомогательного глагола: «делал – делаю – буду делать», «писал – пишу – буду писать». Исторически будущее глаголов совершенного вида и настоящее глаголов несовершенного – это одна и та же форма настоящего-будущего, просто так вот разделилась.
Однако вернёмся к древним русичам и их непростым отношениям с будущим временем. Жизнь штука сложная, и отличать в ней то, что делается сейчас от того, что планируется когда-то, всё же хочется, поэтому славяне пошли по тому же пути, который избрали многие их родственники по праиндоевропейскому языку – стали использовать описательные конструкции со всякими вспомогательными словами, обозначающими желание, возможность и всё такое. Самыми распространёнными такими словами были «начать», «хотеть», «иметь», «стать», и «быть».
Вроде решился вопрос – да вот беда, все эти вспомогательные глаголы не создавали чистого будущего времени, а добавляли какой-то смысл от себя. Слово «иметь», например, добавляло оттенок неизбежности: «имею тебя победити» – ‘я тебя побеж… побед… в общем, никто тебе не поможет’. Слова «начати/почати» указывали на то, что раньше этого действия не было или оно находится на своём раннем этапе осуществления: «ненавидети тебя начнут» – то есть раньше не ненавидели. Слово «хотеть» соответственно сохраняло значение желательности действия, что порождало довольно странный смысл во фразах типа «хочет идти дождь». Гораздо лучше было бы, если б появилось какое-то одно универсальное слово, потерявшее все свои оттенки значения, кроме указания на будущее время, правда? И веку примерно к 18 таким специальным охолощенным словом стало «быть». А в украинском, например, в этой роли осталось ещё и «иметь», которое к тому же потеряло право стоять отдельно и стало присоединяться к основному глаголу как какой-нибудь суффикс: куплятИМУ, говоритИМЕ.
И на этом можно было бы закончить, но надо не забыть ещё об одной форме будущего, которая исчезла из русского почти бесследно. Те, кто ещё помнит английский, могут соотнести её с future perfect continuous. Образовывалось оно примерно так же – вспомогательный глагол в будущем времени плюс причастие. Только в английском это причастия на суффикс -ing, а у нас – на -л-, уже знакомые нам по прошедiему времени. Выглядело оно как «буду писал» и обозначало ‘я буду пишущим к тому моменту как произойдёт что-то ещё». Называлось оно преждебудущим и обозначало действие в будущем, предшествующее другому событию. Впрочем, с этим преждебудущим не всё так просто. Иногда его форму использовали не столько для обозначения времени, сколько чтобы обозначить условие для того, чтобы какое-то действие стало возможным – и тогда вообще непонятно, время ли это. В общем от него, как и от прочих лишних сложностей, избавились примерно в 16-17 веках.
А у нас после всех этих перипетий сформировалось две формы будущего времени. Простая форма, которая когда-то была настоящим-будущим временем глаголов совершенного вида. И сложная, специально для несовершенного вида, выросшая из свободного сочетания глаголов, один из которых лишился самостоятельности и стал просто показателем времени. Впрочем, богатство языка этим не ограничивается, и технически мы можем использовать для указания на действия, которые когда-либо совершатся, формы любого времени: и прошедшего ("ну я пошёл") и настоящего ("завтра мы идём в кино"). Но это уже тема для отдельного разговора.
Автор - Виолетта Хайдарова
