А стоит ли приносить себя в жертву для блага детей?
Прототипом героини рассказа, который по частям я буду публиковать на своем канале, является одна знакомая мне, пожилая женщина, очень несчастная в конце своей жизни.
Почему так все произошло? Кто виноват? Где она сделала ошибку? Почему же так несправедливо распорядилась судьба? - Размышляя над этими, и другими вопросами, я написала этот рассказ - повествование.
Что нужно человеку в преклонном возрасте? Признание, уважение, любовь и покой. Родители это заслуживают просто потому, что дали жизнь детям, заботились о них, любили, как умели.
Даже не об одиночестве, - мы все одиноки так или иначе, а об неустроенной старости, с которой очень часто сталкиваешься.
Без гнезда. (рассказ)
Часть 1. Ссылки на продолжение в конце текста.
"Куда мне деться? Что предпринять? Я как одинокая птица без гнезда. Нахохлившись, сидит она на голой, сухой ветке. Оставаться тошно... а куда полететь?" (Тургенев. Без гнезда).
Сын привел Фаину в контору, там за столом сидела строгая служащая в блузке стального цвета и в черном суконном жилете, волосы цвета вороного крыла, гладко зачесанные.
Фаина спросила:
- Можно меня взять?
- Вы что женщина, у нас очередь, знаете какая.
- Поставьте и меня на очередь.
- Мы с улицы не берем. … Нет приема. Я вам объясняю. … Ходят тут ... Спасли бы хоть птицу. – Последнюю фразу Фаина услышала уже, закрывая за собой дверь.
Это был, наверное, сон...
***
Фаина давно уже лежит в постели с открытыми глазами. В комнате серо, и кажется, что холодно от утреннего серого света. Слышно, как дворник чистит подмерзший за ночь снег на тротуаре.
Вставать, не вставать? Сын вчера приходил, теперь несколько дней никого не будет.
Зачем вставать? Для чего? И для кого? Никому не надо. Да что уж там, если меня и совсем не станет, всем только лучше будет. Найдут через несколько дней остывшее тело.
Не хотелось шевелить ни ногой, ни рукой. Вообще ничего не хотелось. Она лежала и смотрела в окно. За окном рябина, снег на ветках улегся белыми лисами, птицы клюют яркие ягоды.
- Рябина красивая. - Думала Фаина. Она знала об этом из прошлой жизни. Всегда раньше любовалась рябиной, в любое время года. В описаниях друидов она еще значится, как «плодоносная». - И я была красива, здорова и плодовита, и родила троих детей.
Фаина пришла в дом к вдовцу. Жена его угасла быстро, за полгода. В родинке на шее носила свою погибель. Травмировала нечаянно эту родинку, и вместо того, чтобы срочно поехать в город, - ребенок, работа, то да се, - стала делать какие-то примочки. Умерла, оставив Николаю маленькую дочку Валечку – свою копию.
Фаине всегда казалось, что никогда Николай не любил ее так, как свою первую жену. Но она могла обходиться без страстей. У них родились сыновья. Одного, еще младенцем, унесла какая-то свирепая инфекция. Троих детей вырастили: дочь и два сына.
Птицы вспархивают, прыгают с ветки на ветку, снег осыпается чайной содой. Пройдет дождь, и вымоет все начисто. Но это весной.
Налетела стайка воробьев и вспугнула снегирей. Снегири крупные, толстенькие, но в меньшинстве. Улетели, не стали связываться с этой чирикающей сворой.
Там, возле дома, в котором Фаина прожила полжизни, тоже была рябина и снегири зимой, круглые, крупные и розовые, как плоды из их осеннего сада.
Она смотрела на птиц и думала, что вот, одна из них сейчас постучится к ней в окно. И скажет: пора.
И хорошо. - Думала Фаина. - Ведь сама уже пыталась однажды уйти из жизни. Но не так все. Не то средство выбрала. Спонтанно все получилось, непродуманно.
Поместили в психбольницу, лучше было умереть, … лучше не вспоминать.
Сыны! Орлики мои. Правда, они больше походили на грачей: смуглые, со смоляными волосами и черными блестящими глазами. И носы у них – внушительные клювы, как у грачей, и как у Николая.
Коля, как он любил ребят. Он даже чувствовал иногда их сильней, чем Фаина. Она то всегда была несколько флегматична: спокойная, ровная, без всплеска эмоций.
Однажды Коля спас маленького Петю.
Фаина прибирала в доме. Подоткнув подол платья, босиком домывала пол в сенцах, когда Николай пришел на обед.
- А где ж детвора, где Валя и Сашка? Гуляют?
- Да, бегают где-то на улице.
- А Петька, что ж, спит? - И направился по чистому полу к детской, где спал младший сынок.
- Да не ходи. Разбудишь … Иди мой руки, и обедать давай.
Но муж все-таки приоткрыл дверь, и тут же кинулся в комнату.
Петя проснулся, не подав голоса, просунул голову в ячейку сетки, которой была обвязана кроватка. Раньше детские кроватки были железными, как, впрочем, и «взрослые», и боковую сторону оплетали шпагатом, чтобы ребенок не упал. Петя был четвертым ребенком в семье, в этой кроватке до него спали Валя, Саша … Сетка была уже растянутой. И Петя умудрился как-то всунуть голову, потом, видимо, пытался вытянуть ее обратно. Николай увидел сына уже задыхающегося, с пеной у рта.
Рядом с домом стройка. Шум.
Жильцов из этих старых, кирпичных и деревянных домов давно должны были расселить в новые благоустроенные квартиры. Жилье было признано аварийным. Обещали, обещали, да и забыли. Теперь же, когда люди своими силами и на свои средства заменили трубы и кровлю, теперь решили выполнить давно постановленное. Кому-то срочно понадобилась эта земля в центре города. А стариков, которые здесь прожили всю жизнь, их теперь в новые кварталы, месить грязь, привыкать к верхним этажам и лифту, на окраины города, где и до поликлиники им самим, без помощи, не добраться …
Вытесняют, сносят старые, крепкие кирпичные дома и деревянные постройки, возводят бетонные небоскребы.
Кран строительный заваливается…. Аааа. Прямо на наш дом сейчас упадет, ааа скрипит, валится, сейчас раздавит и конец.
Фаина села в кровати. Сердце трепещется в груди. Что это?
Ворона взгромоздилась на раструб антенны за окном, и антенна под тяжестью большой птицы качалась из стороны в сторону: скрип-скрип, скрып-скрып.
Ворона смотрела на мелких суетливых птиц, а тут вздрогнула от резкого движения за окном, внутри комнаты, напряглась, приготовившись взлететь, но замерла, воззрившись одним глазом на Фаину.
- Что, птица? Пора? Ты за мной? – Фаина снова легла на подушки и, не отрываясь, наблюдала за вороной. - Да это же строгая чиновница из конторы!
Фаина стала молиться, чтобы не сейчас, не сегодня. И не так. Что-то она еще не сделала. Что-то… Что?
Раньше ведь и не думала ни о чем, жила себе и жила, уйду, так уйду, и сама смалодушничала, а потом вдруг страшно стало, и покрестилась уже почти в шестьдесят лет. И дети были не крещены, и мы с Коленькой не венчаны. Батюшка сказал: "В блуде рожали детей". Ох, грехи наши…
Вчера сын приходил, принес что-то из продуктов. Сегодня ждать некого. С неделю можно никого не ждать. Через пару дней позвонит сын, дней через пять придет навестить. Лежу одна, за закрытой дверью.
Мы не знаем, что за этой дверью, а что за той. Нам и не хочется об этом знать. Этажей много, дверей много, за ними люди. У нас просыпается жуткий интерес, когда уже произошла какая-то трагедия. И мы любопытствуем: А что? А как? Да как же могло такое произойти, как допустили?
Вот в этой квартире прекрасный парень, который очень любит свою маму и самоотверженно ухаживает за ней, лежачей больной, уже два года, бросив все свои молодые дела. А в этой, отчим развращает падчерицу, она боится рассказать матери, а мать отмахивается от догадок, не хочет верить. А в той, озверевший сын - алкоголик регулярно поколачивает старушку-мать, забирает у нее пенсию, и выгоняет из дома, и она сидит до поздней ночи на лавочке. А мы, проходя мимо, здороваемся с ней, и думаем, что это она гуляет перед сном, дышит воздухом.
Разве, везде счастье?
Мы не знаем, жены, дети, престарелые родители молчат, пока мы не узнаем из новостей о бытовых убийствах, об издевательствах над ребенком.
А когда слышим крики за какой-то дверью, не решаемся вмешиваться, потому, что чужая семья - потемки, и мало ли, что бывает. Да и бесполезно, полиция не посчитает необходимым выезжать на семейные разборки, или не станет заводить дела, или сама жертва будет защищать своего тирана.
Комнату эту Фаине снял сын. Здесь, в этом районе подешевле. Пенсию забирал. Сам приносил продукты и лекарства.
Полгода назад у нее случился инсульт. В больнице долго не стали держать, отлеживалась у сына. Но, как только смогла вставать, себя обслуживать, так сын снова перевез ее сюда.
Спасибо, хоть не определил в дом престарелых, или того хуже, в психоневрологический диспансер. Там сразу расценят, как рецидив. А что я? Сумасшедшая?! Я знаю, они думают.
Не нравится, что молчу. А о чем говорить? Дети взрослые и чужие. Я уже ничем не могу быть им полезна. А сама по себе, я им совершенно неинтересна.
И всегда то молчала. Никому не жаловалась. Последние годы почти не разговаривала. Голос у меня тихий, речь монотонная, только морщатся. Я же вижу.
Давно уже живу за закрытой дверью. И в квартире с ними жила, и все так же, за закрытой дверью. Нет у меня на свете ни одного человека, кому можно голову преклонить. Сестра, так у нее своя семья. У нее дети хорошие. Они ее не оставят. Приходит. А уж, как придет, так только душу рвет: почему, да как же это так? Я бы и сама хотела знать, почему все так? Сын не бросает, и на том спасибо. Но я для него только лишняя морока, обуза.
А после того случая, когда я таблетки то выпила, все отстранились. И что мне в голову взбрело? Как затмение! Сумасшедшая я для них теперь, умом тронулась.
Для чего то видно, меня задержали на этом свете? Что-то я должна сделать, осмыслить, исправить, может быть. А что? Что я сделала в своей жизни не так?
Фото из общего доступа в интернете. Pixabay
Продолжение:
На моем канале:
Люблю старушек, если они настоящие и не злобные. Мои наблюдения. Навигатор.
Иллюзии и действительность. Три истории, три женские судьбы. Какая ждет старость.
Как стареть. Как стариться? Вот бы как бабушка Ксения.
