РЕПОРТАЖ С ГОРШКОМ В РУКЕ 27
Дорогие читатели!
Приглашаю вас в младшую группу (от 3 до 4 лет) одного не совсем обычного московского детского сада. Вы познакомитесь со всеми её маленькими и такими разными обитателями, а также с воспитателями и другими работниками садика, с родителями и, конечно же, с проблемами. Куда ж без них…
Разумеется, все имена и названия изменены, любые совпадения случайны.
ГОРШКОВ ТОЛИК
Толик – упитанный, гладенький, как яичко, спокойный, даже флегматичный мальчик. Хорошо развитый физически и умственно. Но не ведитесь на ангельскую внешность – ясное личико, распахнутые глаза, губки бантиком. Внешность бывает обманчива. Толик – чудовище.
Причём, с детьми у него конфликтов практически нет. Так, обычные короткие стычки с мальчишками – схватили вдвоём одну машинку, влез перед кем-то без очереди на горку, забросил шапку на шкаф. Обычное баловство.
Когда Анна Яковлевна вышла на работу на второй или третий день, он вежливо обратился к ней во время обеда:
- А можно мне ещё котлету?
Анна Яковлевна посмотрела – котлета съедена и половина гарнира тоже. Она сказала, что сейчас узнает, и пошла на кухню. Нина Ивановна выдала ей лишнюю котлету на блюдечке, и Анна Яковлевна, довольная, принесла её Толику. Поставила перед ним, сказала:
- Кушай! – и погладила по плечу.
Толик подцепил котлету на вилку и ловко швырнул её на середину группы. Сидящие с ним за одним столом Никита и Егор боязливо сжались, боясь поднять глаза. Оба они с удовольствием съели бы добавку котлеты и точно знали, что так делать нельзя. Игорь воскликнул:
- Ты что??.
Толик, улыбаясь, потянулся за компотом.
- Что ты делаешь? – опешила воспитательница. – Разве можно еду бросать? Зачем ты котлету просил? Добавки хотел?
- Нет.
- А зачем?
Толик безмятежно пожал плечами.
Нина Ивановна, согнувшись, прочёсывала пол в группе. Котлету надо было срочно найти, пока кто-нибудь из уже поевших детей не наступил на неё, не поскользнулся, не растоптал по ковру, не растащил на подошвах по всей группе.
На полу котлеты не было. Она стала осматривать столики, кресла, диванчики, подоконники, кресла, игрушки.
Наконец, котлета была обнаружена в кукольной коляске. Нина Ивановна достала котлету, а заодно всё, что лежало в коляске: одеяльце, подушку, матрасик – проверить и постирать, саму куклу – помыть, потому что котлета прилетела прямо ей в лицо, длинные пластмассовые ресницы и щека были в фарше.
Хорошо, хоть ковёр не чистить. Поиски котлеты заняли много времени. А надо было собирать и уносить пустые тарелки, приносить второе тем, кто только расправился с супом. Обед был скомкан.
Толик довольно посмеивался и кушал ложечкой ягодки из компота.
Вечером Анна Яковлевна сообщила об этом вопиющем случае Толиковой маме. Мама безмерно удивилась:
- Толичек, ты, правда, бросил котлету?
- Нет. У меня вообще не было котлеты.
- Как не было?
Толик пожал плечами:
- Мне не дали.
Мама круто развернула разговор:
- Почему моему ребёнку не положили котлету? Вы что себе позволяете? Детей объедаете? Я на вас проверку нашлю! Пусть проверят, сколько тут детям достаётся из того, что им положено!
- Да что вы говорите! – возмутилась Анна Яковлевна. – Как это не положили? Конечно, положили! И он её съел! И попросил добавку!
Вдруг Женя, одевавшаяся с мамой у своего шкафчика, подняла вверх руку:
- Я!.. Я!.. Я всё видела! Я свидетель!
- Что ты видела?
- Толик взял котлету вилкой и бросил! Только это была вторая котлета. А первую он съел.
- Та-а-ак, значит, одним детям еду не докладываете, а других подучиваете вам поддакивать? А ну, пошли!
Толикова мама без церемоний взяла Женю за руку и вместе с ней шагнула в группу.
- Показывай, где ты сидишь!
Женя показала.
- Толик, а ты где?
Толик тоже показал.
Действительно, со своего места Женя отлично видела Толика. Но неожиданное выступление честного свидетеля Жени не возымело никакого действия. Кроме того, что в заявлении, которое мама Толика писала тут же, на шкафчике, появился ещё один абзац про детей, которых приучают покрывать гнусные поступки воспитателей. Мама оставила заявление на охране, и они ушли.
Анна Яковлевна была в шоке. Как же так? Что это сейчас было?
- Да ему, поганцу, не знаешь, что в голову взбредёт, - в сердцах сказала Нина Ивановна, - а мать только ему верит.
Мама Толика была точь-в-точь, как фотография из гламурного журнала – худоба, прямые длинные волосы, макияж, длиннющие ногти со стразами, декольте, короткая шубка из щипаной норки, рукав три четверти, зато сапоги-ботфорты выше колена.
В журнале группы было записано: мама из-под Кривого рога, папа из-под Челябинска. Она – сотрудник банка с ничего не говорящим названием, папа – в каком-то ООО с тоже невразумительным названием, администратор.
То, что мама работает в банке и что у неё новая норковая шубка, повторялось ею ежедневно и во всеуслышание.
- Толичек, осторожнее, у меня же норка!
- Женщина, отодвиньтесь, вы что, не видите, у меня шуба!
- Сейчас, я шубку только сниму и помогу тебе одеться, Толечка!
Мамы тихонько переглядывались и посмеивались. У большинства были шубы – длинные, чтобы гулять с детьми, многие с капюшонами. Чтобы не вспотеть, мамы снимали их и клали сверху на шкафчики. Поскольку места было мало, часто шубы приваливались одна к другой.
- Мамаша, отодвиньте свою шубу, вы что, не видите, на мою норку навалились!
- Я так смотрю, из наших с тобой шуб таких обдергаек можно по четыре штуки выкроить, - тихонько шепнула как-то мама Нины маме Игоря, и обе прыснули.
- У меня шубка новая, вы хоть знаете, сколько такая стоит?
- Восемьдесят тысяч она стоит в «Снежной королеве» у метро. Там на них сейчас как раз скидка и рассрочка. – Спокойно сказала мама Стасика, одетая в длинную норковую шубу с песцовой опушкой по капюшону, бортам, рукавам и подолу.
- Чмок!.. Чмок!.. Ну, всё, пока, Толечка, маме надо торопиться, мне опаздывать нельзя, я же в банке работаю! Ещё по пробкам сейчас ехать! Машин на дорогах – ужас! Куда они все едут?
- Наверное, тоже в банки работать, - предположила мама Сени.
- А вы в метро спуститесь, быстрее будет.
- Куда я в шубе в метро потащусь? Я же в банке работаю, а не в магазине. Будут там об меня обтираться всякие…
- Которые в магазинах работают, - подсказала энергичная мама Егора, одетая в практичный пуховик.
- Ну да. Мне ездить в метро статус не позволяет. В банк нужно приезжать на своём авто.
И поцокала к выходу – шея и вываливающийся из шубы бюст прикрыты только волосами, ляжки между ботфортами и подолом юбки обтянуты чёрной сеткой.
- Интересно, кем она в банке работает? – сказала мама Никиты.
- Да секретаршей, кофе шефу носит, - сказала бабушка Игната. – Сотрудники приличного банка в таком виде на работе не ходят. У нас в министерстве её бы и кофе носить не взяли бы. Очень вульгарно выглядит.
Действительно, мама Толика держала фасон – зимой, в мороз, по снегу на тонких каблуках, придерживая воротник у горла рукой в длинной перчатке. Холодно, небось, да и скользко. Идти далеко, корпус стоит в глубине большого участка, и вход в здание с противоположной стороны. Да и машина вряд ли припаркована прямо у калитки. Однако ж, понты превыше всего.
А ещё постоянная тема – это то, что скоро они купят большую квартиру в новом доме бизнес-класса с подземной парковкой и охраняемым двором. Сейчас они живут в съёмной комнате в коммуналке. И как же презрительно она относится к маме Артёма, которая тоже живёт в коммуналке! Только у Артёма с мамой эта комната своя, и ещё они стоят в очереди на расселение. Но их-то вряд ли переселят в новостройку бизнес-класса с подземной парковкой!
Тихий час. Дети уже уложены, некоторые заснули. Толик лежит, как на пляже – руки за головой, нога на ногу, покачивает ступнёй, что-то напевает. Не громко, но слышно. Некоторые дети не могут заснуть из-за любого звука. Одеяло сбито в ноги.
- Толик, тихо, тихо, видишь, дети уже засыпают! И ты тоже опускай ножки, закрывай глазки, давай, я тебя накрою, и спи!
Всё это тихо, мягко, ласково.
Брыкнул пару раз ногами, одеяло снова сбросил, продолжает петь.
- Толик, ч-ч-ч-ч!.. Хватит петь! Сейчас нужно спать.
- Я не хочу.
- Тогда просто лежи, отдыхай.
- А я не устал.
- Всё равно. Сейчас у нас по режиму тихий час. Лежи тихонечко, думай о чём-нибудь приятном.
Анна Яковлевна снова накрывает его одеялом, подтыкает под бочок, чтобы было уютно. Толик снова сбрасывает одеяло.
- Толик, вот я вечером скажу маме, что ты сам не спал и другим мешал!
- А я скажу, что ты меня кулаком ударила!
- Я? Тебя? Я же тебя пальцем не трогала!
- Да. Кулаком.
Что может сделать в этой ситуации воспитатель? Никаких рычагов воздействия на ребёнка у него нет. А Толик смотрит ясными глазами и улыбается. И напевает. Нервы у него железные, выдержка непрошибаемая. Вот он сейчас запоёт в полный голос, и ничего ему не сделаешь. И он это прекрасно знает.
Вечером мама грозит полицией, демонстративно осматривает сына в поисках синяков от побоев и строчит новое заявление. Воспитательница ударила её сына кулаком за то, что он не мог заснуть.
Зима. Собираются на прогулку. Толик идти гулять не хочет, соответственно, не одевается. Он хочет остаться в группе и играть. Оставить его, естественно, невозможно. Приходится уговаривать и одевать. Он лежит на скамейке, возит маленькую машинку и не делает ни малейших попыток дать себя одеть. Чтобы он не остался напоследок, когда вся группа будет готова, одевают его пораньше. Это стоит массы усилий. Тем более, обращаться с ним приходится, как с тухлым яйцом, чтобы не услышать:
-А-а-а!.. Ты меня об скамейку ударила!.. Ты мне руку вывернула!.. Ты меня за волосы дёрнула!..
Он хорошо говорит, но ко всем взрослым обращается исключительно на «ты». Почти все дети говорят «вы». Некоторые сбиваются с «вы» на «ты», маленькие всё же ещё. Некоторые переходят с «вы» на «ты» в моменты какой-то душевной близости. Толик совершенно явно говорит взрослым «ты» от величайшего презрения.
Ладно, одели его. Все готовы, построились у двери. Вдруг Артёмка говорит:
- А Толик босиком!
Смотрят – точно, стоит в одних колготках.
- Толик, где твои сапоги?
Пожимает плечами. Начинают искать его сапоги. Вся группа толкается и возится у двери. Все потеют. Наконец, сапоги находятся в шкафчике у Стёпы. От шкафчика Толика он далеко. Снова надевают на него сапоги, натягивают резинку штанов на подошву, выходят.
Доходят до входной двери. Толик встаёт в проёме, растопырив руки и ноги и не давая никому пройти. Уговаривают. Измученные дети давят сзади. Скрутить его и выставить на улицу, в чудесный солнечный зимний день, на пушистый снег – нельзя. А то вечером окажется, что Толику сломали руку.
Охранник видит это безобразие, выходит из своего помещения и говорит:
- А ну-ка, парень, дай-ка пройти!
И выходит вместе с ним на крыльцо.
В другой раз он одевается вместе со всеми. Начинает уже обуваться. И обращается к Веронике Эдуардовне:
- Помоги мне надеть сапоги!
Она склоняется к нему, и вдруг он резко, снизу вверх, бьёт её сапогом по лицу! Мокрой грязной рифлёной подошвой с размаху по губам, носу и по глазу! Вероника Эдуардовна хватается за лицо. Ей больно, противно и… стыдно. Это очень унизительно – подмёткой по лицу от маленького обнаглевшего сопляка! Его бы сейчас самого отходить этим сапогом, чтобы неповадно было. Но нельзя. Кипя стыдом и гневом, Вероника Эдуардовна спрашивает:
- Ты что делаешь? За что ты меня ударил? Разве можно бить человека по лицу?
Толик безмятежно подбрасывает в руках сапог, улыбается и открыто смотрит на воспитательницу. А что, разве нельзя? Кто это сказал? Да хоть бы и нельзя. А он вот ударил. И оказывается – можно.
- Я вечером всё расскажу твоей маме, - грозит Вероника Эдуардовна, - твоё поведение просто недопустимо! Пусть она тебя дома накажет.
- А я скажу, что ты меня по голове била.
- Я?.. Тебя?.. Зачем же ты врёшь? Ведь этого не было!
- Била. – Кивая головой, подтверждает Толик. И с удовольствием уточняет: кулаком.
Воспитатели ходят вокруг Толика, как по минному полю. Они устали писать объяснительные записки и объясняться с заведующей. Заведующая знает и Толика, и маму его, и чего стоят её обвинения. Но она и не скрывает, что хочет спокойно доработать до пенсии и что скандалы ей не нужны. Поэтому она успокаивает маму, обещая принять меры, и призывает воспитателей не связываться с Толиком и не провоцировать конфликты с его мамой. Спускает на тормозах. Своих работников не защищает.
Мама эта ещё постоянно подстрекает родителей в групповом чате написать коллективную жалобу на воспитателей и заодно на Нину Ивановну, чтобы убрать их вообще из группы (всех?..). Родители, естественно, не ведутся, маму не поддерживают и не верят, что воспитатели могли сделать с Толиком то, о чём кричит мама. Она их резонно спрашивает:
- А вы там были? Нет. Откуда вы можете знать? А мне мой ребёнок рассказал. Я своему ребёнку верю, а не чужим тёткам, которые друг друга покрывают.
И некоторые родители, например, Прохора, Степаниды, Игната, Никиты уже начинают говорить, что мы ведь, действительно, не видим, что там в группе происходит, всё за закрытыми дверями, не просто же так Толик такие страшные вещи говорит, дыма без огня не бывает. Может, воспитатели не так уж и хороши, как кажутся.
Чего хочет добиться мама таким поведением в группе?
Кого она мечтает вырастить при помощи такого воспитания?
Как работать воспитателям с Толиком?
Дорогие читатели, а вам встречались такие дети, как Толик, и такие мамы?
Дорогие читатели! О том, как проходит жизнь в группе «Дюймовочка», какие ребятишки её посещают и чем необычен детский сад, вы сможете узнать в следующих публикациях.
