Долгожданная книга Степновой вызвала совсем не однозначную реакцию. Мало встретишь произведений, оценки которых разнятся от нуля до высшего балла. И рецензии - от восторженных до ругательных, типа «гадливое чтение».
По правде говоря, сама не могу определиться, понравился ли роман. Старалась не комментировать по ходу чтения/прослушивания, ждала финальной сцены. (В «Женщинах Лазаря» последние страницы на многое заставили закрыть глаза). Прочитала финал несколько раз. И решила, что книга на самом деле сильная, достойная, но точно НЕ МОЯ.
Роман о девятнадцатом веке, о разрушении привычных дворянских устоях, хотя прямо об этом ничего не написано, но атмосфера именно такая. Вымирает дворянство, развивается наука, зарождается предпринимательство и появляется терроризм. Даже последнего в романе уделено внимание. И тут совершенно неожиданно появляется линия Ульяновых. Не самого Владимира Ильича (и это славно!), а старшего брата Александра. Мне показалось, что его фигура - самая спорная, и не только потому, что он чуть ли не единственный исторический персонаж, а потому, что получился каким-то схематичным, как будто нужен был лишь для придания достоверности эпохе.
Мы видим девятнадцатый век с позиции человека XXI века, когда уже многое нам понятно, многое переосмыслено.
Вот холера 30 годов во всей физиологической неприглядности. (Ох, как близко и актуально!)
«Через считанные дни в городе давились холерной рвотой уже 3076 зараженных, и 1311 из них умерли. В иные сутки заболевало до пяти сотен человек. Санкт-Петербург сперва обмяк, обмер в бесполезной уже карантинной удавке, а потом захрипел, задергался – вырываясь, воя, отказываясь умирать. В городе то там, то здесь вспыхивали холерные бунты – твердые, горячие, набухшие до боли, они перекатывались с улицы на улицу, прорываясь дурной, черной кровью. Озверевшие от страха люди набрасывались друг на друга, на полицейских, чиновников и врачей. С особым изуверством преследовали поляков – хотя они, бедолаги, и вовсе уж были ни при чем. Искали отравителей – и, разумеется, находили. Склянка с уксусом, сверток с крахмалом, очки, кокарда, подозрительный нос – этого было довольно, чтобы оказаться забитым до смерти, разорванным на куски.
Быть здоровым в Санкт-Петербурге в ту пору стало едва ли не опаснее, чем больным».
Вот светское общество с его условностями:
«Поздняя беременность перечеркивала всё – и разом. Она была непростительна, словно публичная оплошность. Светской женщине после сорока лет надлежало заниматься благотворительностью, а не любовью. При этом порядочный мужчина в любых годах мог позволить себе иметь любое количество детей – как законных, так и нет».
Наболевший женский вопрос:
«Женщины не получали высшего образования.
Нет, не так.
Женщинам не давали высшего образования.
Может, где-то в другом месте, но не в России – точно. Это было не нужно – ни России, ни женщинам, никому. Он сам так считал, господи. Привык считать. Вовсе не давать женщинам грамоты – да, это была дичь. Несправедливость. Но зачем хотеть большего?»
И Бестужевские курсы:
«Бесстыжевки – вот как их люди звали. И правильно делали. Мейзель широких был взглядов человек, но надругательства над природой не терпел. А эти дуры убивали в себе самое лучшее, женское. Своими руками убивали. Верили, что смогут одолеть эволюцию. Победить само естество.
Словесно-историческое отделение, физико-математическое и специально-математическое. Лекции по математике, физике, химии, ботанике, зоологии, минералогии, кристаллографии, физической географии. Богословие, теория эмпирических знаний. Славянские языки.
Все это не значило ровном счетом ничего, разумеется.
Никаких дипломов курсисткам не полагалось. Ни дипломов, ни экзаменов, ни статуса».
В общем, перед нами предстает достаточно широкая панорама жизни разных слоев общества, как в лучших классических произведениях.
О чем «Сад»?
Точно не о любви. Скорее, о страсти. Постельных сцен у Степновой не бывает, но от этого книги не становятся менее откровенным, и в этом тоже большое мастерство автора. Написать так, чтобы дух захватывало, чтобы щеки алели при чтении, но без пошлости и ненужных подробностей.
«Зашторенный воздух нежно, сильно и сложно пах Наденькой – словно кто-то разлил склянку с самым лучшим, что в ней было. С самым дорогим».
Скорее всего, роман о воспитании, о родительской любви, когда весь мир сужен до нужд и увлечений одного ребенка.
Доктор Мейзель заменил Тусе (Наташе - в честь Ростовой) отца. Живого, надо сказать, отца!Ё Заслонил собой мать. Стал и родителем, и подружкой. Воспитывал, учил, поддерживал, наставлял.
«Суди людей не по сословию, не по достатку, не по намерениям или помыслам. А только по их поступкам. Истинная ценность человека в том, как он поступает, а не как называется».
Вот только результатом всех усилий стал даже не эгоизм или душевная черствость Туси, а какая-то отрешенность от всего, что находилось за пределом мира лошадей. Ибо единственное, что волновало героиню, - конюшня, свой конный завод, новые породы.
Не берусь давать оценку характеру героини. Сложный образ. Не это ли делает ее по-настоящему живой?
Связующее звено или композиционное ядро романа - сад. Описанием сада начинается, гибелью сада, совсем как у Чехова, заканчивается. Здесь не вишни - яблоки, но тоже олицетворяют собой изменение жизни. С той лишь разницей, что у Чехова мы не видим вырубку сада, только слышим стук топора. Здесь же - «грех совершен»:
«Крестьянин перекрестился, махнул своим, и топор длинной солнечной дугой пронесся у него над головой.
Тук.
Дерево вздрогнуло, будто не веря. Вскрикнуло. Захлебнулось.
Швырнуло в небо пригоршню переполошенных, растрепанных, ничего не понимающих птиц.
Яблоки тихим частым дождем посыпались на траву.
Тук. Тук. Тук.
По всему саду задергались беспомощно, как от боли, верхушки живых деревьев».
А стук топора не просто важная деталь. Предвестие смерти. Умирает Борятинская сразу после того, как вырубают сад. А вместе с ней уходит ЭПОХА. Ничего нового? Конечно. Только вот у Степновой не делец Лопахин, чужой в
общем-то человек, сад вырубает - дочь, наследница, к тому же не дождавшаяся смерти матери, для которой сад был чем-то живым.
Впечатления, согласитесь, субъективны. А вот стиль, ЯЗЫК - это то, без чего роман станет ничего не стоящим романчиком. Степнова же красиво работает со словом. Арсенал художественных средств просто впечатляет.
«Она встала, и Радович тотчас встал тоже, учтиво наклонив голову. Он вообще-то был еще голоден и рассчитывал на пирожное. Ему не четырнадцать лет, в конце концов, чтобы ложиться спать голодным в собственном доме.
В собственном.
Чёрта с два!»
Парцелляция да еще и с красной строки, восклицания, эмоциональное вводное «в конце концов» - и перед нами образ Радовича, родовитого, обедневшего, трусоватого, мелочного.
Не буду брать на себя смелость и ставить баллы. Боюсь, это будет совсем необъективно. Повторюсь: написано ОЧЕНЬ ХОРОШО, но произведение не понравилось, мне не был симпатичен ни один герой, я ни кому не сопереживала.
Тяжелый конец. Именно что тяжелый, оставляет какое-то тоскливое чувство безысходности. И дело не в том, что вырубают яблоневый сад (как у Чехова - вишневый), не в смерти героев (тем более что смерти возрастные). Да и в принципе последняя информация о главной героине жизнеутверждающая. Но...
Буду ли советовать читать?
Я еще поразмышляю и над этим вопросом.
«Нет ничего хуже, чем посрамить честь. Страшнее только предать свое Отечество или Государя».
